Ядро и Окрестность

– Так уже давно не считают, – возразил Фай.

– Правильно делают, всякое пространство конкретно. Один участок, слой, край и предел не похож на остальные.

– Но что тогда наделяет особенностью, лицом? Каждая точка информирует по-своему?

– Именно. И, значит, не равнодушно вмещает, а привязано к определенному событию.

– Все равно место пассивно по отношению к действию, тут ничего нового.

– Как сказать. Действовать можно только там, где сложились условия вмещения. Я представляю это так. На электрических проводах сидят воробьи. Ждут, когда им кинут семечек или хлеба. Увидят – сразу слетаются, отнимая друг у друга, по-иному действия себя не ведут. Они невелики по сравнению с местом, проворные, быстроглазые, спешат занять удобную позицию. А ему очень непросто стать пригодным для жизни. Вот откуда двойственность. Пространство вообще как таковое не интересно. Но есть самое удобное из всех, остальные все более жалкие его виды.

– От чего зависят твои условия? – спросил Фай после долгого молчания.

Он присел на корточки, как принято на Востоке. Максиму обычай казался странным. Попробуй посидеть в такой позе полчаса – ноги онемеют. В последнее время попадались и русские, подражавшие азиатам. От них издалека шел запах тюрьмы или зоны. Там существовало особое пространство, где люди сидели, как кузнечики, у которых, говорят, «глаза расположены на высоких коленях». Ясное дело, глаза должны видеть далеко. Но ведь на то и дана голова – самое высокое место тела. А у кузнечиков колени.

Женские глаза широко расставлены, подмывают берега висков. У женщин зрение сферическое, чтобы видеть весь полукруг впереди себя. У мужчин, наоборот, – фокусное. Максим объяснял просто: будучи слабым существом, женщина должна узнавать опасность, явленную в разных сторонах света. Мужчина же ничего не боится, ему нужны глаза, устремленные на линию добычи, успеха, боя. Если подумать, напрашивалось некоторое сходство с царством животных. Олени, косули, антилопы и другие мирные красивые трепетные создания имеют боковое зрение – так у них расположены глаза. Поэтому, если стать прямо перед ними, они повернутся боком, чтобы лучше видеть. Волк всегда смотрит прямо.

– Так от чего они зависят? – донеслось до Максима сквозь дым набежавших образов.

Фай курил, сидя на корточках. Он выпускал голубую струю, откусывая кольца вытянутыми в трубку губами.

– Пространство распределено по ступеням качества.

– Каскад?

– Может быть. И тянется от начала до самого конца, ступени его переламывают.

– Разве оно не бесконечно?

– Бесконечное не конкретно, я ведь уже сказал.

– Что служит началом?

– Наибольшая масса.

– Относительно кого и чего? – спросил Фай.

– Наибольшая в данном цикле.

– Цикле времени?

– Нет, в цикле пространства. Нас пока интересует оно.

– Приведи пример.

– Солнечная система. В центре ее самая большая масса. Здесь начало цикла, началом служит ноль или близкая к нему величина. Будем считать, что середину Солнца занимает нулевое пространство, то есть в чистом виде, лишенное времени. Постепенно слой за слоем огненная масса приближается к поверхности. Обозначим ее за единицу. Промежуток от середины до поверхности есть первый шаг в цикле состояний, которые ткут пространство, все более и более пронизанное временем.

– Что в этом рассуждении от физики? – спросил Фай.

– В центре звезды удельное значение массы наибольшее для данной системы.

– Какой системы?

– В нашем случае Солнечной. Нигде в другом месте этого небесного дома не найти такого же высокого отношения массы к пространству.

– Ну и что?

– Как что! Это и есть точка отсчета. Надо же с чего-то начинать. Пространство каскадно. Мы ищем самую нижнюю ступень, поднимаясь к верхней.

– Почему ты выбрал небесную механику для доказательства?

– Принцип везде один и тот же. Вселенная повторяет себя в главных чертах, а детали всегда разные. И вот еще что: чем выше смотришь, тем яснее открывается скелет. На низовых уровнях все заслоняют и даже отводят глаза частности, мешая разобраться в сути. Небо же, наоборот, очень удобно, оно велико, движется медленно, подставляя себя со всех сторон взгляду. Его порядок легко прочитывается.

– Порядок – это убывание массы от начала к концу?

Фай не случайно переспрашивал. Он делал отметки в голове.

– Масса, естественно, убывает по мере удаления от начала. Это лучше, чем если бы ее разбросали в космосе без всякого плана. По крайней мере, у нас появляется нить, но одной массы мало, чтобы вывести закономерность. Вслед за Солнцем идут планеты земной группы. По сравнению с ним бросается в глаза резкая убыль вещества. Однако дальше, вопреки ожиданию, всплывает Юпитер и другие гиганты из недр эфира. Линейный порядок разрушается, поэтому ориентиром служит не количество вещества, а его нормирование по пространству.

– Разве сдвиг массы относительно себя самой ни на что не указывает? – перебил Фай.

– Не понимаю.

– Было больше, стало меньше или наоборот безотносительно к пространству. И что?

– Если все больше и больше – это мегамир, меньше и меньше – мир погружается в кристаллы, молекулы и так далее. Без пространства не получается. Только теперь оно проводит границы не внутри отдельного цикла, но между циклами: метагалактика, звездные острова каждый со своим центром, сами звезды со шлейфом планет. Не исключено, – продолжал Максим, – что гиганты из класса Юпитера занимают промежуточное положение. С одной стороны, принадлежат местному солнечному циклу, с другой – звездному, более обширному и мощному.

Глаза у Фая заблестели.

– В этом что-то есть. В самом деле, ведь должен, в конце концов, существовать межзвездный переход, благодаря которому происходит укрупнение циклов и вещество стягивается в новое единство.

– Думаю, должен – в подобие молекулярной связи. Но ты забегаешь. Прежде нужно понять устройство отдельного цикла, его работу. Мировое пространство повторяет себя в каждом из них с поправкой на масштаб.

– Что ты считаешь главным в цикле?

– Неравномерное распределение массы. Почти вся она собрана в начале координат.

– То есть в нулевом пространстве? – уточнил Фай.

– Да, в нулевом. Затем идет резкий спад. Похоже на обломок скалы, рухнувшей в море: столб воды и брызг. На Солнце нельзя смотреть открытыми глазами. Планеты, и то не все, видимы лишь вечером и ночью в его лучах. Небольшие холодные шары.

– Не такие уж и маленькие.

– Все вместе почти в тысячу раз легче Солнца.

– Хорошо, есть неравномерность, что из этого следует?

– Двоичность пространства. Установив ее, можем изучать функции каждой части.