Ярче солнца

В толпе раздаются возгласы изумления и удивленные перешептывания, кто-то глядит сердито, кто-то — озадаченно. Но как только я открываю рот, все опять смолкает.

— Скажу честно, я думал, что мое руководство будет не слабее фидуса. Очевидно, я был неправ. С тех пор как я взял на себя роль Старейшины, корабль начал погружаться в пучину хаоса. Погибли люди. Не только в сегодняшнем взрыве, хотя из-за него мы потеряли девятерых. Кроме того, кто-то убивал от моего имени, призывая остальных следовать за лидером. А до этого происходили самоубийства, травмы, которые я не сумел предотвратить, и прочее.

Многие в толпе уже плачут. Не в силах сопротивляться себе, бросаю взгляд на Эми. Она стоит, выпрямившись и подняв голову, не спуская с меня ясных глаз. Под ее прямым взглядом я и сам распрямляю спину и расправляю плечи.

— Вот почему… — Глубоко вдыхаю. — …Вот почему сейчас перед всеми вами я предлагаю снять с себя полномочия командира и лидера «Годспида».

Эти слова встречает ошеломленное молчание. Все изумленно глазеют на меня, не зная, как реагировать. Я не нарушаю тишину. Медленно, один за другим, люди начинают оборачиваться и оглядывать толпу, чтобы понять, на кого я смотрю.

Барти.

Но он стоит онемев и только глядит на меня.

Через какое-то время, когда никто не реагирует, я продолжаю:

— Если никто другой не желает командовать «Годспидом», я буду продолжать делать все возможное, чтобы послужить на благо кораблю. Это все.

Я отключаю вай-ком и ухожу.

62. Эми

Толпа медленно расходится. Ясно одно: на этом все не кончится. Барти не выступил вперед сейчас, но это скорее просто от неожиданности. Или же у него есть другая причина медлить с захватом власти. Я ему не доверяю. Если не свалить как можно скорее с корабля, Барти станет главным — или уничтожит все вокруг, пытаясь им стать.

Когда все уходят, я начинаю медленно брести по дорожке к постаменту. Раньше я была уверена, что Старший совсем не похож на потертую статую Старейшины времен Чумы, но теперь даже не знаю.

Откуда-то из тени появляется сам Старший и теперь идет рядом со мной.

— Откуда ты знал? — спрашиваю его.

— Что знал?

— Что Барти не попросит тебя уйти с поста. Что не возьмет то, что ты предложил.

Старший смотрит мне в глаза.

— Я не знал.

Я стараюсь не показывать свое удивление.

Хотя Больницу уже привели в порядок, я увожу Старшего в другую сторону, к Регистратеке.

— Я тут подумала, — говорю по пути.

— О чем? — Его голос звучит так устало и обессиленно.

— Какие вы с Орионом разные.

Старший иронически фыркает.

— Нет, правда, — настаиваю я. — У Ориона были сплошь аварийные планы, он даже подстраховку свою подстраховывал. А ты — нет. Ты просто делаешь то, что считаешь правильным в данное время, и ждешь, что выйдет.

— Может, надо бы заиметь план. Все могло кончиться иначе, если бы он у меня был.

— Нельзя же все предусмотреть. Орион не мог знать, что какой-то псих взорвет мостик. — Украдкой бросаю взгляд на Старшего и вижу, как он хмурится. — И ты тоже не мог, — добавляю, но он, кажется, не особенно верит.

Поднимаясь по ступенькам Регистратеки, мы снова молчим. Здесь тихо. Все ее содержимое теперь — лишь напоминание о том, что у нас навсегда отобрали. А об этом сейчас никому помнить не хочется.

— Прости, — говорит Старший. От входа в холл проливается свет, но тут же гаснет, стоит тихо закрыть дверь.

— За что?

— Ты потеряла возможность сойти с корабля разбудить своих родителей… все.

Я могу их разбудить. Вслух я этого не говорю но это правда. Если у нас правда нет никаких шансов сойти с корабля, я разбужу их, обязательно.

— У меня ведь есть ты, правда? — Я тянусь к его руке, но Старший отнимает ее. Он не хочет утешений.

— Я во всем виноват. Я не подумал, что может случиться что-то подобное…

— Нет, ты не виноват, — тут же возражаю я. — Никто не мог знать…

Умолкаю посреди фразы. Кое-кто знал. Догадался. Орион. У него реально для всего была подстраховка. Аварийный план…

Указываю на одну из гигантских стенных пленок.

— Можешь вывести на экран чертежи корабля?

— Зачем? — Старший не двигается, только глаза его умоляют меня остановиться, не заставлять его думать, что надежда все еще есть.

Вот только она есть.

Толкаю его к пленке и не отстаю до тех пор, пока он не начинает выстукивать по экрану, вызывая чертежи. Потом бросаюсь в другую сторону холла и, схватив стоящий у стены стул, грохаю его на пол под глиняными моделями планет и макетом «Годспида».

— В последнем видео, которое я нашла перед тем, как заметила, что взрывчатку забрали, — объясняю я, залезая на стул, — Орион сказал, что я найду то, что мне нужно, в «Годспиде».

— «Годспид» огромный, — возражает Старший. На стенной пленке у него за спиной светится общая схема корабля. Глядя на нее вот так, я и правда могу адекватно оценить, насколько корабль велик.

— Знаю, но разве это не странно? То, как он это сказал. Не «на» «Годспиде». А «в».

— Ну и что? — спрашивает Старший пустым голосом. Я чувствую, что он со мной только физически — на самом деле он еще в саду, отказывается от всего, и на мостике, смотрит, как умирают его люди. Ему больше нет дела до подсказок Ориона.

Изо всех сил тянусь, чтобы достать маленькую копию «Годспида», которая висит между двумя глиняными планетами.

— В «Годспиде», — повторяю я. — Внутри. — Встаю на мыски, стул шатается, но я наконец касаюсь пальцами дна корабля.

Я еще раньше заметила, что он висит на крючке, как будто его можно снять и рассмотреть поближе. Подталкиваю дно вверх, и петля соскальзывает. Кораблик падает, но я протягиваю руку и хватаю его. Стул начинает заваливаться, я спрыгиваю, и Старший ловит меня за пояс, заставив охнуть от неожиданности, а потом аккуратно ставит на пол.

Модель размером примерно с мою голову и Вся покрыта пылью. Я дую на нее, и огромные серые ошметки, слишком тяжелые, чтобы лететь, падают на пол. Наверху пыли больше, особенно в тоненьких желобках сотовидного окна. Поворачиваю макет на бок. Он почти похож на птицу со сломанным крылом: мостик вместо клюва и турбины вместо хвоста.