Яма
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, девочка…
На мгновение Нику охватило смущение, ведь он еще ничего толком не сделал, а она уже была очень мокрой. Его пальцы, размазывая влагу, буквально выбивали из ее плоти пошлые чавкающие звуки.
— Моя, — растягивая гласные, прохрипел Градский. — Моя. Слышишь, Плюшка? Навсегда же?
— Не знаю…
— Что ты, бл*дь, не знаешь? Намеренно меня доводишь??? Мало тебе моей крови? Никак не напьешься? Ну, че уж… Мочи уже, мать твою.
— Ой, Сережа… Заткнись… Ах… Пожалуйста, хватит говорить… По-о-том…
А потом рука Сергея исчезла. Зажмурившись,
— Сними платье, — грубоватый голос Градского завибрировал в районе ее виска. Он прижался к нему губами, а затем и вовсе, будто нащупывая пульсирующую височную артерию, закусил и лизнул тонкую полоску кожи. — Хочу тебя видеть полностью.
Сжав указательным и большим пальцами ее щеки, всосал в себя выпяченные этими нехитрыми манипуляциями губы.
— Ну? Раздеваешься, Кузя? Будем трах*ться? Или ты уже передумала?
— Да… Сейчас…
Распахнув глаза, поймала его темный взгляд. Прошлась своим по его обнаженному телу: крепким, напряженным, словно вылитым из стали, мышцам, массивному, слегка покачивающемуся от каждого перемещения мужчины, члену.
— Ну? Еще долго ждать? — насмешливо вздернул брови.
— Ты такой романтик, Градский! Я прям поражаюсь!
— А ты что хотела? — склоняясь к ней совсем низко, понизив голос, зашептал в самое ухо: — За член меня хватаешь, тр*хнуть просишь и ждешь, что я нежничать стану? Сказок не будет. Я не умею. Ты же знаешь самое важное, Кузя? Я люблю тебя.
— Знаю!
Когда она выполнила указание и, наконец, полностью разделась, Сергей, пройдясь одурманенным похотью взглядом по ее телу, устроил его именно так, как ему будет удобно. Раздвигая ее бедра, раскрыл Нику и сдвинул согнутые в коленях ноги вверх.
Она дрожала от возбуждения и смотрела лишь ему в лицо. Дышать перестала, когда и Град поднял взгляд. Глядя ей в глаза, пристроил член между ее влажными складками. Отыскав вход, резко толкнулся. И, войдя в нее до основания, с хриплым выдохом замер.
— Больно?
— Нет.
— A глаза почему зареванные?
Казалось, что каждое слово давалось ему с трудом. Ждал и был готов к тому, что она его остановит.
— Не из-за боли, — тихо шепнула Ника, помотав головой. — По другой причине.
Понимая и принимая ее ответ, наклонился и страстно поцеловал ее распахнутые на выдохе губы, одновременно невольно смещаясь внутри нее.
Девушка тотчас дернулась под ним и уже вполне ощутимо задрожала. Замирая, Градский несколько раз успокаивающе прошелся по ее трясущимся плечам и груди ладонями.
— Если будет больно, скажи… Не вздумай мне тут терпеть… Геройствовать ни к чему, ты же понимаешь?
— Угу… Продолжай…
Его руки переместились. Одна прижала ее раскрытое бедро к матрасу, а вторая сжала грудь. Когда же он начал двигаться, Доминика до крови прикусила губу и часто с сипловатым шумом задышала, откидывая голову назад. Не успела ни на чем толком сконцентрироваться. Волна наслаждения толкнула к низу ее живота приток горячей крови и обилие густой влаги в лоно. Взорвалась буквально за
пару- тройку толчков. Тем не менее, оргазм оказался мощнее и продолжительнее, чем в первый раз. Он разбил ее тело на яркие горячие атомы.— Да, маленькая… Умница… Красивая моя девочка…
Его голос доносился до Ники словно издали. Но она все равно неосознанно подстраивалась под него, словно для Сергея, не для себя, кончала. Сжимала его изнутри и беспорядочно стонала.
Выплывая из слепого дурмана головокружительного удовольствия, ощутила, как его ладони, максимально раскрывая ее, надавили на бедра с двух сторон. Хрипло и как-то невыразимо грубо простонав, Градский вышел из ее лона и, по инерции скользя тяжелым членом по клитору между влажными складками, начал бурно кончать. Сперма брызнула мощными теплыми струями на живот и грудь Доминики, пара капель достигла шеи и подбородка.
Прослеживая за всем этим темным и горящим взглядом, Сергей поразил ее какой- то незнакомой самодовольной улыбкой. Не успела она хоть немного прийти в себя, найти слова и отреагировать, как он вновь сунул член внутрь нее и, наклонившись, со страстным голодом смял ее губы в новом поцелуе. Ника осознавала, что так делать нельзя, и Градский, несомненно, тоже прекрасно это знал, но зачем-то поступал подобным образом, а она, на пике безграничной любви и удовольствия, не способна была ему возражать.
31.4
После совместного и не менее увлекательного душа, в кухне, поймав хмурый и сосредоточенный взгляд Градского, офонаревшая Кузя показала ему средний палец.
— Без комментариев, Серёжа. Просто продолжай.
И он, подсознательно желая ее вновь смутить, подошел к самой щекотливой теме:
— Ты не понимала, почему я не довожу дело до конца, почему не тр*хаю тебя по- настоящему…
Как и ожидал, Нике стало трудно удерживать зрительный контакт, но он, конечно, не облегчил ее положение. Приподнял пальцами подбородок, удерживая ее взгляд.
— Думаешь, я тогда не хотел? Я фантазировал о сексе с тобой сутками напролет. Я хотел тебя. Полностью. Хотел быть твоим первым и единственным. И… Я не должен такое говорить, потому что это звучит не особо круто, но один раз, чтобы расставить все точки, скажу: я боялся того, как это произойдет. Твоей боли и своих эмоций. Меня из нутра выбрасывало, когда я только лишь представлял, как это будет. Кроме того, трудно объяснить, потому как намешано, правда, очень много; но тогда, видя твои наивные глаза и миленькую улыбку, я хотел, чтобы ты подольше оставалась моей незапятнанной принцессой.
— Серёжа, — выдохнула она с мягким сарказмом. — Ты и без дефлорации прилично так меня запятнал.
— Да? — якобы удивился он. — Да вроде нормально. В рамках.
— В рамках? — фыркнула Ника, мягко толкая его кулаком в грудь. — Какой же ты придурок…
— Ладно тебе, Плюшка… С тобой у меня никогда не получалось однозначно. Всегда была куча всего. И всегда надо было делать выбор. Последний я сделал неправильный, — признал уже серьезно.
Доминика сглотнула и на мгновение отвела взгляд. А потом уставилась на него с такой уязвимостью, что у Градского все внутренности скрутило.