Японская новелла

— Ну, так и быть, делай как знаешь,— согласился Сансё, — лишь бы не остаться внакладе.

Дзиро велел соорудить у третьей калитки лачужку, куда и поселил брата с сестрой.

Однажды вечером дети, как обычно, говорили о родителях, а проходивший мимо Дзиро — он имел обыкновение прогуливаться по усадьбе, проверять, не нарушается ли установленный порядок, в сохранности ли хозяйское добро, не притесняют ли сильные слабых, —услышал их разговор и заглянул к ним в лачугу:

— Ваша тоска по родителям понятна, но остров Садо далеко, а Цукуси еще дальше. Такие путешествия не для малолеток. Вот станете взрослыми, тогда и отыщете отца с матерью.

Прошло некоторое время, и снова в один из вечеров, когда они, по обыкновению, предавались воспоминаниям о родителях, их разговор был услышан, на сей раз Сабуро — он бродил по окрестностям с луком и стрелами в поисках дичи.

В тот вечер дети обдумывали, с чего им начать поиски родителей, и Сабуро появился как раз в тот момент, когда Андзю говорила:

— Пока мы станем взрослыми и сможем одни пуститься в дальний путь, пройдет несколько лет. Надо что-нибудь придумать сейчас. Но вдвоем отсюда не убежать, это ясно. Уходить надо тебе одному и пробираться в Цукуси. Разыщешь там отца, спросишь у него, что нам делать дальше. А потом отправишься на остров Садо искать маму. Обо мне не беспокойся.

Сабуро вне себя от гнева, как был с луком и стрелами, ворвался в лачугу.

— Значит, надумали бежать? Но, знайте, у нас существует закон; беглецов клеймят каленым железом. А оно кусается больно.

Дети побелели от страха.

— Да мы просто так болтаем, — стала оправдываться Андзю. — Разве братик может один пуститься в такой дальний путь! Мы тоскуем по отцу с мамой, вот и тешим себя всякими небылицами. Раньше мы говорили друг другу: давай превратимся в птиц и полетим искать родителей. Вот так каждый день и придумывали что-нибудь новенькое.

— Сестра говорит правду, — живо подхватил Дзусио. — Мы скучаем, вот и утешаемся разными мечтами.

Сабуро грозно посмотрел на них и изрек:

— Ладно, будем считать, что это мечты. Но запомните: я слышал, о чем вы говорили.

* * *

Страшные кошмары мучили в ту ночь детей. Не успели они заснуть, как им привиделся сон, будто сначала они услышали неясный шум, а потом в тусклом свете коптилки увидели стоящего возле них Сабуро. Он грубо схватил их за руки, поволок во двор и дальше по устланной досками дороге, по которой они шли в тот первый день к хозяину. И будто так же светила луна. И, как тогда, они поднялись на три ступеньки, пошли по галерее. Потом они долго-долго ходили по каким-то длинным коридорам и, наконец, оказались в огромной зале, битком набитой незнакомым людом. Сабуро схватил их и повел к очагу с пылающими углями.

Дети молили Сабуро о пощаде, но тот оставался глух к их мольбам.

У пылающего очага, как и в тот день, на подушках восседал Хозяин Сансё. Огненные блики падали на его багровое лицо, и, казалось, весь он был объят пламенем. Тут Сабуро вытащил из очага щипцы и держал их, пока раскаленное добела железо начало чернеть. Тогда он притянул к себе Андзю и хотел выжечь ей на лице клеймо. Дзусио тем временем пытался вырваться из рук Сабуро, и тот, бросив его на пол, прижал коленом.

Теперь Сабуро удается изловчиться, он выжигает щипцами на лбу Андзю крест. От ее душераздирающего крика содрогаются стены залы.

Потом настает черед Дзусио. Сабуро выжигает и у него на лбу крест. Затем рыдающих детей Сабуро сгребает в охапку, выводит из дома и, стоя на верхней ступеньке лестницы, изо всех сил бросает на мерзлую землю. От боли и пережитого ужаса они теряют сознание.

Потом каким-то неведомым образом, как бывает только во сне, они оказываются снова в своей хибарке и без сил валятся в постели.

И вдруг до Андзю доносится голос Дзусио:

“Сестрица, где у нас образ Дзидзо-самы?” Андзю поднимается, отыскивает свой нательный мешочек. Развязав дрожащими руками шнурок, она достает амулет и кладет его к изголовью. Брат и сестра опускаются перед ним на колени, и сразу же боль в голове понемногу стихает. Они проводят ладонями по лбу — к своему удивлению, никаких следов от раскаленного железа они не обнаруживают. И пробуждаются.

Стали сестра с братом наперебой рассказывать друг другу свои сны. Оказалось: в ту ночь им привиделось одно и то же. Теперь уже наяву Андзю достала свой амулет, и они преклонили колена. На образе Дзидзо-самы по обе стороны от священной точки между бровями они увидели два крестообразных шрама, которых прежде там не было.

С той поры, как Сабуро подслушал разговор детей и им привиделся такой страшный сон, Андзю заметно переменилась. На лбу у нее залегла морщина, взгляд сделался каким-то отрешенным Она ходила мрачная и почти ни с кем не разговаривала.

Прежде, бывало, возвращаясь с соляного промысла, она с нетерпением поджидала брата, их беседам не было конца. Теперь же в лачуге воцарилось молчание.

Дзусио недоумевал:

— Что с тобою, сестрица?

— Ничего, все в порядке, — отвечала та с вымученной улыбкой.

Внешне как будто бы все оставалось по-прежнему. Но Дзусио, привыкший всегда находить в сестре утешение, чувствовал происшедшую в ней перемену. Теперь ему не с кем было поделиться своими сомнениями, он пребывал в постоянной тревоге.

Между тем близился конец года, часто шел снег, а поэтому вся работа переместилась под крыши. Андзю пряла пряжу, Дзусио колотил солому. Работа Дзусио особых навыков не требовала, не то что у Андзю. Вечерами к ним частенько наведывалась Кохаги, чтобы помочь Андзю. Переменившаяся не только к брату, Андзю и с Кохаги почти все время молчала, а порой встречала подругу и вовсе неприветливо. Но та словно бы ничего не замечала и продолжала относиться к Андзю с прежней симпатией.

Усадьбу Хозяина Сансё украсили новогодние сосны. Особой пышностью празднование Нового года в здешних местах не отличалось. Женщины и дети — домочадцы Хозяина Сансё — почти никогда не появлялись на людях, большую часть жизни они пребывали во внутренних покоях. Словом, новогоднего оживления не ощущалось. Лишь веселились в своих жилищах подвыпившие работники. В обычное время малейшее веселье тотчас пресекалось, но по случаю праздника контроль за порядком был ослаблен. В результате порой возникали даже кровавые стычки, но и они в такое время сходили с рук. Случались даже убийства.

С приходом Кохаги мрачное жилище сестры и брата на время озарялось светом, становилось немного веселее. Иногда даже на лице Андзю проглядывала слабая улыбка.

Миновали три праздничных дня, и вновь закипела работа. Андзю пряла пряжу, Дзусио колотил солому. Уже приноровившаяся к прялке Андзю вполне справлялась без посторонней помощи, монотонное жужжание прялки как будто действовало на нее успокаивающе. Но Кохаги приходила по-прежнему, что особенно радовало Дзусио, так как в последнее время никакой разговор с сестрой не клеился.

День ото дня становилось теплее, кое-где появилась свежая травка. Однажды было объявлено, что отныне все работы переносятся на свежий воздух. В связи с этим Дзиро обходил усадьбу. Заглянул он и в лачугу, где жили сестра с братом.

— Ну как, вы готовы к делу? Надсмотрщик говорит, что много больных, вот я и хожу — сам проверяю.

Дзусио собрался было ответить, но Андзю его опередила:

— У меня большая просьба. Хотелось бы работать вместе с братом. Окажите милость, разрешите мне тоже рубить хворост — Обычно бледная Андзю порозовела, в глазах у нее появился блеск. Дзусио не переставал удивляться: почему же сестра никогда не говорила ему ничего подобного? — Разрешите работать в горах, пожалуйста, очень прошу, — умоляла Андзю.