Я. Ты. Мы. Они

— Да, виноватым, — вторит ему Паточкина. — А вы знаете, я действительно напишу заявление в полицию, кто-то же должен пресечь весь этот беспредел?

— Пишите, — безразлично говорю я. И все тут же утыкаются на меня своими непонимающими взглядами. Кажется, звание «мать года» мне сегодня точно не грозит. И становится как-то все равно.

Лицо Паточкиной наливается кровью, она подскакивает со своего стула и делает вид, что хватает ртом воздух:

— И вам все равно?! Все равно на то, что будет с вашим сыном?

— На сына — нет, на заявление — да. А что будет? Может уже наконец-то и моего ребенка спросят, что же сегодня случилось. Если вдруг полиция решит, что он виноват, то возможно Стаса поставят на учет, не более. Да, неприятно, но вы же мне сами только что кричали о том, что мой ребенок не знает никаких границ. Значит, узнает, что такое ответственность.

Веронику Николаевну явно очень расстраивает моя реакция. Не знаю, чего ей больше хотелось, чтобы я начала на нее орать и кидаться вещами, или же падать на колени и просить о помиловании. Развели тут, черт его знает что.

— Я ни минуты не намерена больше терпеть этого все. Если вам наплевать на будущее наших детей, то мне нет. Это мой долг! — я опять чуть не открываю рот. Какой нафиг долг?! — Я надеялась дать вам шанс, но видимо зря. Хотя чего я могла ждать от такой малохольной особы?! Если вы думаете, что мы ничего не знаем про вашу семью, то мы то как раз все знаем! Какой срам! Конечно, нарожала себе тут! А воспитывать кто будет? Я спрашиваю, кто? — мхатовская пауза. — Ноги моего Адрюшеньки не будет на уроках, пока эта семейка разгуливает по нашей гимназии, — после этих слов она наконец-то отворачивается от меня и поворачивается к директору, при этом лицо ее светлеет и на губах даже появляется улыбка. — До свидания, Игорь Валентинович. Спит она с ним что ли?

И мы остаемся в кабинете втроем, хотя по сути вдвоем, Анна Леонидовна все еще пытается слиться со стеной и всяческий делает вид, что ее здесь нет.

И хоть без Вероники Николаевны и ее повизгиваний становится значительно тише, я чувствую, как головная боль начинает пульсировать в висках. Ну и особа! Это не женщина, а энергетический вампир какой-то.

— Полагаю, что Вероника Николаевна повела себя излишне эмоционально…

— Полагаю, что да, — из вредности стараюсь скопировать директорскую манеру говорения, но тот, кажется, не замечает моей маленькой мести.

— Вы должны понять нашу обеспокоенность сегодняшним событием. Вероника Николаевна как представитель родительского комитета очень многое сделала на благо нашей гимназии. К тому же, поведение ваших сыновей в последнее время вызывает все больше вопросов.

— Сыновей? Во множественном числе?

— Да, у нас накопились претензии ко всем. Станислав — угрожал однокласснику, ввязался драку, ушел из футбольной команды в школы в самый ответственный момент…

Ах, вот где собака зарыта! Когда ребенку было 6 лет, мы отдали его в футбольную секцию, сначала просто ради интереса, но Стас вдруг для всех загорелся и очень быстро с азартом втянулся в процесс тренировок. В настоящее время даже относился к одной из именитых футбольных школ Москвы. А в старших классах в качестве побочного эффекта попал в состав гимназической команды. Однако, почти за 10 лет упорных занятий он успел перегореть футболом и хотел все бросить. Упорные тренировки занимали львиную долю его свободного времени, что с годами все больше начинало его тяготить. Поэтому мы с ним в качестве полумеры решили бросить хотя бы школьный футбол.

— Роман так же стал позволять себе слишком многое — грубит, спорит с учителями, две недели назад довел учителя биологии до слез.

— Мне казалось, что Рома с Аллой Владимировной решили ту ситуацию.

— Решили, но, тем не менее, это не меняет сам факт ее возникновения. Дамир. Понимаете, если брать во внимание биографию его семьи, многие родители переживают из-за его присутствия в нашей гимназии.

— Мы…

— Что?

— Мы его семья.

— Да-да, я, конечно же, понимаю..

Глава 7

Из кабинета я вылетела минут через 20, на прощание хорошенько хлопнув дверью, образовав легкое облако отлетающей побелки. Под дверью приемной обнаружились Стас с Ромкой. И если первый стоит мрачнее тучи, то второго явно все это забавляет.

— Ты почему не на уроке?

— На уроке. Я просто вышел пройтись, а тут, бац, и Стасик, — и улыбается. Стасик злобно оскаливается и пытается дать пендель брату, но тот ловко уворачивается.

— У вас еще долго уроки?

— Да нет, этот заканчивается через 15 минут, классный час и все.

— Значит так, находишь Дамира с Кириллом после уроков, на классные часы не идете, собираете все свои школьные вещи: сменку, форму, что там еще у вас здесь есть? В общем все что надо. Учебный год у вас в этом году раньше оканчивается. Мы вас со Стасом на стоянке ждем.

— Совсем заканчивается?

— Совсем.

— А, ну круто, — говорит счастливый Ромка и уходит в направление учебных кабинетов.

Мы со Стасом идем по пустым коридорам. Он нервно кусает губы, а я злюсь. Правда не на него, но, кажется, Стас этого не понимает, и это злит меня еще больше. На выходе из здания гимназии я еще раз хорошенько хлопаю дверью. А потом мы со Стасом долго сидим на капоте машины и смотрим в пустоту, пока я, наконец, не выдерживаю:

— Ну?

Стас еще какое-то время размышляет говорить или нет, мне даже начинает казаться, что его упрямство в очередной раз возьмет вверх. Но он все же начинает выдавливать из себя слова порциями:

— Он сам предложил, честно…

— Списать за деньги?

— Да. Про Паточкина давно такие слухи ходили, но я не проверял, мне все равно было…

— А сегодня не все равно стало?

— Да, блин… Меня с утра конкретно так бомбило… из-за отца. Ну, тут еще и геометрия, а у меня с ней… в общем у меня с ней никак.

— И ты пошел к Андрею?

— Нет, он сам подошел, на перемене. Сначала просто чё-кого, чего лицо кислое, ну и все в этом роде. Мы с ним вроде как неплохо общались в последнее время…

— А не в последнее?

— Ну было там… Его пацаны пару лет назад чмырили… Я может тоже чё говорил… Он просто, когда мелкими был, той еще крысой казался, стучал вечно на всех. Потом вроде бы успокоился.

Невольно морщусь от лексикона сына, так и хочется спросить, что за слова такие, но все-таки сдерживаю себя.

— А дальше что?

— А дальше, я же не буду ему пояснять, что с отцом разругался? Сказал, что все гребаная геометрия… Ну тогда он сказал, что поможет, правда, если заплачу. А у меня с ней же вообще капец… Я даже больше вообще удивился, что он осмелился про деньги сказать. Короче, я согласился. Обещал деньги после уроков кинуть…

— И много просил?

— Три рубля… То есть три тысячи.

Я даже присвистнула.

— Однако, цены нынче у вас. Деньги у тебя такие откуда?

— Остались от того, что папа в понедельник скидывал. Ну или Дама с Ромой тряхнул бы. Короче это не важно, деньги тут не проблема были…