Я. Ты. Мы. Они

— Ну же смелее, мамочка, — шутит акушерка, видя, как я не решаюсь его коснуться, и кладет мою руку на маленькое тельце.

Мамочка. Это тоже что-то новое. Я теперь мама. И слезы катятся по моим щекам. И опять не от счастья. Но и не от горя. Я просто очень боюсь все испортить.

В нашей новой квартире собрались все — я, Сашка, наши родители, бабуля, Алена. Меня с комочком только что привезли из роддома. Он тихо посапывает в своей кроватке. А мы смотрим. Сашка очень серьезен, он внес комочек в дом. Вот как взял на руки при выписке, так и не отпускал. Моя мама уже комочек у него здесь дома забрала, а дальше уже каждый хочет его подержать, посмотреть. А у меня сердце каждый раз делает кульбит в груди, когда его передают с одних рук на другие. Наконец-то бабушка командует, чтобы ребенка оставили в покое. И я не сразу понимаю, что она говорит теперь не обо мне. Пора привыкать, ребенок теперь не я.

Потом мы садимся за праздничный стол, но вот атмосфера явно подкачала. Сидим, молчим. Я с осторожностью разглядываю Черновых-старших. Во мне все еще жива обида за их слова.

Я вижу, что они явно не особо довольны происходящим. Но стараются.

— Что вы решили с именем? — наконец-то протягивает мне ветку перемирия Надежда Викторовна.

— Мам, мы пока не думали, — смущенно отвечает Сашка. Да, имя мы так и не обсуждали.

— Как так? — удивляется бабуля. — Без имени нельзя никак.

— Можно в честь деда, — включается в беседу папа, но я его прерываю.

— Стас, — неуверенно говорю я, и это имя звучит как гром.

— Что? — уточняет Дмитрий Александрович.

— Его зовут Стас, — уже более категорично заявляю я, глядя в Сашины глаза. И не понимаю, что они сейчас мне говорят.

Черновы молчат, пытаясь осмыслить происшедшее.

— Да будет так, — весело заключает мама, не понимая, что происходит вокруг.

Я извиняюсь, и выхожу на кухню.

Следом за мной появляется Сашка. И долго смотрит на меня, своими темными глазами. И опять я ничего не могу прочитать в них.

— Ты против? — осторожно спрашиваю я.

Но он не отвечает. Подходит ко мне и с силой прижимает меня к себе, мне даже больно становится, но я не сопротивляюсь. Он утыкается носом куда-то мне в висок, и шепчет: «Спасибо тебе».

Здравствуй, Станисав Чернов — наше самое правильное решение в этой жизни.

Глава 23

Дети возвращаются уже под вечер, уставшие, но зато довольные и сытые. Не сразу понимаю, с чего это они такие благостные после посещения Черновых-старших, но Ромка поясняет, что приходил папа и возил всех гулять, а потом в пиццерию.

Стас к тому времени уже вполне пришел в себя, поэтому сразу закрывается в комнате с Дамиром и Ромой. Все понятно, у них совещание. Девочки без задних ног валяются перед телевизором, не желая совершать лишних телодвижений. Хорошо же Сашка их там всех умотал!

А мы с Кирюхой пьем чай на кухне. Если честно, мне иногда его очень жаль, в силу возраста он не попадает ни в одну из детских группировок. Старшие братья его в свою тусовку не включают, а с девчонками тому неинтересно. Поэтому ребенок периодически выглядит потерянным и одиноким. В Москве хоть школа спасала, там одноклассники, друзья, секции. А тут сидит и киснет. Надо срочно куда-то его пристраивать, во двор хотя бы почаще выгонять, чтоб друзей нашел. Но ребенок от природы был стеснителен, поэтому это не так легко.

— Как к бабушке с дедушкой сходили?

— Нормально, — тянет Кирюха.

Очень информативно.

— Сильно удивились, когда вы пришли?

— Ну да…

Разболтать младшего сына — это целое искусство.

— Не спросили, откуда вы взялись здесь?

— Спросили…

— И…?

— Сказали, что в гости приехали, — очень хочется стукнуться головой об стол.

Вот Стас всегда все вываливал, при условии, что в настроении. Дамир — всегда по существу. Рома — когда его что-то не устраивает. Девочки вообще трещат обо всем на свете, на то они и девочки.

С Кириллом же все обстоит куда сложнее. По жизни более восприимчивый, ему кажется, что он должен повторять за братьями, которые по своей натуре куда твердолобей и местами даже циничней.

— А про нас с папой спрашивали?

— Да.

— А вы?

— Ну, нам Дамир в подъезде сказал про вашу ссору молчать.

Вот же… стратеги, блин.

— А про Стаса мы сказали, что он заболел, а ты с ним сидишь, — добавляет Кирюха.

Вспоминая про «болезнь» Стаса, начинаю жалеть, что вообще подняла весь этот разговор, потому что…

— Мам, — мнется он, прежде чем спросить. — А почему папа со Стасом вчера дрались?

…потому что сейчас посыпятся вопросы. Рассказывать сын не любит, а вот спрашивать очень даже, особенно если его что-то тревожит.

— Они не дрались, просто Стас очень зол был, и не знал, как по-другому справиться со своими чувствами.

Кирилл какое-то время молчит, а потом все-таки отваживается на следующий вопрос.

— А я тоже должен злиться на папу?

Ну вот, опять…

— Ну что ты такое говоришь… Конечно, нет. Тебе абсолютно не за что на папу злиться.

— Он тебя обидел.

— Обидел, — осторожно соглашаюсь я. — Но тут не все так просто. Может быть, я его тоже чем-то обидела? Не специально и как-нибудь по-другому, кто знает? В любом случае, это никак не должно влиять на твое отношение к папе. Он тебя очень любит…

Как же надоело оправдывать Сашку перед детьми, вот почему они ему эти вопросы не задают? Вон, веселиться ездят, пиццу едят, а мне все неудобные разговоры достаются.

— А ты?

— А что я, Кирюш?

Он мнется перед тем как спросить, а потом на одном дыхание выпаливает:

— А ты папу любишь?

___________________

Комочку уже месяц, и на самом деле он уже не такой уж и комочек, но мне до сих пор нравится его так называть. Ему всего месяц, а уже такой прикольный, особенно когда пытается улыбаться нам. Я так боялась того, что будет после родов, что до сих пор не верю, что мы вот уже как четыре недели мы живем дома в полной гармонии друг с другом — спим, едим, иногда гуляем. Да, безусловно, во многом это заслуга моих родителей, которые полностью взяли на себя наше обеспечение не только в финансовом плане, но и бытовом. Я поначалу даже ребенка не купала, боялась. Поэтому бабушка с мамой отрывались по полной, устраивая Стасу регулярные банные процедуры.

Мой мир сузился до размеров одного единственного Комочка и его потребностей. И нам с ним уютно в этом мире, я даже из дома не люблю лишний раз выходить. Потому что все происходящее за пределами нашей квартиры кажется мне каким-то ненадежным, опасным, чуть ли не зловещим. Я не забыла то щемящее желание защищать Комочек, зародившееся во мне, когда Сомова всем объявила о моей беременности. Слишком живо было во мне ощущение боли, которую могут приносить чужие взгляды и слова. И если для себя я их сейчас уже не боюсь, то вот сына хочется оградить вообще ото всего. Наверное, если бы не Сашка, я действительно бы засела в своей комнате со Стасом на руках. Но Чернов продолжает наш вечерний ритуал, и мы каждый вечер отправляемся гулять, но только уже втроем.