Янтарная комната

Врачи побледнели и с тревогой посмотрели на царя. Екатерина крепко держала его за ночную рубашку. Принцессы Анна и Елизавета громко ахнули. Меншиков, который, как всегда, тоже присутствовал, выжидая, как лис на охоте, регистрируя каждое движение, замечая каждую неловкость, преградил ему путь.

— Это глупо, — сказал он. — Ложись в постель, Пётр Алексеевич.

— Кто здесь царь?! — привычно загрохотал Пётр. — Кто? Всё ещё я! Я ещё жив! И проживу дольше всех вас вместе взятых.

Он хотел идти дальше, но чуть не упал, если бы доктор ван Рейн и доктор Блюментрост его не подхватили. Царь опустил голову.

— Позовите его ко мне, — сказал он слабым голосом. — Я хочу увидеться с Фёдором Фёдоровичем. С хранителем Янтарной комнаты. Приведите его и оставьте нас наедине. Я сказал — наедине. Ни медиков, ни тебя, мерзавец Меншиков, ни тебя, Екатерина. Наедине.

Приказ царя летел из уст в уста, от лакея к лакею, пока не дошёл до Янтарной комнаты.

— Царь зовет! — сказал лакей Вахтеру, который, как всегда, протирал янтарные панели куском замши. — Срочно!

Когда Вахтер вошёл в комнату больного царя, все с удивлением его оглядели, как редкого зверька, ведь мало кто его знал, да и то — лишь как тихоню, обитающего где-то в Зимнем дворце. Все вышли, а Екатерина, выходившая последней, внимательно посмотрела на этого странного человека, который оказался самым близким другом её мужа.

Царь подождал, пока закроется дверь, и сделал знак Вахтеру приблизиться. Сам он тяжело дыша сел на край кровати, сжимая правой рукой одеяло. Боль буквально жгла его изнутри.

— Недолго осталось, — с трудом произнёс он. — Фёдор Фёдорович, я хочу попрощаться. Я знаю своё состояние, но ввожу всех в заблуждение. Я вижу в их жадных взглядах вопрос: кто будет новым царём? Кто унаследует мою империю? Кто останется фаворитом при царском дворе? Кто будет предан анафеме? Кто будет с жадностью загребать деньги? Всё это — дерьмо, всё дерьмо! Вахтеровский, что будет после меня с Россией? Ты знаешь ответ? Что будет… вот моя единственная забота, а смерть меня не пугает. Кому ещё я могу доверять? Меншикову? Он самый отъявленный негодяй из всех. Толстому? Подхалим! Апраксину? Этот думает только о карьере. Головину? Это волк, который лижет мне руку. Я не должен умирать, мне надо жить вечно, жить для России, но Господь рано или поздно всех призывает к себе. Мне ещё рано умирать, но ничто уже не поможет. — Он снова от боли стиснул пальцами одеяло, его взгляд стал рассеянным. — Скажи мне правду, как всегда, Фёдор Фёдорович: я правда должен умереть?

— Да, ваше величество. Врачи вам уже ничем не помогут. Мой сын Юлиус такого же мнения.

— Он всё-таки стал медиком за моей спиной?

— Ещё не выучился. Он учится у доктора ван Рейна, смотрит, как тот работает, помогает. Простите его, ваше величество.

Царь кивнул. От приступа боли он несколько минут не мог говорить. Потом, с хрипом вздохнув, сказал слабым голосом:

— Янтарную комнату я больше не увижу. Мой самый любимый кабинет, моя исповедальня, место, где я мог разговаривать со своей душой. Никогда больше! Вахтеровский...

— Да, ваше величество. — Вахтер подошёл ближе и теперь стоял совсем рядом с задыхающимся царем.

— Осмелишься ли ты на необыкновенный поступок, если твой царь этого пожелает? Не прикажет… а просто пожелает. Повредишь ли ты Янтарную комнату?

— Я… я не знаю, — запинаясь ответил Вахтер. Мысль о том, чтобы нанести ущерб Янтарной комнате, ему никогда не приходила в голову.

— Я хочу иметь какую-нибудь частичку. Маленький кусочек. Отколи мне что-нибудь от стены. Гирляндочку, голову, листик… что-нибудь. Я хочу положить это себе на грудь, когда буду умирать. Маленькую частичку моей комнаты… лучик солнечного камня.

— Я исполню ваше желание, ваше величество, — сказал Вахтер с дрожью в голосе. — На четвёртой панели есть головка ангела… Я принесу её вам.

— Ангел! — Царь стал заваливаться на спину. Вахтер подбежал к нему, помог улечься и аккуратно укрыл одеялом. — Ангел улетит вместе со мной в вечность. Фёдор Фёдорович, мир никогда этого не узнает. Ни Меншиков, ни Апраксин, ни Бутурлин, ни Толстой, ни Шафиров, ни другие марионетки. Только ты, мой верный друг. Благослови Бог тебя и твою семью…

Вахтер наклонился к царю, поцеловал его руки, заглянул в его серо-зелёные глаза и в их глубине увидел смерть.

Когда Вахтер открыл дверь, мимо него в комнату вбежали Екатерина и Меншиков. Потом прошли врачи. Никто даже словом не обмолвился с Вахтером, он молча стоял у двери и смотрел на них.

«Волки устремились к своей жертве, — подумал он. — Падальщики собираются в стаю. Слишком долго умирает царь. По чуть-чуть, час за часом, и это длится слишком долго. Бедный царь, ты прав, когда спросил: что же будет с Россией?»

Он вышел и направился наверх, в Янтарную комнату. Достав из ящика с инструментами маленький молоток, тонкий резец, щипцы, острый нож, он посмотрел на головку ангела на четвёртой панели и начал осторожно её отделять.

Царь не получил ангела. В тот же день, вечером, он снова кричал от боли, исповедался и принял причастие. Он взял Екатерину за руку и застонал:

— Как тяжело. Как тяжело. Как-будто дом давит на грудь… Катериночка, сними с моей груди этот дом.

Он промучился ещё три дня, и врачи не могли ему помочь. Они знали только одно: мочевой пузырь воспален, нижняя часть живота заполнена гноем, пузырь стал твёрдым, как каменный замок, и больше не пропускал ни капли. Царь гнил изнутри, но он мог ещё говорить и в минуты облегчения диктовал, раздавал помилования и прощения, неоднократно причащался.

Что будет после меня с Россией?

26 января, когда в Петербурге были открыты все церкви и тысячи людей молились за царя, звонили колокола и взывали о помощи Господа, у царя началась такая судорога, что он чуть не упал с кровати, но Екатерина и её дочь Анна крепко держали его. В это время во дворце собрались все министры, сенаторы, генералы и знатные горожане, чтобы услышать сообщение о смерти царя. Меншиков, Толстой и Бутурлин сидели в соседней комнате и хладнокровно обсуждали, кто будет наследником Петра I. Им не должен стать Пётр, сын казнённого цесаревича Алексея, хотя по закону — это его право. Трон займёт Екатерина, вдова Петра I. Она гарантировала, что все фавориты останутся при дворе.

В ночь на 28 января дыхание царя стало хриплым и тяжёлым. Изо рта потекла слюна, лицо перекосила ужасная гримаса. Тело билось в конвульсиях, но царь еще сопротивлялся этому: император, великан, медведь. Его воля вставала на дыбы, и он продолжал бороться против непобедимого врага. Исповедник Феофан Прокопьевич осенил его крестом и сказал:

— Я надеюсь, что Бог простит тебе все грехи за те добрые дела, которые ты сделал для своего народа.

Екатерина молилась и плакала, а Меншиков, Бутурлин и Апраксин готовили новую тронную речь для императрицы.

28 января 1725 года Пётр I приподнялся, глубоко вздохнул и упал назад на подушку. Его искажённое лицо расслабилось.

Царь умер в шестом часу утра.

Екатерина упала на колени перед его постелью, сложила руки в молитве и громко закричала, так что услышали бы и на небе:

— О Господи, прошу тебя, открой врата рая, забери его великую душу!

Умер не только царь, умерла целая эпоха.

Меншиков вышел из комнаты, чтобы известить ожидающих о смерти бессмертного. Он прошёл мимо Вахтера, который уже три дня стоял у двери, ожидая, что царь ещё раз найдёт в себе силы и позовёт его. На бархатной подушечке лежала головка янтарного ангела. Вахтер держал подушку в руках с таким почтением, как будто на ней лежала корона Российской империи.