Яркий Миг
Шрифт:
«И ты туда же?».
«Ты знаешь, что мне всегда нравилось все, что ты пишешь».
«Да, только эту книгу ты не читала».
«Это что-то меняет?».
«Это меняет все».
Не желая продолжать эту глупую дискуссию с самим собой, я направился к столу с закусками и вином, намереваясь утолить свой голод, ведь я ничего не ел с самого утра, а заодно сосредоточиться на чем-то другом, дав своему болезненному воображению и памяти передышку.
Тогда и появилась она. Не воображаемая, реальная девушка. Худая, стройная, лет двадцати пяти, а может младше, с дерзкой, короткой стрижкой светлых волос, с острыми чертами лица, придающими ей сходство с хищной птицей, с проникновенным взглядом золотых глаз, облаченная
– Добрый день, мистер Марбет. Ника Томас – и она протянула мне свою худенькую, бледную ручку, к моему удивлению, почти не тронутую тем излишним ярким маникюром, что нынче в моде у подобных светских львиц Мистрейда. Эта женщина вообще не очень подходила под образ светской львицы, хотя определенно старалась ею казаться. Но что-то в ней было не так, что-то выдавало в ней совсем иную натуру. Вот только какую? Не то, чтобы мне очень хотелось это знать.
Я пожал руку, не утруждаясь представлением себя, ведь она уже и так знала мое имя и профессию, а затем откусил наконец свой бутерброд. Он оказался сухим и невкусным.
– Приятного аппетита – пожелала мне Ника.
– Спасибо – я кинул недоеденный бутерброд в урну и, взглянув на остальные закуски, решил, что они навряд ли будут лучше.
– Еда здесь не очень – понимающе сказала Ника, поймав мой скептический взгляд – Зато игристое вино вполне сносно.
– Действительно? – я направился к столу с бутылками вина.
– Признаюсь, очень рада нашей встрече, мистер Марбэт – Ника пошла следом – Когда редактор отправил меня в этот литературный кружок, я право, и не думала, что встречу здесь настоящего автора.
– Настоящего? – нахмурился я, наполняя свой бокал красным вином – Интересный термин. Что он означает?
– Успех, что же еще.
– То есть, говоря «настоящий автор» вы имеете в виду «успешный автор»? Я все правильно понял?
Я, наконец, взглянул на нее и отпил вина. Оно и правда оказалось неплохим. Не лучшим, конечно, и даже не средним, но, во всяком случае, куда приятнее еды.
– Как-то так – Ника чуть растянула свои тонкие губки в отточенной ангельской улыбке, такой выверенной, такой естественной, что мне невольно захотелось поверить в нее. Однако я слишком хорошо знал журналистов, чтобы доверять им.
– Так за чем же этот фарс, мисс Томас? Почему сразу вот так и не сказать?
– Любите прямолинейность? – улыбка не сходила с ее лица.
Я лишь пожал плечами и вновь пригубил вина.
– Вы не нальете даме выпить?
– Думаю, что вы отлично справитесь и своими силами.
С этими словами я пошел прочь, надеясь, что столь грубый ответ отобьет у этой юной особы все желание установить со мной контакт. Возможно, скоро, в одной из газет промелькнут слова о том, что Клиффорд Марбет грубый, неотесанный мужлан, исписавшийся пьяница или что-то еще в этом роде, но мне было наплевать. Я всегда считал, что репутацию творца должны защищать его произведения, а не тот фальшивый образ, который он принимает, выходя на публику.
Однако эта девушка оказалась настойчива:
– Я наслышана о вас, мистер Марбэт – она вновь пошла за мной следом – О вашей нелюдимости, о вашей нелюбви к светскому обществу, которого вы стараетесь всячески избегать, о вашем волхаринском происхождении. Все это очень интригующе, надо сказать.
Не обращая на нее внимания, я остановился возле книжной полки со сборниками стихов всего мира. Выбор был огромен, но я искал определенную книгу.
– Любите стихи, мистер Марбэт?
Я не ответил.
– Вам какие больше нравятся авторы? Я вот никогда не могла с этим определиться. Саббатийская поэзия считается лучшей, она пропитана духом степей, по которым гуляет свободный
ветер, разнося под звездами волчий вой. Но меня всегда очаровывала и волхаринские песни, не такие складные и ровные, но куда более проникновенные, холодные как сама Волхария.Пока она говорила я, наконец, нашел то что искал, и снял с полки небольшую книжицу в потертой голубой обложке.
– Лютер Анс – проговорила Ника, и надо сказать, удивила меня тем, что знает этого поэта – Очень мрачные стихи, не правда ли? Впрочем, как и его жизнь. Вы ведь знаете, что он состоял в секте Мары Сит и был казнен?
– Знаю – кивнул я – Как и то, что кроме этого маленького сборника, он не издал больше ничего. Не успел просто. А после его казни эти книги остались лишь у ценителей и коллекционеров. Его можно назвать успешным автором, как считаете, мисс Томас?
Я поднял глаза на Нику, и к моему удивлению девушка совсем не смутилась и не потерялась:
– Нет, я бы так не сказала.
– Значит, и настоящим автором он тоже не является? Верно?
– В данном контексте нет – так же спокойно ответила Ника.
– В данном контексте… – повторил я с ухмылкой и, отставив бокал с вином на полку, открыл книгу.
Тесса очень любила эти стихи. Она находила в них что-то неземное, космическое, что-то нереальное, или попросту «не банальное» как она сама говорила.
– Не считайте меня, пожалуйста, какой-то лицемеркой, мистер Марбэт. Если вам нужна честность, то я назвала вас настоящим писателем лишь в надежде растопить лед.
– Потешить мое эго, иначе говоря – я листал страницы в поисках одного конкретного стихотворения.
– Именно так.
– Значит, вы решили, что я этакий нарцисс с раздутым эго, каждое поглаживание которого может вызвать положительную реакцию с моей стороны и тем самым даст вам возможность получить то, чего вы хотите.
– Надеюсь, я вас не обидел этим?
– Нет, но поселили сомнения в вашей компетентности.
– Признаюсь, мистер Марбэт, я совсем недавно в столице, и еще не научилась правилам здешнего общения авторов с прессой.
– Да что вы? А так и не скажешь. Не стоит расстраиваться, госпожа Томас, уверен, что с большинством тех авторов, которых вы нарекли «настоящими» ваш метод сработает.
– А вы значит, не такой как все?
– Скорее я просто не настоящий автор.
Я, наконец, нашел нужное стихотворение и быстро пробежался по нему глазами.
«Ночь за окном, дождь за окном,
И погасил я все свечи.
В мире моем, в доме моем,
Дождь продолжается вечно.
Все что любил, все что ценил,
Я потерял в одночасье,
Но в мир теней, вижу я дверь,
Там обрету снова счастье».
Мне вспомнилось, как мы поспорили с Тессой о смысле этих и последующих строк стихотворения. Я видел в них нечто мистическое, путь во тьму скорбящего человека разочаровавшегося в своей жизни и отвернувшегося от света. Тесса же видела принятие смерти, а если точнее то самоубийство как избавление от боли в надежде на встречу с теми, кто ушел из жизни ранее. Мы часто заводили такое споры. В шутку и в серьез. Но тот был первым, мы еще даже не думали о женитьбе. После бурной бессонной ночи, в ее доме, освещенной лучами восходящего солнца, я нашел такую же книжицу и открыл ее именно на этом стихотворении. То был жаркий спор, обретший для меня новый смысл после смерти Тессы. И не смотря на то, что сам стих я помнил очень хорошо, мне хотелось перечитать его снова, чтобы, возможно отыскать именно то, что видела между его строк Тесса. Однако, как не странно, за эти два года, я не смог найти ту книгу в голубой обложке, единственный сборник стихотворений Лютера Анса. Вот уж действительно мистика, ведь Тесса ей так дорожила, что никогда бы ни кому не отдала и не подарила. Но куда тогда она могла подеваться?