Японская новелла

Куда спокойнее добираться морем. Если найти надежного морехода, он благополучно доставит вас хоть за сто, хоть за тысячу ри ¹⁶. Сам-то я в Западные провинции не хожу, но у меня есть надежные знакомые, с которыми я могу вас свести. Давайте прямо завтра с утра и отправимся.

Ночью Таю разбудил своих постояльцев, и они еще затемно вышли из дома. Госпожа стала развязывать мешочек с деньгами, чтобы уплатить за ночлег, но Таю отказался: ничего, мол, не надо, что же касается кошелька с деньгами, то он изъявил готовность взять его на хранение. Мол, ценности всегда полагается сдавать хозяину гостиницы, а на корабле — капитану.

Воспользовавшись гостеприимством Ямаоки Таю, госпожа считала своим долгом советоваться с ним по всякому поводу. Она была бесконечно благодарна за предоставленный им кров. Еще бы! Он приютил их, преступив тем самым даже закон. Конечно, полностью довериться ему она не могла, но он говорил так твердо и убедительно, что не послушаться его было просто невозможно. Но в то же время в нем было что-то настораживающее, и все-таки госпожа не проявила должной осторожности.

Госпожа садилась в лодку Ямаоки Таю с ощущением неизбежности. Дети зачарованно смотрели на синюю гладь воды, все им было в диковинку. Только Убатакэ по-прежнему не покидало тревожное чувство.

Вскоре, как уже говорилось выше, Ямаока Таю отдал швартовы. Шестом оттолкнулся от берега, и лодка плавно заскользила по воде.

Сначала Таю греб вдоль берега к югу — по направлению к провинции Эттю. Туман постепенно рассеялся, вода искрилась на солнце. Скалистый берег был абсолютно безлюден, волны ударялись о скалы, колыхали зеленые и бурые водоросли. Внезапно из-за скалы показались две лодки и направились в их сторону. Еще издали находившиеся в них люди окликнули Таю:

— Ну, как? Есть?

Таю поднял вверх правую руку с растопыренными пальцами, один из которых был загнут, что означало: у меня в лодке четверо. Вскоре лодка Таю уже стояла борт в борт с подоспевшими двумя.

Хозяин одной из этих двух лодок Миядзаки Сабуро, родом из Миядзаки провинции Эттю, выставил вперед ладонь левой руки, что должно было означать сумму в пять каммон ¹⁷. Пальцы правой руки условно обозначали количество товара.

— Смотри сюда! — крикнул второй лодочник. Сначала он показал всю ладонь левой руки, затем сжал ее в кулак, потом снова разжал и выставил только один указательный палец. Таким образом, этот лодочник по имени Садо Дзиро предложил шесть каммон.

— Негодяй, не сбивай цену! — заорал Миядзаки.

— А почему ты лезешь вперед! — Садо вцепился в него, лодка накренилась, зачерпывая бортами воду. Таю смотрел на них с усмешкой.

— Не суетитесь! Никто не останется с пустыми руками. Чтобы пассажирам не было тесно, я поделю их поровну между вами. Расчет по последней ставке.

Находившимся в его лодке путникам он велел попарно переходить в другие лодки, обе-де пойдут на запад; вместе же плыть нельзя, во избежание перегруза. Дети пересели в лодку к Миядзаки, их мать и Убатакэ — к Садо. Оба лодочника вложили в протянутую руку Таю по связке монет.

Потянув госпожу за рукав, Убатакэ напомнила, чтобы та не забыла взять у Таю свой мешочек с деньгами, но тот проворно оттолкнул свою опустевшую лодку, взмахнул веслами и был таков.

— Прощайте! Я свое дело сделал, теперь вы в надежных руках. Желаю здравствовать!

— Вы, конечно, пойдете рядом, поскольку нам всем в одно место, — обратилась госпожа к Садо. Тот переглянулся с Миядзаки, и оба рассмеялись.

— Как говорит бонза из храма Рэнгэбудзи ¹⁸, все лодки, в которых мы плывем, суть ладьи Будды. Все причалим к одному берегу.

Далее гребли молча. Садо Дзиро держал курс на север, Миядзаки Сабуро — на юг. Мать и дети окликали друг друга, но дистанция между ними все увеличивалась и увеличивалась. Обезумевшая от отчаяния мать посылала вдогонку детям свои последние наставления:

— О горе, нас разлучают. Андзю, храни амулет святого Дзидзо-самы ¹⁹: Дзусио, береги подаренный отцом меч! Держитесь друг за друга.

Девочку звали Андзю, ее брата — Дзусио.

Дети взывали к матери, но голосов уже не было слышно. Можно лишь было видеть их раскрытые, как у птенцов, рты.

Убатакэ без конца повторяла, обращаясь к Садо Дзиро:

— Как же так, господин капитан? — Но он не обращал никакого внимания, и тогда Убатакэ вцепилась в его похожую на сосновый ствол ногу. — Господин капитан, что же это получается? Нас разлучают с барышней и молодым барином. Моя госпожа этого не перенесет. Смилуйтесь, гребите в ту сторону! Ради всего святого!

— Замолчи! — гаркнул Садо и пнул ее ногой. Убатакэ упала, ее длинные волосы разметались по дну лодки.

— Это пережить невозможно! Простите меня, госпожа! — с этими словами Убатакэ бросилась в море.

— Стой! — Лодочник пытался ухватить ее за платье, но было поздно.

Сняв с себя накидку, госпожа протянула ее Садо:

— Вещь недорогая, но пусть что-то останется вам за услуги. Мне больше уже ничего не понадобится. — Она поднялась, готовая последовать за Убатакэ, однако на этот раз Садо изловчился и, схватив ее за волосы, опрокинул навзничь.

— Ах ты, мерзавка! Думаешь, я дам тебе умереть! Ты слишком дорого стоишь! — Садо Дзиро плотно связал ее морским канатом и стал грести дальше на север.

Тем временем дети не переставали звать мать, а Миядзаки Сабуро упорно держал курс на юг.

— Хватит орать, вас услышат разве что рыбы на дне. Дамочки же, поди, уже на острове Садо, гоняют там птиц с просяных полей.

Прижавшись друг к другу, Андзю и Дзусио безутешно плакали. Они лишились дома, скитались по дорогам, но рядом с матерью они чувствовали себя защищенными от невзгод.

И вот сейчас на них обрушилось непоправимое горе. Дети пребывали в полной растерянности, хотя вряд ли сознавали, что отныне вся их жизнь окончательно рухнула.

В полдень Миядзаки вытащил рисовые колобки и принялся за еду. Дал по штуке Андзю и Дзусио. Дети держали в руках колобки, смотрели друг на друга и по-прежнему заливались слезами. Так, со слезами на глазах, и заснули. Миядзаки прикрыл их рогожей.

Много рассветов и закатов встретили они в пути. Побывали в разных местах: Эттю, Наго, Этидзэн, Вакаса; всюду Миядзаки пытался их продать, но покупателей не находилось — уж слишком слабыми и тщедушными были дети. Однажды подвернулся какой-то покупатель, но они с Миядзаки не сошлись в цене.