Яркий Миг
Шрифт:
– Это дерево живет здесь, ты видишь? Его не страшит обступившая со всех сторон смерть. Знаешь почему?
Она взглянула на меня своими зелеными глазами, и в них я прочитал надежду на успокоение, интерес и бесконечное внимание.
– Этот старый дуб знает, – продолжил я – что смерти нет. Деревянные гробы в земле истлеют, и положенные в них тела умерших сольются с землей. А из этой земли дуб питает жизненные силы, чтобы продолжать расти и тянуться к солнцу. Понимаешь? Жизнь никогда не останавливается, лишь меняет свои формы. И пусть все остальные видят здесь лишь торжество смерти. Глядя на это дерево, я вижу торжество жизни.
На мгновение мне показалось, что
С тех пор Тессу больше никогда не пугало это место. А я много раз ловил ее взгляд, обращенный к старому дубу, ставшему в наших глазах символом жизни, процветающему вопреки царящей вокруг смерти.
Теперь под этим самым деревом стоял я один. Вновь раздавшийся гул вернул меня в реальность, оборвав воспоминания о почившей супруге. Здесь, рядом с деревом, уже не приходилось сомневаться в непосредственной связи этого звука и ставшего отчетливо различимым едкого запаха тлеющей древесины. Оставался только вопрос, что именно может тлеть на этом дереве, излучая при том такое яркое белое свечение и производя этот странный гул? У меня не было догадок. Оставалось лишь узнать это самому и успокоиться, поняв, что ничего удивительно и странного во всем происходящем на самом деле нет. Ведь так оно обычно и бывает, верно? Но только не в тот раз.
Прильнув к стволу дуба, я стал всматриваться в полумрак, царящий в его кроне. Дерево было не слишком высокое, но ветвистое и пышное. И до новой вспышки я ничего не мог там разглядеть. Однако скоро все повторилось вновь, и уже не звук, а этот причудливый яркий свет стал главной причиной моего любопытства. Он распространялся в стороны волнами, словно был осязаем, и колыхался на ветру подобно бумажным лентам.
«Ленты, сотканные из света?» – засомневался я увиденному собственными глазами.
Нет, мое буйное воображение, упомянутое ранее, на этот раз было совершенно не при чем, я действительно наблюдал нечто странное, чему пока еще не мог найти логического объяснения. И дело было не только в лентах света. В те пару секунд, пока длилось мерцание, мне показалось, что я различил силуэт какого-то животного, то ли лежащего, то ли медленно ползущего по одной из ветвей. Я отчетливо увидел обхватившие ветку лапы, голову и длинный хвост.
«Может быть белка?»
Но как-то не очень похож был силуэт.
«Может кошка?»
Это, пожалуй, было уже ближе к истине. Но из-за расстояния, мешающей взгляду листвы и неудобного угла обзора, мне не удалось нормально рассмотреть животное. Однако теперь я знал, где оно. Я видел этот небольшой бугорок, лежащий на ветке. И свет словно обрамлял его тело. Возможно, этот зверек украл какую-то игрушку в одной из тех многочисленных, разбросанных по нашему городу лавок причудливых и бесполезных вещиц, которые пользуются большим спросом у детей и любителей необычного барахла. Это могло бы все объяснить, и звук, и свет.
Некоторое время я ждал, надеясь разглядеть что-то еще. Вновь несколько быстрых вспышек, сопровождаемых гулом, выхватили из полумрака силуэт загадочного животного. И все
же я находился слишком далеко, чтобы рассмотреть его, и уж тем более понять, что излучает свет.На том, пожалуй, стоило бы и прекратить свои изыскания. Но мое любопытство не было удовлетворено, наоборот, лишь подогрето. Мне хотелось понять все до конца. И когда стало очевидно, что с данной позиции мне не откроется ничего нового, передо мной встал довольно простой выбор: полезть на дерево и попытаться разузнать больше, или оставить это и вернуться к могиле жены. И какое мне в принципе было дело до того, что искрит на этом дереве? Но все же я выбрал первый вариант, не слишком-то долго над ним раздумывая.
Медленно и осторожно я принялся взбираться на дерево. Не делал этого с детства, лет с десяти-двенадцати. Да и в том возрасте я не был особо ловок для подобного. Даже тогда я был грузным. А сейчас меня можно было назвать настоящим здоровяком. Нет, не подумайте, я не толстый. Я просто «большой как медведь» – так говорила Тесса, и была не далека от истины. Однако медведи, насколько мне известно, довольно хорошо лазают по деревьям, а мне до них было далеко. И все же я лез. Не торопясь, тщательно проверяя куда ставлю ногу, я взбирался на дерево, и когда, наконец, глянул вниз, обнаружил, что забрался гораздо выше, чем предполагал. Хорошо, что высота не входила в число моих страхов, и я мог спокойно продолжить свой путь, радуясь тому, что это оказалось куда проще, чем представлялось вначале.
Минут пять, или около того, я лез верх по дубу, который, наверное, был втрое старше меня. Я вспотел, устал и чувствовал себя круглым идиотом, когда, наконец, подобрался к концу своего пути.
Открывшаяся мне картина не давала никаких ответов, все стало только еще более странным. На толстой ветке, обняв ее всеми четырьмя лапами, каждая из которых заканчивалась четырьмя цепкими пальчиками с длинными черными коготками, лежал зверь, покрытый густым мехом белого цвета. Нет, мех был не просто белым – он в буквальном смысле сиял. И это тоже не являлось игрой моего воображения.
Ища объяснения увиденному я вспомнил лавовых ящериц с Огненной Горы. Как-то раз мне довелось в живую поглядеть на этих причудливых зверушек, вместе со многими другими эндемиками того острова привезенных в столичный зоопарк небезызвестным путешественником Гансом Нэвором. Маленькие ящерки действительно светились, словно под их чешуйками горело пламя. Но здесь я наблюдал совсем иной свет, ничего общего с теми ящерицами или с чем-то еще, что я видел прежде.
Зверек, с диковинным мехом, тяжело дышал и его длинный хвост слегка подергивался, свесившись вниз. Он был небольшим – как домашняя кошка, может даже чуть меньше. Но это точно была не кошка, и не белка, и не какой либо другой из известных мне видов городских животных. Морда его была отвернута от меня, что еще сильнее усложняло классификацию. Виднелись только торчащие назад, острые уши, почти как лисьи или волчьи, но более узкие и длинные.
На ум пришла мысль, что передо мной одно из произведений клана Годвин. Химеры, которых они продают широкой общественности, могут выглядеть совершенно по-разному, в зависимости от требований заказчика, и предназначаться для выполнения очень специфических задач. Однако мысль казалась логичной лишь на первый взгляд. Насколько мне было известно, химеры Годвинов, которых те зовут произведениями, привязываются к конкретному человеку или месту, и не могут их покинуть. Но вокруг не было ни души, и едва ли его создали в качестве нового сторожа этого кладбища. С другой стороны – все в этом мире возможно, и я не стал спешить с выводами.