Ягодка опять
Шрифт:
Мой шеф сообщает мне, что, если все будет хорошо, в Москве они с Ариной и Катей будут недели через две. А вот Ивана он бы хотел отправить домой пораньше. Мне под крылышко. Возражений у меня, естественно, нет.
— За ним взялся присмотреть в самолете, а потом отвезти домой Александр Петрович, мой шеф. Он сейчас как раз в Лондоне. А вы уж их дома ждите, Надежда Николаевна.
Конечно, буду ждать. И приеду заранее. И вкусный обед приготовлю. Небось, Ванька-то по домашней еде соскучился…
Глава 7
Как раз достаю из духовки
— Как пахнет, теть Надь!
— Пирожками.
— Круто.
От слова уже не мутит, но все равно как-то не по себе становится. Ванька внимательно осматривает меня. Мой уже слегка округлившийся живот.
— Папа сказал, у тебя тоже скоро ребеночек родится, как у Арины.
— Да. Только у нее родилась девочка, а у меня будет мальчик.
— Тебе тоже фотографию специальную доктор делал?
— Точно. Все-то ты знаешь.
Лохмачу ему волосы и перевожу взгляд на входную дверь, которая начинает открываться. На мгновение замираю. А потом даже дыхание перевожу — оказывается какое-то время не дышала. Нет… показалось. А ведь сначала вдруг решила, что Александр Петрович… Ну, Александр ведь… Нет. Просто что-то общее есть. В фигуре — тоже стройный и высокий. И волосы темные… И очки на носу… Ну и принюхивается он, стоя на пороге, в точности так, как Саша в тот первый раз… И выражение лица при этом такое же — мечтательное до крайности.
— Чем это так восхитительно пахнет?
Отвечает Ванька, при этом в припрыжку носясь вокруг меня.
— Тетя Надя пирожки к нашему приезду испекла! Ура! Ура! Теть Надь, а что еще? Не только ведь пирожки?..
Смеюсь.
— Не только. Суп с фрикадельками, твой любимый. И картофельная запеканка с мясом и грибным соусом.
— Круто! — и Александр Петрович, и Ванька произносят это с одинаковым сосредоточенным выражением на лицах и смотрят на меня одинаково.
Вздыхаю. Придется пригласить…
— Останетесь на обед?
— Не смогу отказаться. Просто не смогу.
— Тогда мойте руки.
Во время обеда Ванька трещит безостановочно. Рассказывает про Лондон, про свою новорожденную сестру — какая она с виду страшная.
— Но Арина сказала, что это только сначала. Потом получше станет.
— Обязательно станет. Все детки поначалу на старичков сморщенных похожи. А потом отъедаются.
— Теть Надь, а мне вот интересно, а грудное молоко вкусное? Я пытался вспомнить, но нет, не помню.
— Не знаю, Вань. Я свои детские впечатление от него, конечно, тоже не помню, а когда у меня свои малыши появились, не пробовала.
— А почему?
— Как-то и в голову не приходило. Да и потом моя тройня все подчистую выпивала, мне на пробу просто ничего не оставалось.
— А как вы их кормили? Троих? — округляет глаза и недоверчиво смотрит на мою грудь. Даже краснею, смутившись. Но отвечать как-то надо.
— По очереди. Это было ужасно. Просыпались они
одновременно и сразу начинали орать. Кормишь первого, а два других надрываются.Ванька смеется, а гость только головой качает. Присматриваюсь к нему. Все-таки на кого-то он похож. Не на Сашу, нет. Тут со мной просто моя так некстати приключившаяся влюбленность злую шутку сыграла. На кого-то из тех, кого я раньше знала. Не могу удержаться от вопроса:
— Мы с вами раньше никогда не встречались?
— Сам только об этом и думаю. Что-то очень знакомое, а вот что?..
— Быть может через моего бывшего мужа? Его зовут Игорь Вербицкий.
Удивленно вскидывает брови, но потом качает головой.
— Слышал о таком, но нет, лично не знаю. И потом у меня такое ощущение, что наше с вами знакомство никак не связано с моими рабочими контактами.
Склоняет на бок голову, одновременно задвинув на место сползшие очки, и ровно в этот момент я его узнаю. Даже руками всплескиваю. Шурка! Тот самый Шурка, который в пионерском лагере так безнадежно и преданно вздыхал по моей подруге Любке. Осматриваю его еще раз, уже вооруженная новым знанием. Вот тебе и тихий несуразный очкарик, которого даже дразнить и то было как-то неловко — лежачих не бьют. Теперь вот руководитель крупной компании. Умопомрачительная карьера и не менее умопомрачительные перспективы на будущее…
Сидим, смеемся, вспоминая детские годы.
— А знаешь, я тем мальчишкам, которые меня тогда со свету сживали, так благодарен. Словами не передать. Не родители, а именно они из меня воспитали бойца. Всем, чего я достиг, я обязан той злости, которую они во мне выпестовали. Самые страстные, самые яростные мечты у меня тогда были только о том, как я вырасту, стану космонавтом или генеральным секретарем ЦК КПСС — это мне было совершенно не важно, главное каким-нибудь всем известным и очень крутым парнем, и так утру нос моим мучителям, что любо-дорого. Ну и лез наверх, только кости трещали.
— Ты молодец.
Смеется.
— Сам знаю.
Жду вопроса о своей подруге. Немного мнется, болтает о том, о сем, но все же я оказываюсь права — спрашивает.
— А помнишь ту девчонку? Дылдой ее все дразнили…
Хохочу, довольная тем, что не ошиблась. Тут же насупливается, опять привычным жестом нервно поправляя очки.
— Чего смеешься-то?
— Это я так, не дуйся. Забавно просто… Хочешь, познакомлю вас заново? Любка ведь моя лучшая подруга.
Трясет головой отрицательно и очень решительно.
— Нет. Спасибо.
После обеда еще сидим какое-то время болтаем, но время позднее, Иван начинает клевать носом. Выразительно смотрю на Александра Петровича — на Шурку, после того, как вспомнили друг друга, сразу перешли на ты. Наконец до него доходит. Вскакивает и начинает торопливо прощаться. Провожаем его с Ванькой до машины под пристальным взглядом приникшей к окну сторожки Маши. Тоже не сам за рулем — шофер имеется. Какие все крутые кругом! Из своей будки тут же выскакивает мой пес и начинает с визгом носиться, натягивая поводок. Ванька бросает нас и бежит к нему. Поздороваться еще раз.