Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

Марина слушала, и обрывки ее впечатлений превращались в более-менее цельную картину. Уклад, который она не воспринимала, который удивлял и вызывал сопротивление, становился более понятным. Но все равно мало приемлемым.

– Мы никогда не станем тут своими. Теперь уже – ни тут, ни где бы то ни было. Надо с этим смириться и принять как данность. Забудь все – и все начни сначала.

А главное – надейся только на себя. Здесь вообще – каждый за себя. Если бы я знала об этом сразу, ни за что бы сюда не приехала. Тоска… Ну как можно смириться с этим распорядком: в десять вечера они уже спят, как сурки, и не дай бог хлопнуть дверью или включить душ – моментально вызовут полицию. И при этом утром будут приветливо улыбаться тебе в лицо и спрашивать, как дела. Встают в шесть – и тут уж хочешь не хочешь должен просыпаться от их шума. А как они ходят в гости! Вы ходили когда-нибудь в гости?

Марина вспомнила, как полгода назад приятель отца пригласил их на чай, даже приехал за ними на своей машине. Тогда мать собрала хозяевам кучу сувениров, которые они привезли с Украины. Конечно, как водится, не пообедали, надеясь на гостеприимство. Но на небольшом журнальном столике был только чай. На шутливое предложение матери сделать вареники с вишнями (вишен в саду было предостаточно) хозяйка ответила удивленным взглядом.

– Да-да! – подтвердила Регина. – Я тоже долго привыкала к тому, что, идя к кому-нибудь даже на день рождения, нужно хорошенько набить брюхо. Чтобы не урчало. «На чай» – это на чай. «На чай с пирогом» – означает, что будет пирог – и не более того. «На обед» – тоже все четко. Это у нас можно прийти «на чай» – и объесться, обпиться и остаться до утра. Так что, сестренка, выбор у тебя один – либо привыкнуть, либо заработать деньжат и – ноги в руки!

…После этой ночи, проведенной у новой нечаянной подруги, Марина твердо решила: «ноги в руки» – любой ценой! Тем более что новая жизнь открыла ей и новый взгляд на свою семью. Все в ней казалось теперь фальшивым – семейные завтраки, шутки, разговоры, совместные походы в местную рощицу, где каждый отмерял свои шаги на расстоянии от других, поглощенный своими мыслями.

Наблюдательная Регинка, побывав у нее в гостях, поставила точный диагноз – «период распада», как в ядерной физике, сказала она и добавила: «Чернобыль…» Марина не хотела жить в «чернобыле» – поэтому во всем положилась на Регину.

То, что Регина занимается чем-то запретным и тайным, благодаря чему и имеет такое жилье, машину, красивые тряпки и никогда не жалеет денег на хорошую еду, Марине стало понятно сразу. Но когда вопрос встал ребром – «или-или», следовало прояснить все до конца. И Марина прояснила: Регина работает в салоне Уго Тишливца и, поскольку уже имеет там определенную репутацию и кучу постоянных клиентов, занимается еще и кое-какими административными вопросами. О них Регина сказала Марине прямо, без обиняков: она время от времени поставляет в салон «свежак».

– Ты думаешь, почему я остановилась тогда на трассе, – сказала Регина, – из сочувствия к бедной девочке, хромающей в тесных босоножках? Просто увидела в тебе потенциал. Говорю об этом прямо, чтобы не быть сволочью. Выбирать тебе. Не хочешь – не надо. Я же говорила: «или-или». Но это второе «или» – реальная возможность вырваться отсюда, ну, и жить по-человечески. Деньги будешь зарабатывать неплохие, сможешь откладывать. Если будут постоянные клиенты – жить будешь, как у Христа за пазухой. А клиенты у тебя будут – не сомневайся! Здешние женщины ленивые в смысле секса, главным образом, они заняты своей карьерой и к своим мужьям относятся довольно прохладно. В общем, через пару лет переедешь ко мне в Амстердам. Потом, если захочешь, доберешься и до Парижа. А там будет тебе и Сорбонна, и икра с мармеладом. Родителям скажем, что ты устроилась на работу – например, в банк, ходишь на курсы и вообще имеешь кучу важных дел. Будешь приезжать к ним на пару дней отдохнуть. График у нас достаточно свободный. Остальное их не касается. По рукам?

…На удивление, ее новая работа оказалась не такой уж неприятной, как она об этом была наслышана или читала в книгах.

Марине даже показалось, что именно сейчас она испытывает некую гармонию между внутренним и внешним миром – и внутри, и снаружи все было «дерьмо». Как говорила Регинка: «жизнь – дерьмо!» Фальшь и лживость, которые она ощущала, находясь за благочинным семейным столом, были хуже, чем фальшь временных связей. Ведь эти связи возникали на какое-то определенное время, прерывались, забывались и были ей безразличны, а родственные – продолжались до тошноты долго. Проблема заключалась в другом: Марине надоело врать. Более того, она просто мечтала когда-нибудь выйти к завтраку с милой улыбочкой и после глотка замечательного кофе, который обычно готовит мама, произнести речь.

Например, такую: «Уважаемые родители! Вы всегда учили меня говорить правду, честно работать не покладая рук, помогать ближнему и делать добро. И куче другого бреда. И, несмотря на это, завезли меня туда, куда я вас не просила. И бросили на произвол судьбы. Но теперь я все делаю именно так, как вы меня учили, – на собственном примере. А именно: без любви. Ведь есть и пить вместе, спать под одной крышей и проводить выходные в зоопарке – это не всегда является эквивалентом этого чувства…»

А потом она бы встала и ушла. Навсегда.

Но сказать пришлось другое.

И не сказать, а просто взять бумагу и ручку.

«Уважаемые родители! – вывела она неровными буквами, которые уже начала забывать и поэтому они разбегались от ручки, как тараканы. – Я не успеваю заскочить домой, чтобы попрощаться с вами. Но не волнуйтесь: мне нужно срочно ехать в Амстердам…»

Она задумалась. Завтра она действительно отправляется в Амстердам, где ее ждет верная Регинка – она пишет, что тамошняя жизнь веселее, заработки вдвое больше и «даже дерьмо пахнет духами». Окно в мир наконец-то распахнулось!

Но надо доиграть комедию до конца. Конечно, они, родители, не поверят в то, что она тут пишет. Но – и это общеизвестно, как первый ход в шахматной партии! – сделают вид, что поверили.

Это она знала, как дважды два, как ход с Е-2 на Е-4!

Так пусть же к своим басням о собственном доме, машине и прочему бреду добавят в разговорах со своими соседями по пансиону еще и тот замечательный факт, что дочь добилась настоящего успеха.

И Марина продолжила писать так: «Босс отправляет меня на стажировку, как лучшую среди банковских служащих. Думаю, я оправдала все ваши ожидания и теперь, как вы того и хотели, стала человеком мира…»

Ниже дописала несколько фраз с пожеланиями здоровья. Заклеила конверт, написала адрес дома фрау Шульце.

Саня: Гольфы лауры

Наконец-то перерыв.

Саня оставил пиджак на стуле – пусть в случае опоздания имитирует его присутствие в офисе – и поспешил к выходу вместе с коллегами, которые торопились в столовую.

– Ты не с нами? – спросил Диттер.

Саня мотнул головой:

– Жена попросила кое-что купить. Видимо, не успею пообедать. Приятного аппетита!

Хорошо, что сегодня не так уже холодно, как вчера, – можно перебежать через две улицы и в рубашке. Сначала заскочить в магазин («Черт побери!»), выполнить просьбу Сони. Главное, не задумываться о ее сути: жена просила купить флюс – паяльную кислоту для пайки серебра и силикатный клей для, как она объяснила, восстановления «жала паяльника». Все это ему было неприятно, странно, непонятно и очень его раздражало. Но лучше так, чем если бы она все время говорила о возвращении или вспоминала своих львовских подруг! Главное – вовремя пресечь поток этих желаний и воспоминаний, они сейчас ни к чему.