Японская кукушка, или Семь богов счастья

– Отвечайте! – прервал долгое молчание Кобаяси. – Вы что меня не слышите? Я спросил вас, что вы увидели?

«Нет, – хотел сказать Райдон, – я ничего не слышал. У меня начинают расти листья».

Но вовремя спохватился.

– Разрешите отвечать? – на всякий случай осведомился Райдон, чтобы его не упрекнули в нарушении данной прежде команды.

– Да, – почти прошипел Кобаяси. Было ясно, что начало боя он проиграл. – Вольно! – рявкнул он.

Райдон мысленно возликовал.

– Я увидел, что заморский квартал весь состоит из строений, нетипичных для Империи, господин капитан.

– Да. И что?

– И с горы… когда смотришь на них с горы… кажется, что ты… – он замешкался…

– Что? – цеплялся за каждую его паузу капитан.

– Что ты находишься не дома, а где-то в другой стране. Я даже спросил себя. Где я нахожусь?

– Вот, – Кобаяси отошёл от Райдона. – Вот. Этого я и боялся.

Было ощущение, что он был одновременно очень доволен ответом Райдона и в то же время очень расстроен им. Он заложил руки за спину, сделал вокруг молодого человека ещё пару молчаливых кругов. Подошёл к столу. Сел. Что-то записал.

Потом он отложил перо и заговорил чёткими, отрывистыми фразами.

– С сегодняшнего дня вы в моём подчинении, младший лейтенант. Империя нуждается в помощи таких людей, как вы. Мне нужен помощник. Будете выполнять мои приказы. Здесь, на берегу. Три раза в неделю будете помогать обучать кадетов в учебных помещениях теории ближнего берегового боя. А семь раз в неделю вы будете изучать обычаи, особенности поведения и языки иностранцев, обманом прибывших на нашу землю. В остальное же время будете выполнять мои личные, – при слове «личные» капитан оторвался от своих бумаг и пристально посмотрел на Райдона, – поручения. Я знаю, как вас зовут и из какой вы семьи. Я наводил справки. Я знаю о вас всё. Будете исполнительны, а я надеюсь, что будете, – это отмечено во всех рекомендациях, данных мне вашим… – он сделал паузу. – Вашим бывшим командиром. – Так вот, будете исполнительны, быстро пойдёте наверх. За мной остаётся право наказывать вас и решать, куда направлять дальше. Считайте, что первое поручение вы уже выполнили, забравшись на гору. Разумеется, я не приветствую подобную самодеятельность, но она доказывает наличие у вас воображения и способности самостоятельно мыслить. Буду откровенен с вами, болваны мне не нужны, что говорит о моём мнении о вас, а именно – что вы к ним не относитесь. Но тем не менее вы опоздали. Я не буду наказывать вас за это, – он чуть помолчал и жутковато улыбнулся. – Сейчас. А всё остальное зависит от вас. У вас есть ко мне вопросы?

У Райдона было много вопросов. Очень много. Главным из них был, пожалуй, вопрос, каким способом хотел бы Кобаяси умереть от его, Райдона, руки в эту же секунду. Если бы он мог, то с удовольствием бы задушил капитана, утопил или выпустил ему кишки самурайским мечом прямо на его чистенький капитанский китель или дурацкие записки, а лучше и на то и другое, несмотря на то, что сам Райдон был очень мирным и тихим человеком.

Однако этого он спросить не мог. Поэтому он сказал как попугай то, что требовалось по уставу:

– Никак нет, господин капитан.

Но Кобаяси умел читать по лицу. Он подошёл к Райдону и, внимательно посмотрев на него, сказал:

– Это неправда. Что вы хотели у меня спросить? Ведь вы что-то хотели у меня спросить и побоялись. Но я знаю, что вы не трус. Спрашивайте!

«Это какой-то демон!» – подумал с ужасом Райдон, но, вспомнив, что он сам – всего лишь побег бамбука, а не человек, равнодушно спросил, как если бы его это практически не интересовало:

– Когда я смогу отплыть к своему экипажу?

Кобаяси задохнулся от подобной наглости.

– Когда вы мне больше не будете нужны, – сказал он, прищурившись. – Мой ответ вам ясен, младший лейтенант Тоёда?

– Так точно, – сказал Райдон, не надеясь, что это чудо – то, что он когда-нибудь не будет нужен капитану, – сможет когда-либо произойти. Ясно, что он умудрился заинтриговать этого демона своим опозданием и полным отсутствием панического страха перед наказанием и теперь, судя по всему, самой интересной игрушкой из всего гарнизона для Кобаяси Эйси будет именно он – Тоёда Райдон. Поэтому теперь, если он захочет вернуть себе в одночасье утраченную свободу, ему придётся надолго забыть, что он человек, и продолжать оставаться побегом бамбука. И, к его великому ужасу, возможно, очень, очень долго.

23

Кроме испытания болезнью – для Светланы и многодневной разлукой с барышней – для Поликлеты, обеим пришлось пройти ещё одно не менее суровое испытание – местной пищей. Ни Светлана, когда лежала в больнице, ни Поликлета в новом своём пристанище, оказались не готовы к дегустации местной кухни, приветливо представленной последней всё тем же услужливым Сусуму Петровичем. Пока Светлана лежала в больнице в бреду и лихорадке и не была в состоянии отчётливо понимать, чем её кормят, Поликлета терзалась вопросами, где бы чего покушать, и с самого первого дня прибытия на жёлтый остров постоянно испытывала чувство голода. То, что она увидела в харчевнях и лавках, её поразило до глубины души – кроме риса и рыбы, при этом частенько сырой, местные жители, казалось, ели только водоросли, грибы и морских гадов всевозможных мастей в пугающем воображение изобилии. Что до мяса, пирогов, картофеля и капусты, так привычных русской душе, об этом не было и речи, и даже чай – чай японцы пили как будто ненастоящий, а прозрачный, ядовито-зелёного цвета.

– Господи, прости им, неправоверным, наверное, с рождения животами маются, поедая всякую нечисть морскую, – жаловалась Поликлета Всевышнему, разворачивая тонкий бумажный пакет с очередным подношением Сусуму Петровича.

Так и есть, в пакете оказались две аккуратные коробочки, перевязанные красной атласной ленточкой. Сусуму протянул коробки Поликлете. Она поняла, что он предлагает сразу посмотреть их содержимое. Развязав ленточки – ишь ты, какой деликатный мужчина – Поликлета увидела, что в одной коробочке был рис, присыпанный сверху мелко накрошенной зеленью и тремя лепестками хризантемы, а в другой – не менее аккуратно нарезанные тонкие ломтики чего-то бурого, с ужасным запахом протухшей рыбы.

– Да что ж это за еда такая? – изумилась Поликлета, слегка воротя нос от коробочки с рыбным духом, так, чтобы не обидеть нечаянного спутника своих дней на чужбине.

– Шиокара, – расплылся в блаженной улыбке Сусуму Петрович, – это карамара. Сорёный, – он приободряющее кивнул, показывая, что и сам не прочь бы отведать лакомство, но это подарок гостям и он не может позволить себе такое кощунство.

Потом он поискал где-то у себя за пазухой и вынул маленький пузырёк с тёмной жидкостью. Поклонившись, он протянул пузырёк Поликлете.

– Поривать, – сказал он, наклоняя пузырёк над рисом, – риса. Шиокара. Тоже поривать.

Поликлета открыла пузырёк, понюхала, хотела было поморщиться, да вовремя остановилась. Неловко, старается человек, угощает, а им всё ж не угодить никак. Да главное, чтоб не отравил ненароком, любезный. Не должен вроде. Христианин какой-никакой. С другой стороны, ежели ты православный, зачем людям гадов несёшь на закуску? Однако негоже с ним ругаться.

– Спасибо, батюшка, за дары твои, – поблагодарила Поликлета услужливого японца, который застыл в ожидании её реакции – предположительно радостного удивления. – Что и соус не забыл. Да только не научены мы вашей кухне и, как питаться правильно, не знаем. Прости ты нас, неблагодарных. Ты бы вот подсказал нам лучше, где бы мы могли чем-то попривычнее разжиться. А? Блинков бы там каких или баранок к чаю. Да и чаю нам тоже хочется, не в обиду будет сказано, не ядовитого цвета хлебать, словно лебеду взяли из-под ног и заварили, а покрепче чего – чтобы красный чай был. Понимаешь?

Сусуму Петрович закивал:

– Понимая… Тонкацу? Ести, ести, тонкацу и йошоку.

– Это что ж такое будет?

Вместо ответа Сусуму показал ладонь, прислонил её к очагу в середине комнаты и презабавно хрюкнул, а потом зашипел, имитируя звук чадящей сковородки.

Поликлета поняла. Котлеты свиные, вот что это такое – тонкацу.

– Нет, батюшка, не шибко мы любители тонкацу. Хотя получше, конечно будет, чем… – она покосилась на бурое «лакомство». – Чем шиокара. А вот если бы ты нам капустки квашеной или картошечки с маслицем да с селёдочкой где нашёл, ух и со стопариком, так очень бы ты нас уважил, батюшка!