Японские народные сказки

Надел он накидку с гербами, достал из-за пояса флейту, покрытую красным лаком, и засвистел: «Тонбироро-тонбироро! Хёроро-хёроро!»

— Ах, как чудесно! — похвалил воробей. — А я подыграю на сямисэне.

Вычернил он себе зубы [148] и затренькал на струнах: «Тинтико-тинтико, тинтикотин!»

Настала очередь голубя:

— Не могу я сидеть на месте, когда флейта свистит и сямисэн звенит. Пущусь в пляс.

Повязал себе голову полотенцем в крупных горошинах и начал подпрыгивать, крутиться и хлопать крыльями, припевая: «Хаттобо-хаттобо! Хаттобо!»

148

В старой Японии был обычай покрывать для красоты зубы черным лаком.

А пока они играли и плясали, ворон — «гао-гао, гао-гао!» — кусок за куском отправил себе в глотку всю закуску.

Опомнились остальные трое, глядят: в чашках пусто, ни вина, ни закуски, а ворона и след простыл.

Очень разгневался коршун. С тех пор где ни увидит ворона, сейчас за ним погонится. Все думает, как бы поймать и наказать обидчика.

89. Редька, лопух и морковь

В старину, далекую старину редька, лопух и морковь были белые-белые — не то что теперь.

Однажды решили они втроем совершить прогулку в горы. Взобрались на высокую вершину и до того обессилели, что уже не могли спуститься вниз. Заплакали они в голос.

Шел мимо крестьянин, услышал их жалобные вопли и спросил:

— Что случилось? Отчего плачете?

— Влезли мы на гору, а слезть не можем, слишком устали. Сделай милость, отнеси нас домой.

— Вот оно что! Одного из вас понесу, так и быть, а троих не смогу, и не просите.

Взвалил он себе на спину редьку и ушел. Остались морковь и лопух в большой обиде:

— Это что же такое?! Редьку унес, а нас бросил в беде, негодный! Мы для него, выходит, ничего не стоим. Редька — всего только редька, чем мы, спрашивается, хуже?

Побагровела морковь от гнева — и до сих пор красная. А лопух от злости перевернулся и обгорел на солнце. Вот почему у него корень черный. Одна редька осталась белой.

90. Упрямая жаба

Как-то раз жаба и краб шли вместе по дороге. Вдруг навстречу им скачет лошадь во весь опор.

— Ай, задавит! — испугался краб. — Спрячемся скорее в камнях!

Надулась жаба и пыхтит:

— А мне-то что? Прячься, если хочешь. Я как прыгну, от любого коня ускачу.

Спрятался краб в камнях, а жаба осталась посреди дороги, Но не успела отпрыгнуть она в сторону, и лошадь больно ударила ее копытом.

— Говорил я тебе! — упрекает жабу краб. — Так нет же! Вот теперь на кого ты похожа! Совсем тебя расплющило: глаза на лоб вылезли.

— Ничего они не вылезли, — стоит на своем жаба, — это я от злобы сама так вытаращилась! И с дороги я нарочно не сошла: могла бы лошадь-невежа и стороной обойти!

С той поры у жабы глаза навыкате.

91. Соперница в зеркале

В старину, в далекую старину восстали друг на друга два могучих рода: Минамото и Тайра [149] . Род Минамото истребил своих врагов. Немногим из сторонников Тайра удалось спастись. Скрылись они в далеких северных горах и жили там, вдали от чужих глаз. Когда же потомки их стали наконец появляться открыто среди людей, то были они несведущи в самых простых делах. Поэтому случалось с ними немало смешного.

149

В XII в. происходила кровопролитная междоусобная война между двумя могущественными феодальными родами — Тайра и Минамото. Войска Тайра были разбиты и уничтожены. Немногим уцелевшим воинам из рода Тайра пришлось скрываться в горах (см. также № 140).

Как-то раз молодой человек из рода Тайра первый раз в своей жизни спустился в долину и попал в замковый город Кумамото [150] . Там уже и следов былого не осталось. Но, проходя по одной из улиц, вдруг заметил он в лавке зеркал портрет своего умершего отца. Портрет был удивительно похож, но, как видно, нарисован давно, когда отец еще был молод.

— О, какая радость! Я снова вижу моего отца!

Не помня себя от счастья, молодой человек купил драгоценный портрет и бережно отнес домой. Дома он спрятал его в шкаф. Каждый день он любовался портретом, и тот улыбался ему, как живой.

150

Город на о-ве Кюсю.

Но скоро жена приметила, что муж часто подходит к шкафу, открывает его и подолгу чем-то любуется. Разобрало ее любопытство. Выдвинула она ящик из шкафа, взглянула — ах! — оттуда глядит на нее какая-то красотка.

Побледнела жена, вся дрожит и рыдает в голос. Прибежала свекровь:

— Что с тобой, дочка? Что случилось?

— Ах, матушка, матушка! Муж разлюбил меня, привез какую-то городскую красавицу и прячет ее в нашем доме.

— В своем ли ты уме! Где прячет? Покажи.

— Здесь, в шкафу, смотрите сами.

Поглядела свекровь и говорит:

— Вот эта, что ли? Не плачь, доченька. И стара она, и дурна собой. Уж поверь мне, он ее скоро разлюбит.

Пришла тут знакомая монашка. Услышала она, какая беда случилась в доме, и тоже захотела взглянуть на разлучницу.

— Успокойтесь, не плачьте! Правда, на лице у нее написано, что была она большой негодяйкой, но зато теперь раскаялась и постриглась в монахини. Так что не о чем вам больше тревожиться.

92. Кузнец и богатый помещик

Кузнец Дзэнсан с малолетства целый день допоздна стучал молотком по раскаленным докрасна брускам и листам железа — тонтэнкан, тонтэнкан, тонтэнкан! В селе хвалили работягу Дзэнсана. От пепла, раздуваемого мехами, и ржавчины на железе он был всегда весь черный. Неутомимо трудится, а достатка нет. Никак из нужды не выйдет.

Зато у его соседа, богатого помещика по имени Тоэмон, всего вдоволь. Он от предков своих унаследовал рисовые поля, огороды и леса. Были у него большие хоромы и в придачу еще две кладовые. На земле у него работали десятки издольщиков, служанки в доме все чисто убирали. Хозяин поместья мог жить беспечно. Зачем ему трудиться?

Когда Тоэмон достиг совершенных лет и получил родительское наследство, он радостно воскликнул:

— Вот я и стал богатым помещиком!

Но с тех пор он стал спать по ночам тревожным сном. Залает ли собака во дворе — сейчас проснется. Начнут ли бить в колокол где-нибудь в соседней деревне, вскочит с постели: уж не загорелось ли где, наготове ли кувшины с водой?

— Завидую я соседу Дзэнсану. Даже дверь не запирает. Знай стучит молотом в свое удовольствие — тонтэнкан, тонтэнкан! Хорошо ему живется, — говаривал Тоэмон.