Яд древней богини
Шрифт:
Он говорил быстро, громко, захлебываясь и глотая слова.
– Я внимательно выслушаю все, что вы пожелаете рассказать, - успокаивающе произнес Смирнов.
– Не торопитесь. Хотите, я приеду к вам сейчас же?
– Да, да! Приезжайте… я буду ждать. Держать это все в себе выше моих сил. Я слаб… растерян, сломлен. Развалина, оставшаяся от некогда красивого, гордого человека, который мыслил и мечтал. Если вам не противно, я открою вам свою истерзанную сомнениями и болью душу. Вы… не боитесь?
Неуместный вопрос. Всеслав уверил Локшинова, что ничего не боится и самое большее через час будет у него.
– Возьми меня с собой, - робко попросила Ева.
– После вчерашнего представления? Даже думать не смей! Если он тебя узнает, то и рта не откроет.
Возразить
Смирнов гнал машину, молясь, чтобы с Демьяном Локшиновым до его приезда ничего непоправимого не случилось. Его молитвы дошли по назначению.
– Я места себе не нахожу, - с порога начал жаловаться Демьян Васильевич, к счастью, живой и здоровый.
– Вы проходите в комнату.
Он, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, поведал о вчерашнем инциденте у подъезда.
– Это была она… она… лесная фея! Я узнал ее голос. Она не позволит мне быть рядом, пока я не расскажу все! А кому мне рассказывать? Кто интересуется моим прошлым, кроме вас?
Смирнов скромно опустил глаза. Ева оказалась права: Локшинов неадекватно воспринимает ситуацию, его психика явно нарушена.
– Давайте по порядку, - предложил сыщик.
– Как состоялось ваше знакомство с… той женщиной?
Демьян Васильевич повторил уже известную из уст Евлании историю своего появления в доме у леса.
– Я влюбился в нее с первого взгляда, несмотря на все сплетни, на все ужасные слухи, которые ходили о ней по Березину. Она очаровала меня, покорила навеки. Ни одна женщина с тех пор не могла возбудить во мне такой страсти, такого всепоглощающего обожания. Родители умоляли меня образумиться… но я не понимал их. Не понимаю и сейчас, по прошествии трех десятков лет. Я ничего не видел, кроме ее прекрасных глаз, ее нежного, гладкого, как шелк, тела. Почему я должен был отказаться от своего блаженства? Во имя каких идеалов? Я не верил, что она - прислужница Сатаны, как твердили мои мать и сестра. Ей пришлось покинуть родную деревню, поселиться в полуразрушенном доме, потому что ее преследовал злой рок.
– Какой же?
– воспользовался образовавшейся паузой Всеслав.
– Женщины ненавидели ее, ревновали к своим мужьям… словом, обычная зависть и злоба людская заставили Мавру искать приюта в чужих краях. Так она говорила. Откуда ей было взять денег на хорошее жилье?
– Ее звали все-таки Мавра?
– Да. Я сразу узнал ее на том снимке, что вы приносили. Неважное качество и резкости нет, но Мавру я бы узнал из тысячи. Значит… она умерла?
– По его небритым щекам потекли слезы.
– Поэтому она приходила ко мне… вернее, ее призрак. Она казалась живой! Господи, как я обманулся!
– В Березине она где-нибудь работала?
– Нет. Она хотела жить свободно, по своим законам. А деньги я ей давал. Люди болтали, будто Мавра занималась гаданием и ворожбой, но я обвинял их во лжи. Она ослепила меня… просто овладела моей волей! Я ни о чем ее не спрашивал, ни на что не обращал внимания. Меня не удивляло ее требование приходить только в назначенное время и в определенные дни. Я не задавался целью узнать ее жизнь - я любил ее! Однажды… получилось так: я пришел внезапно, когда Мавра не ждала меня. И тогда… я увидел…
Локшинов замолчал и закрыл глаза.
– Что вы увидели?
– спросил сыщик.
– Ее… совершенно обнаженную, только на лице… Господи!
– он смахнул выступивший на лбу пот.
– Мне показалось, что у нее собачья морда.
Последнюю фразу Локшинов произнес шепотом и оглянулся, как будто их могли подслушивать.
– Вы серьезно?
– Я так хлопнул дверью, что единственная свеча погасла. Или ее задул сквозняк - в окнах были огромные щели. Я выхватил из кармана спички и зажег огонь.
Мавра успела накинуть на себя какое-то покрывало, и с ее лица уже исчезла собачья морда. Я увидел валяющуюся на полу… искусно выполненную маску. Думаю, ее сделали, ободрав большую собаку. На столе были разложены ужасные предметы… какой-то окровавленный нож с черной ручкой, синие бусинки… или камешки, похожие на бирюзу, серебряная чаша… и отвратительные засушенные останки маленьких животных: то ли мышей, то ли лягушек. У меня тошнота подступила к горлу, внутри все похолодело. Понимаете… это удивительно: вроде бы все происходило как в тумане, в горячечном бреду, и в то же время каждая мелочь намертво врезалась в память. Стоит мне закрыть глаза, как я сразу же оказываюсь там… в той жуткой комнате, у стола, на котором горит свеча… и вижу Мавру, ослепительно красивую, с очами, пылающими адским огнем. Я протянул к ней руку, но она отпрянула и закричала: «Прочь! Изыди… Ты погубил мою силу! Ты… Убирайся вон и никогда больше не попадайся мне на пути. Через тебя пришло то, что должно было спать во мраке. Нарушился магический круг…» От ее слов меня словно ударило в грудь потоком воздуха, я пошатнулся и попятился, одержимый одной только мыслью - бежать, исчезнуть, зарыться в землю. Да! Именно зарыться в землю. Но… в могилу ведь живым не полезешь. Я не помню, как добрался до сарая, взял веревку… Остальное вы знаете.Локшинов схватился двумя руками за голову и сжал ее, раскачиваясь из стороны в сторону.
– С тех пор вы никогда больше не видели Мавру Виленину?
– спросил сыщик.
Демьян Васильевич поднял на него мутные глаза.
– Правильно вы сказали… ее фамилия была Виленина. Прошли годы, и я ни на минуту не переставал думать о ней. Вам опять покажется странной моя двойственность - я гнал от себя те воспоминания, а на самом деле жил ими. Это разрывает меня на части! Иногда я начинаю сомневаться - а происходило ли все наяву? Вдруг то была игра моего измученного ума, видения, созданные болезнью? Возможно, она гнездится у меня в мозгу… а я не признаюсь в этом. Если отвечать на ваш вопрос, то Мавру я так и не видел с того момента, как выскочил за порог ее дома. Однако вчера… кто же звал меня из темноты?
– То есть вы не знаете, куда она уехала из Березина, какова ее судьба?
Локшинов, скривившись, словно от боли, отрицательно покачал головой.
– Нет. Но… примерно полгода назад мне стали приходить письма. Вместо обратного адреса были указаны разные почтовые отделения и незнакомая фамилия отправителя - Собакина. Я никогда не знал женщины с такой фамилией. Письма не могут быть старыми, потому что они напечатаны на компьютере, насколько я могу судить, и бумага новая.
– А что в них написано?
Демьян Васильевич смутился.
– Видите ли, я уже полагаю, что и письма могут существовать только в моем воображении. Их содержание непонятно, оно пугает. Я ничего, ничего не знаю! Я складывал письма в нижний ящик письменного стола. Посмотрите сами… лежат они там или нет?..
Смирнов присел у стола, выдвинул нижний ящик - писем не было. Он приподнял ворох квитанций, потрепанные журналы… на самом дне лежали несколько обычных почтовых конвертов, надорванных по краю.
– Я невероятно одинок, - продолжал говорить ему в спину господин Локшинов.
– Словно я живу не в огромном городе, а на скалистом острове, вокруг которого простирается до самого горизонта безлюдный океан. Если я закричу, меня никто не услышит. Если я стану изливать душу, меня никто не поймет. От меня отвернутся, сочтут выжившим из ума идиотом.
Всеслав вытащил письма - ни одной буковки от руки, все напечатано. Картинки на конвертах все разные. Скорее всего, конверты покупали каждый раз, когда собирались отправить очередное послание.
– Вы вполне нормальный человек, - сказал сыщик бледному от волнения Локшинову.
– Письма я нашел, вот они.
– Слава богу!
– выдохнул тот.
– Хоть это мне не померещилось. Возьмите их, прочитайте… может быть, что-то поймете.
– Почему вы решили все рассказать?
Демьян Васильевич отвел глаза.