Ярче солнца

– М-м… С джемом из черной смородины. Миссис Стаббс сказала, что торчала у плиты целый день, чтобы джем получился таким, каким ему следует быть.

– Джем сделать не так трудно, - пожала плечами Элли.
– Я делала его тысячу раз. Вообще…

– Вообще что?

– Блестящая идея!
– сказала Элли себе самой.

– Не знаю, почему меня это пугает, - пробормотал Чарлз.
– Хотя отчего же… Разумеется, я знаю. Это связано с пожаром на кухне. С кошмарными запахами в оранжерее. Или с жарким…

– И нигде нет моей вины!
– резко сказала Элли, спрыгнув на землю и остановив качели.
– И если бы ты подумал, прежде чем говорить, то понял бы, что это сущая правда!

Чарлз сообразил, что допустил тактическую ошибку, заговорив о недавних домашних неприятностях сейчас, в этот день, который должен стать днем обольщения.

– Ну-ну, Элли, - примирительно сказал он.

Элли встала перед мужем, воинственно подбоченившись.

– Кто-то специально мне вредит, и я намерена выяснить, кто и с какой целью, - заявила она.

– Возможно, ты и права, - пробормотал Чарлз, не особенно в это веря. Он хотел лишь успокоить ее. Но затем, когда слова уже были произнесены, он вдруг подумал, что в утверждении Элли есть резон. В самом деле, какая-то бессмыслица: неужто Элли, которая наделена незаурядным умом и многими талантами, могла устроить пожар на кухне, загубить столько растений в оранжерее и перепутать соль с чем-то другим, когда готовила жаркое? Даже самый бестолковый слуга не натворил бы столько несуразностей всего лишь за две недели.

Но ему сейчас не хотелось думать о вредительстве, о коварных заговорах или о погибших растениях. Только не сегодня, когда ему нужно было сконцентрировать всю свою энергию на обольщении жены.

– Может, обсудим это в другой раз?
– спросил Чарлз, поднимая корзину с продуктами.
– Обещаю разобраться с твоими предположениями, но сегодня слишком хороший день, чтобы думать о подобных вещах.

После короткой паузы Элли согласно кивнула.

– Я не хочу портить впечатление о нашем приятном пикнике.
– Глаза ее озорно сверкнули, и она добавила:

– Надеюсь, мсье Бельмон не подсунул нам остатки жаркого?

Чарлз оценил мирный настрой жены и с готовностью поддержал ее:

– Нет, по-моему, ты все жаркое выбросила утром.

– О да, - пробормотала она.
– Насколько я помню, ни одна свинья не стала его есть.

Чарлз посмотрел на Элли, и у него стало тепло из сердце. Немногие люди могут так смеяться над собственными недостатками и ошибками.. С каждым днем он обнаруживал в жене все больше достоинств. Он выбрал быстро, но правильно.

Удастся ли ему сегодня продвинуться дальше в познании ее не только моральных, но и физических достоинств? Чарлз вздохнул.

– Тебя что-то беспокоит?
– спросила Элли.

– Нет. Почему ты так решила?

– Ты вздохнул.

– Разве?

– Да, не отпирайся. Чарлз вздохнул опять.

– Ну вот, видишь!
– воскликнула Элли.

– Да. Ну, это просто…

Элли не спускала с его лица глаз, ожидая ответа, а не дождавшись, нетерпеливо сказала:

– Так что же?

– Сейчас будет выполнен пункт шестой, - прорычал он, бросил на землю корзину и обхватил Элли руками.
– Я не могу больше ждать ни одной секунды.

Раньше чем Элли успела вспомнить, что означает пункт шестой, его губы впились ей в рот. Чарлз стал осыпать ее поцелуями, которые становились все более страстными. Теряя над собой контроль, он прижал Элли спиной к дереву.

Всем своим телом он ощущал каждый изгиб, каждую выпуклость ее тела - от полных грудей до округлых бедер. Теплая одежда не могла скрыть эти аппетитные округлости. Как ничто не могло заглушить тихие стоны, издаваемые женой.

Она хотела его. Может быть, сама не понимая этого, хотела не меньше, чем он ее.

Чарлз опустил ее на землю и торопливо разостлал одеяло. Еще раньше он успел сдернуть с нее шляпку. Зарывшись пальцами в длинные волосы, он восторженно зашептал:

– Мягче шелка!.. Нежнее солнечного восхода! Элли снова застонала, и Чарлзу почудилось, что она произнесла его имя. Чарлз улыбнулся, потрясенный тем, что сумел воспламенить жену до такой степени, что она даже не в состоянии говорить.

– Я зацеловал тебя до потери сознания, - пробормотал он, еще шире расплываясь в ленивой мужской улыбке.
– Я ведь говорил тебе о пункте шестом.

– А как насчет пункта седьмого?
– нашла в себе Элли силы для вопроса.

– О, это мы уже миновали, - хриплым голосом сказал Чарлз. Подняв ее руку, он приложил ее к своей груди.
– Потрогай здесь.

Его сердце отчаянно стучало под маленькой ладонью Элли, и она с удивлением посмотрела ему в глаза.

– Это я? Я сделала это?

– Ты. Только ты.
– Он коснулся губами ее шеи, чтобы отвлечь внимание жены, пока его пальцы расстегивали пуговицы на ее платье. Он должен увидеть ее, должен ее потрогать! Он сойдет с ума, если не добьется этого! В этом он нисколько не сомневался. Он вспомнил, как мучился, пытаясь представить себе, какой длины у нее волосы. Позже он подверг себя еще более мучительным пыткам, пытаясь представить себе груди Элли. Их форму. Их полноту. Цвет и высоту сосков. Подобные мысленные упражнения всегда приводили его в состояние крайнего дискомфорта, однако он не мог заставить себя не думать об этом.

Единственный способ решить проблему - это раздеть Элли совсем, догола, увидеть ее благословенную наготу и тем самым дать отдых работе своего воображения, а самому наслаждаться реальностью.

Наконец его пальцы достигли пуговицы чуть ниже бедер, и он медленно раздвинул складки платья. На ней не было корсета - лишь тонкий хлопчатобумажный лифчик. Он был белоснежный, белее, чем роскошное французское белье, предназначение которого - разжечь желание. И объяснялось все тем, что этот лифчик носила она. А он еще никогда в жизни ни к кому не испытывал такой силы желания, как к собственной жене.

Широкая ладонь Чарлза на мгновение прижалась к нижней части лифчика и соскользнула вниз, ощущая тепло шелковистой кожи. Под его рукой инстинктивно вздрогнули мышцы живота. Чарлз содрогнулся от наката желания. Его рука снова поползла вверх, где встретилась с обольстительной округлостью полной груди.

– Ах, Чарлз!
– выдохнула Элли, когда он положил руку на холмик груди и нежно сжал его.

– О Боже!
– простонал Чарлз, подозревая, что еще немного - и он взорвется. Он не мог ее видеть, но ощущал великолепно. Грудь была ему точно по руке - горячая, живая и нежная. И кажется, он близок сейчас к тому, чтобы потерять над собой контроль.