Яркий, длинный, солнечный день
Шрифт:
Какое-то время шли молча.
– А у меня ж осталось одно! – торжественно возвестил Паша, показывая круглый черный плод. – Съедим?
– Ага.
– Мм мм.
– Ммм.
Доели. Паша выбросил огрызок.
– Понравилось? – Полина улыбалась уголком одного из двух коричневых глаз.
– Да. Вкусное.
– Я не про яблоко.
– Ааа… ты про сад? Я больше туда не полезу… Но, да, это было офигенно круто.
– Я не про сад.
– А про что?
– Обнимать меня. Понравилось?
– Тааа, да ну тебя! Ерунду какую-то… спрашиваешь. Причем тут… Ну испугался просто…
Полина
Дошли до широкой дороги. Налево – низина, где они зимой катались на санках, прямо через дорогу – дом Полины, направо, в частном секторе, совсем недалеко, – дом Паши, где он жил с родителями и с бабушкой.
– Ну? – сказала Полина.
– Ээ… слушай, Поля, а у тебя пожрать сеть что?
– Ну не знаю… Хлеб есть. А что?
– А у меня котлеты есть. Много.
– Ну и?
– А давай ко мне пойдем? А? Котлет поедим. Чаю попьем. А, Поля?
– Сейчас?? Нуу… Паша, поздно ведь уже… Как-то… нет. Мне как-то неудобно. Мне надо домой.
– Жаль… эх.
Паша замолчал, смотрел вниз, пробовал на прочность тротуарный бордюр носком кроссовка.
Полина ждала, сузив коричневые дисплеи до размера щелей, крутила прядь волос на указательный палец, оглянулась на проходившую мимо пожилую пару, оглянувшуюся на них.
– Мы ж… сегодня почти целый день… вместе… были, – выдавил наконец Паша.
– Хм. Значит, все-таки понравилось, – расширились дисплеи.
Паша молчал.
– Нуу, лан, Паш. Тогда пошли ко мне. Чаю попьем? А?
– Ага, – на лице Паши улыбнулись даже очки. – А котлеты? Давай я сбегаю за котлетами – и к тебе. Нет, лучше давай вместе сходим за котлетами – и к тебе.
– Данай.
В небольшой темной комнате, освещаемой только тусклым светом из окна и телефоном, лежащим на тумбочке, на кровати, стоящей у окна, сидят две тени. Иногда слышится шепот: «Тихо… ты слышала?., ты слышал?., показалось».
Из пакета с котлетами рукой побольше и рукой поменьше извлекаются котлеты. Иногда они одновременно берут одну и ту же котлету, и тогда рука побольше говорит «ой» и выпускает котлету, а рука поменьше улыбается. Она намеренно следит за большой рукой, стараясь угадать, какую котлету та собирается брать, и, вооруженная двумя самонаводящимися прицелами, берет туже.
– Я решил, когда вырасту, буду мосты строить, – говорил Паша, жуя. – У нас в этом году физика будет. Надо физику хорошо знать, чтоб инженером стать. А мосты – это круто. Они везде нужны. Даже в горах. Знаешь, такие висячие…
– Здорово… Как думаешь, Паша, магия есть?
– Магия? Ну, не знаю… Может, и есть. Мне дядька рассказывал, что сейчас ученые открыли разные измерения, и можно путешествовать… ну как через портал. Представляешь? Сделал шаг – и ты уже в Америке, например. Или в космосе вообще. Это как магия…
– А ты про космос много знаешь?
– Ну я читал. У меня книги дома такие есть.
– Расскажи.
– Ну в космосе есть…
– Подожди.
– Чего?
– Положи руку мне на плечо.
– Вот так?
– Нет, не так… Вот так.
– Так?
– Да.
Рассказывай.Глаза Полины становились все уже и уже, пока не закрылись совсем.
Она бежала в космосе в своих разорванных кедах по светящейся беговой дорожке вокруг черной дыры. Рядом с ней также кто-то бежал. «Паша, конечно». У Наши на голове был падет стеклянный шар, впрочем, как и у нее самой. Он что-то кричал и жестикулировал. «За хот-догами, быстрее!» – догадалась она. Паша сблизился с ней и взял ее за руку.
«За хот-догами!»
Тихо звякнули, зацепляясь, зубчатые колеса, завертелись, побежали быстрее. Даже Полина им подчинялась. Время меняло на ней одежду, подстилало под ноги снег, траву, красило ей волосы и потом даже ресницы.
А дни становились короче.
Одета в прошлогоднее красное пальто и в новые глаза.
– Привет, Поля, как ты?
– Отл. А ты?
– Супер. Поля, а пошли в кино.
– В кино? Когда?
– В субботу. Вышла вторая часть «Даров смерти».
– Хм. А сколько денежек?
– Не надо. Все окей. Мне бабушка вчера денег подогнала. Так что…
– Ну ладно… Только я еще у мамы спрошу.
Третий ряд, двадцатое и двадцать первое…
– Нет, я на двадцать первом.
Все бегают. Все рушится. Пыль, камни, крики, огонь. Ого, какой большой. С какими-то вилами… Мой Дуб больше. Гораздо.
Все тут мечутся, суетятся, бегают друг за другом, машут палочками. И тут… на сцену выхожу я. А за мной – Дуб. Огромный, черный, несокрушимый. Останавливаются. Замирают. У всех челюсти отвисли. Даже у Воландсморта. Я холодна. Я – лед. Я – неотвратимость. Я – вне правил. Кто ты? Неважно. За кого ты? Хм, я подумаю. А пока вот что: сложите ваши палочки вот сюда – круг на земле кончиком кеда. Повторяю – сложить ваши палочки! Ха!
И левая рука Полины попадает в стакан с попкорном, где уже находится правая рука Паши.
Полина выбежала на улицу. Много снега. Во дворе Котя лепит снежок.
– Ну что. Котя, приехала твоя тетя Мотя?
Котя открыл было рот, чтобы что-то ответить, но только вздохнул.
– Котя, а ты пригласишь меня в кино, когда вырастешь?
– Конечно, – улыбается Котя, уплотняя снежок.
– А ты знаешь, Котя, я, может быть, еще и не соглашусь!
И Полина, хихикая и пританцовывая, бегала вокруг Коти, который поворачивался на месте, чтобы держаться к ней лицом.
– Расстроился?
– Нет.
– Да ладно, я вижу, что расстроился. Не расстраивайся. Давай я тебя обниму, пожалею.
Подошла к Коте, обняла.
– Бедный Котя, хороший, – и повалила в снег.
Естественно, упала и сама.
Вскочила. Котя тоже. Смеясь, срочно лепил новый снежок, бросал, бежал, пытаясь догнать красно-белое пальто.
– Поля, а давай тебя пофоткаем. А?
Полина сидела, поджав ноги, на диване в комнате у Паши и увлеченно поглощала батон с колбасой.