Яма

не замерз, когда вокруг снег,

мне бы сладкою была соль, если б рябом ты была век.

Не тревожным спал бы я сном,

не болел бы от тоски, нет,

только ждал тебя к себе в дом, словно солнца поутру свет.

Я б других не замечал лиц,

я бы твой боготворил дух,

всех бы синих подарил птиц, жаль, что нет у вас таких двух[2].

СЕРЕЖА: Выходи, Кузя. А то стою тут под обстрелом любопытных — один. Присоединяйся.

Республика Кузентай: Я стесняюсь.

СЕРЕЖА: Да ладно… Выходи уже.

Республика Кузентай: Спускаюсь.

Она появилась минут пять спустя. В коротеньком белом сарафане, с волнистым подолом которого ветер сходу начал шаловливую игру.

— Сегодня такая погода замечательная. Мы можем поехать к морю? Представляешь, как там, должно быть, замечательно! Я буквально ощущаю этот влажный горячий соленый бриз.

Сглотнув, Градский попытался сосредоточиться на Плюшкиной болтовне.

Все же порой отец дело говорил. Не в бровь, а в глаз — чертяка. Вот так вот, сходу, на людях, вопреки всем отвлекающим факторам, накатило зверское возбуждение и перешло все допустимые нормы. Мышечные ткани стянуло напряжением. Каменный стояк выразительно оттопырил черную джинсу. Кровь по венам покатила такая раскаленная, что одномоментно жарко стало, а в зобу дыхание сперло.

Смотрел на улыбающуюся и тараторящую без умолку Кузю, мимоходом недоумевая, что же именно вызывает такие сильные эмоции? Ведь с первого взгляда не терял речи от ее красоты неземной. Ему даже волноваться не пришлось, пока она, мелкая авантюристка, рот свой не открыла. Воспринял ее тогда, как любую-другую симпатичную девчонку — объективно. Потом уже понеслись все эти ощущения…

Возможно, причиной его помешательства являлось то, что Ника не умела держать язык за зубами и впадала из крайности в крайность. Вела себя либо слишком развязно, либо чересчур миленько, озвучивая самые обыкновенные слова. Крутые переходы этих состояний ок стремился отслеживать с одержимым вниманием.

Co временем устаканилось ощущение, что краше нее на свете нет. Лучше нее — нет. Плюшка — Вселенная. Все другие — безликие зрители.

Раз за разом, с несменной методичностью, при виде нее дыхание перехватывало.

— Поедем, Сереж?

Глянул на облепленную галдящей толпой скамейку. Разнобой голосов врывался в их с Кузей разговор и тут же обесценивался в слепом одностороннем интересе.

— Поедем, конечно.

На пляже, заполненном огромным количеством людей, еще проще погрузиться в свой обособленный мир. Скинув футболку, Сергей разулся и подкатил штанины джинсов до середины щиколоток. Неугомонная Доминика следом за ним бросила в багажник автомобиля сандалии и собрала волосы в забавный высокий пучок.

— Слышишь эту песню, Сереж? — пришлось впустить в сознание играющую в пляжном баре музыку. — Обожаю ее, — сообщила Кузя, пританцовывая. — А тебе как?

— Ну, такое…

— Одним словом, "фуфло"?

Усмехнулся, не отрывая от нее взгляда. Восточные мотивы совершенно не в его вкусе. Разве скроешь, когда аж зубы сводит и реально тошнит?

— Мне нравится, как ты под это "фуфло" танцуешь.

Если не врать, на этом все. Плюшка умела красиво двигаться, этого не испоганят даже все эти отвратительные причмокивания, "кис-кис", "шиширип-шиширип". Подпевая исполнителю, Ника, не скрывая восторга, умилительно гримасничала. В такт мелодии двигала плечами и виляла бедрами, забывая о критической длине своего сарафана.

"Оки, ладно. Не страшно. Здесь и так все в трусах…"

Серега старался не напрягаться. Но напряжение само напрягало Сергея. В паху снова мучительно заныло. Только ведь недавно отпустило, благодаря смелости некоторых старух, гуляющих по пляжу под видом грибов-боровиков в соломенных шляпах и открытых купальниках, исчезающих при ходьбе в мягкой телесной массе.

— Давай вместе.

— Что?

— Танцевать, — кружась, сложила губы "уточкой".

— Нет.

— Ни за что на свете?

Тут он, должен признаться, заколебался. Фантазия мгновенно подкинула заманчивые варианты дальнейшего развития событий. Ругнувшись матом, пришлось сместить взгляд и выцепить из толпы пару "боровиков". Внутри все потухло. Жить расхотелось от таких методов.

"Ну, долбанная Плюшка, чё уж…"

Записал на ее счет.

— Ника, — предупреждающе окликнул, снова обратив внимание на свою подруженцию.

— Алеся писала, ты обалденно танцуешь сальсу.

— У нее бред. Поплохело от резких смен температурных режимов.

— Сережа!

— Что, Доминика? — саркастически улыбнулся.

Внутри колотило, как ни боролся с наплывом эмоций.

"Трудно…"

"И все же, ну нафиг этих "боровиков"!"

Лучше уж "отстегнуться" из-за недостаточного поступления крови в головной мозг. В любом случае эрекция рядом с Кузей неизбежна. Не смотреть же ему все время в сторону. Да что уж, порой и без визуального восприятия, только от звуков ее голоса, у Града на теле все волоски дыбом встают и носятся эти убогие, как их называет Леська, мурашки.

Шагнув ближе к девушке, поймал ее в кольцо своих рук.

— Стой. Не рыпайся, кувшинка.

— Почему еще "кувшинка"? — без восторга приняла новое обзывательство с его стороны. — Не самый красивый цветок. Такой… — скривившись, показала язык.

— Какой?

— Простой.

— Красивый, — перебил ее Градский, удерживая зрительный контакт. — Красивая ты. В этом платье и с такой прической — похожа очень.

— Комплимент — бомба, — и покраснела. — Огонь прям!

Такая реакция вызвала у Сергея смех.

— Что ты смеешься? — возмутилась Кузнецова. — Да чему ты так радуешься? — распалилась, ведь он никак не унимался.

— Радуюсь, что без "фака" обижаешься. Прогресс у нас.

— У меня руки заняты, — оправдалась, поглаживая пальцами его коротко стриженый затылок.

И, не сдержавшись, тоже улыбнулась.

Серега хотел ей что-то еще сказать, озвучить оккупировавшие его воспаленный рассудок закопченные от перегрузки мысли о том, что она самая-самая, рассказать, что у него от нее — просто дым из ушей… Но грудь стянуло спазмом, горло перекрыло — ни одного слова не выжал.

Почувствовал себя кем-то из тех существительных, которые ему так часто приписывал отец. Додик, дебил, валенок… Только отец, Сергею хотелось верить, беззлобно его так называл, в силу своего вспыльчивого характера. Он же ощутил касательно самого себя настоящую злость.

Ни украсть, ни покараулить[3]… Стоял и, словно слюнтяй, тупо смотрел на замершую в ожидании Нику.

— Я на тебя запал, Кузя, — произнес со всей серьезностью, перекладывая эту информацию из своего сознания в ее.

"Ну, п*здец, второе приветствие…"