Ядро и Окрестность

– Паровоз – это слишком, – сказал Максим.

– Почему?

– Он принадлежит миру и потому крупнее войны.

– Он же связывает их.

– Связывать – одно, принадлежать – другое. Можно сравнить токаря с пулеметчиком, – продолжал он. – Станок больше пулемета.

– Но меньше пушки, – возразил Костя.

– Смотря какой. Сорокапятка весит шестьсот, а станок сколько?

– Они все разные. Долбежный потянет на полтанка.

– А если пресс?

– Линкор в полтораста метров длиной с чем ты сравнишь?

– Линкор – это цех.

– Не цех, а корабль. Свое электричество, склады, службы, орудия – все необходимое для морских сражений.

– Завод, который ведет строительство боевых кораблей, все равно больше.

– Крепость, – не сдавался Костя.

– Крепость стоит между войной и миром, держит оборону, наступать не может.

– Ладно, – сказал Костя, наполовину соглашаясь. – Давай сложим действия всех солдат в правую сторону, а рабочих – в левую. Какая из них перетянет?

– Ты сравниваешь стороны, как гири?

– Да.

– Если как гири, рабочие давят сильней.

Костя молчал, мысленно взвешивая то и другое.

– Бойцов ведь тоже много, миллионы. Весь мужской состав ушел на фронт. В тылу остались женщины да подростки. Так что половина на половину.

– И женщины воевали, – добавил Костя, – снайперши, медсестры, связистки.

– В тылу все равно больше, – настаивал Максим.

– Может быть, только на фронте крепкие молодые мужчины, у них литое плечо. А в тылу кто?

– Неважно. Тыл наполнен длинными движениями, хотя сам прибит гвоздями к одному и тому же месту. Фронт, если он успешен, глотает пространство. Но этот успех обеспечен множеством разнообразных и потому коротких движений. Подросток вытачивает деталь – сам он мал, некормлен, в чем только душа держится, но резец снимает стружку, не жалуясь на усталость. Боец же все делает сам, его мотор не на кнопке, а в груди. Движения резкие и сильные, иначе, не успев развернуться, пропустят дело, уткнувшись в пустоту. Такова война – выбирает крепких мужчин. Каждое их действие выточено по образцу обстановки, а та плотная, как слежавшийся песок. Длинные принадлежат миру, прикреплены к точке, например к станку. Чем тверже мир стоит на ногах, меньше суетится, тем быстрее и дальше шагает война.

– Мы перебросили сотни своих заводов с запада на восток, тем только и спаслись.

– Нашел чем хвастаться. Немцы сталкивали не свою войну с нашей – кулак на кулак, но их фронт утрамбовывал наш тыл. Это кулак в печень. Вещество, которое мечется по вагонам и полустанкам, не скоро отливается в пушки и танки, а без них чем будешь бить врага.

– Как же не скоро? Наоборот, нарастили ядро в новых промышленных базах.

– Потеряв на этом целый год.

Костя собирался с мыслями.

– Скажи, сильные оттого, что короткие? Секрет в мускулах действия или в длине?

– Длинные растянуты. Их концы становятся тоньше. Чем дальше ты несешь свою силу, тем больше теряешь по дороге.

– Зато достаешь.

– Немцы дошли до Москвы и выдохлись. Еще короткие одинаковы. Войне того и надо. У солдата все они повторяются. Кто их меняет – не солдат.

– Разве война не нуждается в свободе действий?

– Нет, конечно. Разнообразие ведет к отдельному. Оно похоже на форму. Дальше от другого – больше своего.

– Чем же плохо?

– Энергия распыляется на единицы, а нужно собрать.

– Как она это делает?

– Уравнивает и усредняет. Средний и одинаковый легко отдает энергию, она гладко течет, не прерываясь разнообразием. Крылья войны поднимают ветер сражений.

– Меняющий свои действия – кто?

– У нас таких нет. Мы не на войне, но рядом с ней. Что колхозник в поле, что городской, который спешит на фабрику, – никто из них не меняет. Станок запущен, не знает остановки, гонит одну и ту же деталь, задания меняются редко. Тракторист ведет трактор, в сторону не уклоняется, пока не дойдет до конца поля.

– У колхозника и заводского одинаковые действия? – не соглашался Костя. – В колхозе не только трактористы пашут. Пусть они главные, но гораздо больше тех, кто работает внаклонку. Да и завод тоже. Кроме станочников есть и те, кто их обслуживает. Труд у них ручной – поднеси, подай, убери.

– Что завод, что колхоз – мы стоим близко к войне, особенно сейчас. Все хозяйство заточено на поток. Оба стоят на миллионах работников. Каждый делает свое дело. Приглядишься, похож на автомат.

– Да и на войне солдат ничего не повторяет, – перебил Костя, – идет ли, бежит с винтовкой наперевес, ведет огонь выстрел за выстрелом и даже очередью впереслой. Враг в наступлении, видит цепь, которая на глазах распадается на отдельные фигуры. Одна из них совсем близко и заслоняет окоп.

– Солдаты ходят строем и поют песнь, стоят в шеренгах молча. Командир знакомит с уставом или отдает приказ – обсуждать нельзя, спят в казарме голова к голове.

– Не обязательно строем, на кухню за кашей, как рабочий в заводскую столовую. Не все же сплошной бой.

– Полевые кухни кашу варили ночью и кормили до рассвета. В окоп приносил один человек сразу несколько котелков, чтобы не создавать толчеи.

– От кого узнал?

– У истопника в школе.

– Знаю, у него клешня вместо руки. А почему ночью?

– Кухня дымит. На дым немцы кладут снаряды. Оставить без горячего целый батальон – большое дело. Все равно что накрыть огневую точку. За кухней и самолеты гонялись.

– За человеком не гонялись?

– Истопник говорил, гонялись, но с кухней игра веселей. Лошади в разные стороны, котел набок, полкуба каши в грязь. С винтовкой бежит, – напомнил Максим, – ноги и руки делают одно и то же.

– Винтовка бьет прицельно из окопа. Его положено обустроить, винтовку приладить и палить не в белый свет. Обученный боец выбирает цель, не всем дается выдержка и меткость.

– В атаке создают огневую завесу, а это автомат.

– В начале войны их не было.

– Так появились же.

– Без немцев бы не появились.

Максим вздрогнул. Костя как будто приоткрыл дверь, и щель засветилась.

– Думаешь, они навели на мысль?

– «Мосинка» против «шмайсера», вот и сообразили. У белофиннов был автомат, хорошо себя показал. Мы тогда не учли, а ведь как просто. И не потому, что не смогли. Не такая уж хитрая техника ППШ.

– Это мир таков, – отозвался Максим. – Если не совсем слеп, то очень близорук. Война видит даже ночью, как кошка в погребе.

– Зачем ждать свою, загляни в чужую и научишься.

– Польша и Франция?

– Финны не убедили, так хотя бы они. За полтора года можно было наштамповать, пусть бы каждый боец поливал перед собой свинцом. За него и прятался. Все фронтовики говорят: «Сходил в атаку – убит или ранен, без отметины в родной окоп не возвращались. Плотность встречного металла сумасшедшая. А все отчего? У немцев весь бой шел на механике, у нас – вручную».

– Ремесленная сноровка против фабрики, – догадался Максим.