Яркими красками по небу

Визжит толпа...

Вот только Федоровичу... явно уже не до шуток. Несмело подходит ближе. Менжуется, тупит чего-то. Вдруг неуверенно хватает меня за бедра.

Ржет еще сильнее наш "куратор":

– О-о-о! Тут походу... еще что-то намечается! Наверно, без пробы Гена никак не обойтись! Поди, не бочку с нефтью отправляют!

Но движение - и заплясал маркер по мне, царапая, рисуя его загогулины.

Еще штрих - и точка.

Выровнялась.

– Ну, и... традиционно - печать!

Оборачиваюсь. Вдруг движение ближе - и не сразу сообразила, что метит в щеку (поздно осознала), а потому нагло впиваюсь ему в губы. Смачный, щедрый, от всей души моей... поцелуй, откровенно даря ласку, нежность, тепло... Враз его губы дрогнули в ответ, уступая слабости, но лишь на миг - еще вдох и силой отодрался.

И снова визг, и снова крик, и снова аплодисменты...

– Браво, ребят!

Отваживаюсь взглянуть в лицо своему супостату: злой, нервный, едва сдерживается от ярости, презрения.

Читаю по губам:

– Ну, ты и б***ь!

Обмерла я, ошеломленная, невольно выпучив глаза.

Секунды - и машинально, неосознанно, как обычно на нападки, гордо вздернув носом, мерно, отчетливо, с оскалом:

– Иди ты на**й!

Окаменел, распятый прозрением. Враз и я... до конца (пьяная идиотка) осознала, что и кому ляпнула. И что за такие слова... такие люди творят. Сжались от страха все мышцы в теле, погоняя жидкий азот по венам вместо крови - но стою солдатиком, готова на всё... выдержу предписанное.

Но не реагирует, не кидается, не убивает. Лишь пристальный, жесткий, сверлящий взгляд, причем укрывая почти все свои истинные эмоции.

Вдруг разворот, кивок в сторону ведущего - и пошагал прочь со сцены Тиран, великодушно щадя безмозглую жертву.

***

Недолго еще меня мучили, язвили своим вниманием. Благополучно врученная в жадную охапку Киселева, я была благополучно отделена от толпы и утащена в укромное место.

Вновь облачиться в платье, заставить пьяного Артема напялить на себя хотя бы пиджак (рубашку мокрую все же пришлось затолкать в сумку вместе с подарком) и вернуть бравому моряку его титулованную фуражку. И спустя долгие десятки минут наконец вновь зайти внутрь ресторана. Банкетный зал...

Кузнецова, как и "Сиськастой"... нигде не видно.

А нам надо поговорить. Надо. И если не извиниться - то просто... не запускать этот ком ярости лавиной по склону. Сейчас - ибо, чую, на утро... может, быть поздно. Чую, что будет поздно... Даже если сейчас - за мат... (так тупо сплюнутый) леща хорошего отхвачу.

Но нет... его нет.

Еще одна тщетная попытка - и наталкиваюсь взором на знакомое, отчасти родное, лицо. Не стыдясь и не церемонясь, тотчас бросаю своего ухажера и сквозь народ, временами похотливых кобелей, что и дело норовили меня ухватить то за грудь, то за задницу, прорываюсь к цели.

Замираю за Ее спиной.

– Теть Том! Тома! Тамара!
– наконец-то дозываюсь сквозь музыку.

– А?
– испуганно вмиг обернулась ко мне женщина.
– О! Привет! Поздравляю!

– Спасибо...
– растерянно бурчу я.
– Борю, Кузнецова не видела?

Удивленно выгнула брови та, но запрос все же не прокомментировала:

– А...
– растерянный взор по сторонам.

– Вроде, недавно еще где-то тут был. Гриш!
– окликнула своего муженька.
– Борю не видел?

Обмер, удивленный Еремов; нахмурился:

– А на**й он тебе?

Пристыжено рассмеялась Тамара:

– Да не мне! Вон Лесе! Кстати, - махнула в мою сторону рукой, - познакомься: Олеся - сестра Макса, Фирсова.

Беглый, растерянный, ленивый взгляд на меня мужчины, да так, что едва ли смог увидеть, различить среди толпы; прожевал что-то:

– Поди... теперь ее все знают, - ржет откровенно, цинично, с неодобрением; облокотился на барную стойку. Что-то жует...

Тотчас стыдливо прячу взор, утопив в пол. Молчу, нервно закусив губу.

Хихикает Балашова-Еремова от неловкости:

– Ну, так что?
– продолжает та, кивая своему благоверному.

– Что?
– обмер, словно дурак: по ходу, пьяный уже в хлам и едва что соображает. Испуганный взгляд то на нее, то затем вновь на меня, задумался: - А...
– вдруг махнул рукой, - да уехал он... с бабой своей. Не будет его уже, не ищи...

Глава 7. Финиш

Глава 7. Финиш

***

Свалить почти сразу с корпоратива. Разрешить Киселю провести домой, вручить обратно ему рубашку - и послать... восвояси, отмазываясь всем, чем угодно, рисуя причины буквально из ничего. Глупо, явно, но и плевать... Глубоко плевать. Уже было не до приличия.

Зайти в квартиру - беглый взгляд по стенам пустой, одинокой квартиры... (мать у бабки осталась ночевать).

Пройтись на кухню. Глоток воды и в спальню.

Вспомнить о жутком - живо забуриться в сумку и достать трофей.

С*ка... Резвый взмах и запулить в стену - отчего враз разлетелся на части хрусталь.

"Е**сь оно все конем!" - опуститься на кровать, сесть и обреченно утопить лицо в ладонях.

Дико, отчаянно зареветь, душась в рыданиях.

Всё, б***ь! Всё для него и ради него... а теперь я еще и шалава... Шалава, которую хочет весь "ОНГМ", но которой нужен только тот, для кого она теперь хуже мерзкой швали, грязной подстилки... Которую с радостью променяет на послушную, "приличную" сиськастую... барышню. Леди, мать ****! Порядочную девушку, а не конченную дуру, которая из кожи вон лезет ради Него, но и вместе с тем играет, как умеет и как может. Провоцирует - а Он... никак не ведется, ни одного резвого, уверенного, стопроцентного шага. Одни... терзания, метания, дерганья.

И сама виновата, и сама дура... и он - дурак.

Но не могу больше... не могу!

Проиграла...

Благо, последний день был. Благо, финиш...

***

Немного прийти в себя. Встать... пойти в ванную. Принять душ...

Резвые, болезненные движения, силой отдирая, отмывая себя от мерзкой, гадкой чужой похоти, собственного позора...
– и что-то важное, опять, с*ка, важное... и ключевое, колючее вспыхивает воспоминанием в моей голове.

Вылезти из-под струй кипятка, быстрые шаги в коридор. Включить свет - и вполоборота уставиться в зеркало.