Яблони на Марсе (сборник)

Бре-е-е-ед… Я неправильно рассчитал курс.

* * *

Как ни странно, в полете ничего не хотелось делать. Всех пассажиров одолела лень. Дни тянулись монотонно, один за другим. Общаться друг с другом через шесть месяцев пути было уже невозможно, спутники знали друг о друге всё. Нехотя играли в карты и шахматы. Антон пытался читать профессиональную литературу, но никак не мог сосредоточиться.

Верочка — бортовой врач — везла племяннице самую настоящую деревянную куклу. Верочка рассказывала Антону, что племяшке уже семь лет и она родилась на Марсе, где деревья были пока редкостью. Тот вымученно улыбался. Он слышал эту историю уже миллион раз.

В один из неотличимых друг от друга вечеров Антон сидел в столовой и читал. Больше в помещении никого не было. Его каюта располагалась недалеко, в носовой части корабля, но он не хотел туда идти — бежевый квадрат стен доводил его до исступления. Здесь, в столовой, создавалась иллюзия открытого пространства благодаря анимированным обоям — березы, трава… Но потолок был серым и скучным — дизайнеры недодумали.

Свет мигнул и погас. Несколько мгновений Антон оторопело сидел в темноте, уставившись на экран е-книги. Потом включилось аварийное освещение, завыла сирена. Антон вскочил, машинально сунул читалку в карман комбинезона и выбежал прочь.

По коридору в сторону мостика неслись Верочка и второй пилот. Антон побежал за ними. Пилот круто повернулся и заорал:

— В свою каюту, живо! Забыл, чему учили, что ли?

— Я офицер, — пытался протестовать Антон.

— Да мне по хрену, кто ты! К себе, быстро, и не выходить без разрешения!

Пилот исчез за поворотом коридора. Антон проглотил комок в горле и поспешил в каюту.

* * *

Тук-тук-тук. Стучит сердце. Гудят приборы. Корабль-полутруп летит в космическом пространстве. Дрейфует, как пустая консервная банка. Скоро он станет кирпичиком, который возьмет исполинская огненная рука, чтобы построить домик.

Тук. Тук. Тук. Это чьи-то шаги за стеной. Это мои коллеги встали и ходят по коридорам, а иногда стучат в мои двери, но не могут открыть. Им досадно, что я не с ними.

Они правы — я виноват. Не смог сделать для них то, что должно.

* * *

Работало только аварийное освещение. Антон просидел в каюте шесть часов. Никто не появлялся, и он наконец решился на вылазку.

В коридоре было пусто. Антон шел, стучал в двери других кают, но никто не отзывался. Он попробовал открыть одну. Нажал на кнопку — створки разошлись, не потребовав отпечатка пальца. На кровати одиноко сидел желтый зайчик. Больше — никого.

В других тоже оказалось пусто. Антон вспомнил, что сегодня в кинозале показывали старую комедию и все должны были быть там. Кинозал — на второй палубе. Он пойдет туда, но сначала — на мостик.

Капитан лежал на полу, раскинув руки, взгляд светлых глаз устремлен в пустоту. Поперек него, лицом вниз — Верочка. Штурман и первый пилот — на пультах управления. Голова пилота — в запекшейся крови. Второго пилота здесь не было.

Антона вырвало.

Придя в себя, он первым делом перевернул Верочку, для порядка пощупал пульс, хотя было видно — мертва. Остальные — тоже. На теле девушки не нашлось видимых повреждений. Антон сложил ее руки на груди и ладонью попытался закрыть ей глаза. Один так и остался полуоткрытым и, казалось, следил за ним. Рот девушки кривился в непонятной ухмылке.

Капитану он тоже закрыл глаза — больше пока ничего не сделаешь. Позже, когда он найдет остальных, надо будет отнести тела к шлюзу, упаковать в прозрачный пластик, прочитать короткую речь и отправить за борт, к звездам. Так принято хоронить в космосе. Антон никогда раньше не понимал, насколько это правильно — и по отношению к мертвым, и по отношению к живым.

Он заставил себя взглянуть на приборы. Кое-что он в них понимал, не зря учился в академии — по специальности он не был пилотом, но элементарные знания им давали.

И теперь Антону стало по-настоящему страшно.

Приборы показывали, что на второй палубе пробоина в районе инженерного отсека — инородное тело, диаметром метра три. В результате — полная разгерметизация помещения. Не сработали аварийные системы, вероятно, тоже повреждены… Как будто чья-то рука прицелилась и бросила мячик — крохотную частицу бескрайнего космоса, — который не засек компьютер, не смог предвидеть навигатор, не заметил пилот, и этот мячик прервал жизнь хрупких созданий, которым так необходим воздух.

Отчего умерла Верочка, Антон определить не смог.

Жизнеобеспечение первой палубы еще держалось, но вот-вот должно было отказать. Исправить всё одному — нереально.

Так. Спокойно.

Ведь не может быть, чтоб только он один остался. Надо найти выживших. Не могли все тридцать пять человек пойти смотреть этот проклятый фильм. Где второй пилот, в конце концов? Он же приказал ему идти в каюту. Сначала надо найти людей, а потом решать, что делать дальше.

Антон носился по коридорам, врывался во все каюты — двери открывались легко. Никого. Он остался один. Когда он понял это, сел посреди коридора и завыл.

Истерика продолжалась недолго. Когда паника утихла, Антон снова направился на мостик. Он хотел жить. На мостике всегда есть скафандры. Он не может отремонтировать корабль, не может препятствовать полной разгерметизации, но может направить подачу воздуха в одно маленькое замкнутое помещение вроде склада — на каюту, пожалуй, не хватит. Рисковать он не хотел.

Он столкнул с кресла навигатора, стараясь не смотреть тому в лицо, и проверил курс. Не было никакого курса — корабль дрейфовал. Антон отчаянно выругался. О навигации он знал ровно столько, чтобы сдать зачет по факультативу в академии. Влез в корабельную базу данных, просмотрел все, что там есть. Единственный шанс спастись — проложить курс так, чтобы «Перун» сам, без пилота, добрался до Марса и потом сам сел. Это было невозможно.

Время истекало.

Антон выполнил расчет, как смог. Потом влез в скафандр, хотя воздух в помещениях еще был. Он нашел рядом со столовой склад — крохотный, но подойдет. Перетаскал туда из камбуза канистры с водой и провизию, с запасом, чтоб хватило месяца на четыре. Принес одеяла и матрас из своей каюты и карманный фонарик с вечной батарейкой. И наконец занялся тем, что умел лучше всего, — системами жизнеобеспечения.

Освещение отказало полностью — придется обойтись без него. Гравитация, слава богу, осталась. Замкнул на отсек цепи подачи воздуха. Загерметизировал помещение. Поставил блокировку на три месяца с невозможностью открытия дверей изнутри, так как знал, что не выдержит и попытается выйти, причем про скафандр может забыть.

И наконец заперся внутри.

Фонарик сломался через неделю.

* * *

Я просыпаюсь от грохота. Пол подо мной вздрагивает, а потом я падаю. Сбиваю телом банки и канистры, натыкаюсь на что-то человекоподобное и холодное и начинаю орать. Мир вращается вокруг меня, его стены бьют меня в спину, в живот, в голову. Мир меркнет.

Открываю глаза. Вокруг — родная, привычная, уютная темнота. Затылок налит свинцом. Прикасаюсь к голове — мокрая. Пальцы липкие. Облизываю — кровь.