Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Комната немецкой семьи среднего достатка. Возле фисгармонии сидит мать Франца — маленькая, хрупкая, — тихо наигрывает что-то из Шуберта.
Мать. То же самое я играла в тот день, когда моего отца забирала полиция и делала обыск в квартире. Я сидела у фисгармонии и играла ему на дорогу. Толстый оберет стоял в шинели у камина, и ему было очень жарко…
Входит Франц.
Франц. Здравствуй, мутти. Что это у нас дверь не заперта?
Мать (обрадовалась).
Франц. Меня? Никто.
Мать (выбегает из комнаты и возвращается). Я хорошо заперла дверь… Теперь такие сквозняки всюду по квартирам!
Франц. Теперь во всем мире сквозняки свистят.
Мать. Как долго тебя не было! Ты приехал, а я на тебя еще как следует и не нагляделась. Я счастлива, что ты пришел.
Франц (садится). Насмотришься. Вот поедем вместе к Милли…
Мать. В Россию?
Франц. Поедем туда, будем жить, работать. Там такая смешная степь. Идешь, идешь — кажется, всю жизнь будешь идти и не дойдешь до конца. И такая голубая весна.
Мать. Я, сынок, рада за тебя. Дни мои долгие, а жизнь уже короткая.
Франц. Поедем, мутти. Я потерял старую Германию, кстати. Я не могу быть сторожем у трупа. Тот завод, на котором работали мы с отцом, — труп. Я хочу творить жизнь. Я хочу взмахнуть руками и почувствовать, что у меня есть крылья. Только там вырастает будущее.
Мать (подходит к окну, выглядывает). Что написать Милли? Она будет беспокоиться о тебе.
Франц. Я сам ей напишу.
Мать. Садись и пиши. Еще имеешь время. Я так обрадовалась, увидев тебя. Мне все казалось, что я услышу выстрелы у ворот. Я села за фисгармонию. Ты встретил Эльзу?
Франц. Не встретил, мутти. Что это ты выдумала? Какие выстрелы?
Мать. Избалованная девушка! Я же ей велела — не пропустить тебя. Видимо, играет где-нибудь с детыми. И она тебе ничего не сказала?
Франц. Мутти, я требую объяснений.
Мать. Разве ты ничего не знаешь? Я думала, что тебе это уже известно!
Франц. Мутти, ты меня пугаешь!
Мать. Тебе нужно будет выбежать из наших ворот и забежать в соседний двор. В нем есть сквозной выход. Я постою у окна…
Франц. Мутти!!
Мать. Я тогда была еще молодой девушкой, Франц. Как мне хотелось свергнуть кайзера. Я видела себя мученицей на эшафоте. А оберст сидел у теплого камина и не снимал шинели…
Франц (бежит в соседнюю комнату и возвращается), Мутти, у вас кто-то был?! Мои вещи разбросаны! Скорее говори мне, мутти!
Мать. Я всю жизнь мечтала, чтобы ты был революционером. Я верила, что ты пойдешь в меня, а не в отца. И вот теперь я чувствую эту боль — да, ты стал революционером. Ты знаешь, что это очень больно, — я не думала что будет так сжиматься сердце.
Франц. Я не такой революционер, как ты думаешь, мутти. Я получал комиссионные за дело, которое казалось мне честным.
Прожив год в СССР и приехав сюда, я увидел, что не могу рекомендовать покупку завода. Я дал понять это. Вот и вся революционность.Мать. Я горда, сын мой. К нам приходила полиция и искала тебя. Твоя старая, глупая мать плакала, но она была горда.
Франц. Они еще возвратятся?
Мать. Они приказали не запирать дверь и караулят на улице. Я послала Эльзу встретить тебя. Но ты сам как-то прошел. Увидеть свою старую мать…
Франц. Нужно бежать. Они могут возвратиться назад.
Мать. Соседний двор имеет два выхода. Ворота — рядом с нашими воротами. Когда тебя ожидать, Франц?
Франц (собирается), Я позвоню, если смогу. Прощай, мутти. Моя старенькая революционерка!
Мать. Иди, сынок. Я буду смотреть на тебя из окна. Помнишь, когда ты шел впервые в школу, я смотрела на тебя из окна. Тебе обязательно нужно предупредить своих товарищей?
Франц. Да, мутти. Я должен сказать им о тебе. Знаешь, не так легко вставлять себе глаза. Но меня уже не остановят выстрелы…
Мать. Иди и потихоньку пой, будто гуляешь. Хотя бы вот эту… (Напевает прежнюю мелодию.)
Франц. Поцелуи меня, мутти. Если со мной что-нибудь случится, я хотел бы, чтобы ты поехала к Милли.
Прощается. Франц выбегает. Мать подходит к окну, продолжая тихонько напевать. Останавливается и смотрит на улицу. Напряженная пауза. Далекий выкрик. Выстрел.
Мать (в зал). Вышел! Бежал! (Оживленно.) А теперь мне можно и поплакать…
Убогий танцевальный зал. Наигрывает пианино. Меланхолическая, мрачная мелодия. Не то фокстрот, не то какой-то менуэт. Танцуют пары и одиночки. Рабочая публика. Работницы фабрик, солидные рабочие, молодые парни. Танец несколько даже торжественный.
Посредине зала стоят Карл и Гвардия.
Карл (громко). Наше собрание объявляю открытым. Не шаркайте ногами, товарищи. Нужно, чтобы всем было слышно. Музыканты, не стучите так сильно по клавишам. Да, хорошо. Вы знаете, что нам не разрешено проводить собрание рабочего актива. Но они не имеют права запретить нам танцы! Кстати, мы не всегда будем плясать под их дудку. Затанцуют и они под нашу! Предоставляю слово гостю. Аплодировать не нужно.
Гвардия (растерянный). Я хотел бы говорить, стоя босиком на раскаленном металле. Мне это было бы легче, чем говорить сейчас, когда вас еще могут заставить танцевать! Товарищи, жизнь наша — с вами! Уезжая из вашей страны, я горд тем, что могу передать вам привет от пятнадцати тысяч рабочих завода имени Октябрьской революции!
Рабочий (высокий, похож на гвоздь). Нас душат, как бешеных собак. Расскажи нам, товарищ, о вашей стойкости. Мы ощущаем поддержку всемирного пролетариата. Мы не сдадимся. Мертвые — мы будем кричать из могил. Давайте танцевать, товарищи!