Яблоневый дворик

Тому, кто не так предан своей работе, как я, покажется странным, что перед тем как спуститься на первый этаж, я надела свежевыглаженную блузку и пиджак и не забыла взять портфель.

Внизу, насколько я могла судить, все обстояло как обычно, за исключением того, что на крючке за зеркалом отсутствовали мои ключи. Я надела черные туфли, достала из плетеной коробки в шкафу зонтик. Заперла входную дверь на оба замка. Закрыла гаражную дверь, как обычно, сунув ключ в щель в нижней доске, и железные ворота. Посмотрела на мою многострадальную машину. Гай уехал на своем автомобиле, но с моими ключами. Я понятия не имела, есть ли у нас запасной комплект, да и ждать, пока приедет механик и вставит новые стекла, не могла. До станции я шла пешком, понимая, что времени в обрез, а опоздать ни в коем случае нельзя.

Стоя на платформе в ожидании поезда, я держала в руке мобильник, словно надеялась, что Гай вот-вот позвонит и объяснит, что произошло. Перед глазами возникла картина: разъяренный муж молча крутит руль. Молчание — его всегдашнее состояние, когда он сердится; вот почему я так удивилась, когда он, ни слова не говоря, буквально толкнул незнакомку на пассажирское сиденье. Потом я стала думать об этой изящной девушке в красной куртке, которая плакала, сидя в машине Гая. Тут подошел мой поезд. Пока я вместе с другими пассажирами садилась в вагон, то на основании ограниченных данных успела сформулировать гипотезу, подвергнуть ее критическому осмыслению и прийти к выводу, что она верна. Я обо всем догадалась.

Вечером, когда мы оба вернулись домой, Гай рассказал мне эту историю. Мои предположения полностью подтвердились — приятное утешение. Весь день я проводила собеседования, и у нас не было возможности поговорить, хоть мы и обменялись парой сообщений. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это уберегло меня от истерики и, пожалуй, спасло наш брак. Я успела разработать стратегию поведения.

Я многое понимала и была способна простить мужу измену. Я считала, что мстить ему или устраивать скандал ниже моего достоинства и интеллекта. Но вот чего я не простила бы ему никогда, так это лжи. Я никому не позволила бы обращаться со мной как с дурой.

Он написал в эсэмэске, что вернется домой к шести и мы «поговорим». Собеседования закончились к половине четвертого. Мы с коллегами собирались обсудить их результаты, но я сказала, что у меня срочное дело, и ушла. Поскольку возглавляла комиссию я, вопросов ни у кого не возникло.

Я не сомневалась, что попаду домой первой. И не удивилась бы, если бы мою машину успел забрать эвакуатор или полиция прилепила на стекло штрафную квитанцию, но машина стояла на месте точно в том виде, в каком была утром. Первым делом я переоделась, а затем, как ни странно, занялась домашними делами. Мне не хотелось бы вникать в собственные побудительные мотивы. Возможно, я подсознательно считала угрозу более значительной, чем готова была признать, и стремилась создать дома уют. Или меня просто распирало желание навести порядок: вымести на кухне пол, убрать на место обувь, до блеска начистить плиту из нержавейки. Как бы там ни было, когда в дверях повернулся ключ, я уже ждала мужа за кухонным столом. Я надела леггинсы и длинную полосатую майку, волосы собрала в пучок и слегка прошлась блеском по губам. На столе стояло блюдо маслин, открытая бутылка красного вина и два бокала. Еду я специально не готовила, решив, что это уже слишком.

Вошел Гай. Видок у него был еще тот. Небритый, осунувшийся, в расстегнутой куртке. Он встал в дверях и окинул взглядом сцену. Увидел вино и меня, сидящую в домашней одежде. Уронив на стол две связки ключей, он тяжело вздохнул. Я чувствовала, что стратегию выбрала правильно.

— Сними куртку, — сказала я и начала разливать вино.

Он вышел в прихожую и разделся. Вернувшись, сел и взял в руки бокал, как мне показалось, старательно скрывая благодарность.

— Мне кажется, — мягко предложила я, — будет лучше, если ты расскажешь мне все с самого начала.

— Пожалуйста, не командуй, — отозвался он и опустил бокал.

Я позволила себе добавить в голос металла:

— Учитывая, что моя машина стоит с разбитыми окнами, вряд ли с твоей стороны разумно огрызаться.

Несколько мгновений он смотрел на меня, потом произнес:

— Это аспирантка из соседней лаборатории.

В остальном почти все мои догадки оказались правильными, за исключением одной, как выяснилось, их связь продолжалась уже два года. Должна признать, мне было больно. Два года, на протяжении которых у меня не возникло ни тени подозрения. Однако в последнее время их отношения осложнились. Она стала навязчивой, начала ревновать его к другим аспирантам и сотрудникам. Еще бы, подумала я. Только свяжись с блудодеем — всех начнешь подозревать. Потому что будешь точно знать, что твой любовник способен на измену. Так с какой стати ему верить?

Она взяла за правило звонить ему по ночам, когда он отключал мобильник, и отправлять по два-три десятка эсэмэсок. Иногда наговаривала сообщение на автоответчик, иногда просто включала музыку. Порой звонила из ночных клубов, и тогда в трубке слышались голоса и смех. Гай рассказывал об этом, не скрывая изумления, но я ее прекрасно понимала: она пыталась вызвать в нем ревность. Наконец прошлой ночью, в три часа, она оставила голосовое сообщение: «Я еду к тебе. Больше не могу. Еду». Часть пути — она жила в Страуд-Грин — она проделала на ночном автобусе, а потом несколько миль шла пешком по пригородным районам.

— Наверное, шла не один час… — заметила я.

Утром Гай, направляясь забрать молоко — да, как ни фантастически звучит, но в нашей глуши еще доставляют к порогу молоко, и мы заказываем по пинте в день, — проверял мобильник. Он обнаружил ее на крыльце — свернувшийся комок отчаяния с мокрыми глазами. Она прошла много миль и разбила мою машину, но у нее не хватило храбрости позвонить в звонок.

После этого Гай поднялся наверх и велел мне не выходить. Когда он снова спустился, она уже вошла в прихожую. Они поругались. Он выставил ее на улицу, потом вывел из гаража свою машину и в полном молчании отвез ее домой. У входа в квартиру она опять разрыдалась, потому что он сказал ей — я хорошо представляю себе, каким ледяным тоном, — что если она когда-нибудь еще позволит себе подобную выходку, он до конца жизни перестанет с ней разговаривать.

После того как мы открыли вторую бутылку, он посмотрел на меня и спросил:

— Есть ли смысл говорить, что мне очень жаль?

— Я и так знаю, что тебе очень жаль, — ответила я, и это была правда. Я знала.

В тот вечер мы достигли определенной близости, даже испытали нечто вроде эйфории от того, что сумели справиться с этим драматическим событием, но последующие недели и месяцы складывались далеко не столь радужно.

Я не сомневалась, что он положит конец этой связи, но понимала, что это займет некоторое время. Слишком мягкий по характеру, он не станет проявлять жестокость к несчастной молодой женщине, которой он, несмотря на ее юность и незащищенность, позволил в себя влюбиться. Он дружил с ее научным руководителем, и, пожелай его любовница, она могла бы изрядно навредить Гаю. Но она его любила. Ей не нужна была его голова на блюде, ей нужно было его сердце. Уверена, что поначалу и он к ней привязался, но чем требовательней она становилась, тем быстрее иссякала его влюбленность. В конце концов страсть выдохлась, сменившись тягостным сознанием вины. Гай пообещал мне порвать с этой женщиной, и я ему поверила, но знала, что сделать это быстро не получится. Многие романы длятся дольше, чем следовало бы, что приносит бывшим влюбленным только лишние мучения. Я догадывалась, что всем нам будет непросто, а мне — особенно, потому что мне досталась пассивная роль. Молча и смиренно ждать.

В это трудное время я допустила одну большую ошибку. Я все рассказала Керри. Я не собиралась посвящать дочь в сложности наших отношений, но вышло так, что она, позвонив, застала меня в совершенно упадническом настроении. Гая не было, он якобы задержался на работе, чтобы дописать статью, — но я знала, что он встречается с ней. После происшествия с машиной прошло уже три месяца, но эта история пока так и не завершилась.

Керри сказала, что собирается к нам на выходные.

— Замечательно… — ответила я, но мой голос дрогнул.

— Мама, что случилось? — тут же всполошилась Керри.

Мне пришлось сделать паузу, чтобы сглотнуть ком в горле. Керри насторожилась.

— А папа дома?

— Нет… — сказала я и неизвестно зачем добавила: — Его дома нет.

— Вы что, опять ссоритесь?

— Опять? — переспросила я и через силу улыбнулась, хотя по щекам у меня катились слезы. Моя Керри, такая юная и уже такая чуткая. Она была помолвлена с молодым ученым по имени Сэтнам, который очень нам нравился. Мы мечтали, чтобы они поженились, но они отговаривались тем, что это невозможно, пока жива бабушка Сэта — чрезвычайно набожная старушка. Мы с Гаем хотели, чтобы они поскорее подарили нам внуков. Мы надеялись, что тогда Керри к нам вернется.