Яркий Миг
Шрифт:
Выйдя за кованные, черные ворота западного кладбища Мистрейда, я тут же оказался на оживленной улице. Словно эти массивные ворота были порталом между двумя различными мирами. С той стороны лежала страна мертвых, там царила тишина, спокойствие и скорбь, а здесь, с этой стороны, простирался мир живых, и в нем начинался новый день. Громко цокая копытами по камню, услужливые лошади везли в повозках, колясках, каретах и кэбах, спешащих по своим неотложным делам жителей Мистрейда. Через улицу, прямо напротив кладбищенских ворот, только начала свою работу цветочная мастерская «Тетушки Розы», на двери которой была прибита табличка, заманивающая покупателей очень низкими ценами на ритуальные венки, корзинки и букеты. Дальше по улице располагалось ателье, маленькая табачная
– Столичный вестник! Столичный вестник! Узнайте о пожаре в особняке Стриксов! Столичный вестник! Не пропустите! Представитель клана Годвин приехал в Мистрейд и дал эксклюзивное интервью нашей редакции! Столичный вестник! Купите газету и узнайте, когда же Вильгельм Цингулат продемонстрирует свой новейший летательный аппарат! Столичный вестник!
Парнишка практически столкнулся с высоким мужчиной в черном пальто. Тот остановил мальчика, быстро протянул ему несколько монет и, получив взамен газету, скрылся в табачной лавке. Парнишка побежал дальше, продолжая громко выкрикивать заголовки сегодняшнего выпуска «Столичного Вестника», главной, и, возможно, самой лживой газеты Мистрейда.
Мимо меня, хихикая и о чем-то шумно перешептываясь, пробежала толпа студенток в былых юбочках и синих пиджачках, словно стайка потревоженных птиц. Держа в руках широкие папки и тубусы, они спешили на занятия в художественную школу искусств имени благодетеля Ришара, что располагалась за углом, и не обратили на меня никакого внимания. Равно, как и все прочие прохожие на этой улице. Поглощенные своими собственными проблема и раздумьями, они не замечали покинувшего кладбище человека, бережно несущего на руках что-то (или кого-то) завернутое в сверток. Так уж заведено в нашем чудном городе. Если произошло что-то важное, то люди прочитают об этом в газете за завтраком, во время обеда или после ужина. А если ничего важного не происходит, то и тратить на это время совершенно не стоит. Куда важнее подумать о собственных заботах. Я не осуждаю и не виню жителей Мистрейда, не подумайте, сам за годы жизни в этом городе изрядно очерствел и стал невнимателен. Но иногда становится действительно смешно наблюдать за тем, как горожане попадают в самые нелепые ситуации лишь по причине собственной не заинтересованности окружающим миром и отсутствии какого либо желания элементарно смотреть по сторонам.
Выйдя на дорогу, я громко свистнул и поднял вверх левую руку. Один из кэбов тут же свернул в мою сторону и, резко сбросив скорость, остановился. Лошади недовольно фырчали.
– Янтарная улица, 25 – громко провозгласил я, поднимая глаза на кучера.
– Два сильверена, сэр – ответил мне бородатый мужчина в черном цилиндре.
Я протянул ему три и добавил:
– У меня мало времени.
– Понял вас, сэр – кивнул он.
Я забрался в кэб и тот тут же дернулся с места. Кучер действительно меня понял и не жалел лошадей. Таким темпом дорога должна была занять минут пятнадцать, может даже десять, если повезет.
Я положил зверька на мягкое сидение рядом с собой и развернул пальто, желая проверить состояние моего подопечного. Я серьезно опасался, что обнаружу мертвое животное. Но зверь был жив, дышал все так же тяжело и прерывисто, но главное дышал и не выражал никаких признаков свечения или нагрева. Это меня немного успокоило, вселило надежду на позитивный финал моего маленького приключения.
Расслабившись, я вновь почувствовал, как сильно болит рука. Спина болела тоже, и еще несколько ушибленных частей тела, но все это не шло ни в какое сравнение с болью от ожога. Пока я нес зверька и был увлечен его спасением, эта боль отступила на задний план, но вернулась, как только я дал себе возможность перевести дух.
Я внимательно осмотрел ожог. Он был очень странной формы. Длинный, узкий, он начинался почти у запястья и тянулся
тонкой полосой вдоль локтевой кости, затем сворачивал на внутреннюю сторону руки, где резко обрывался, всего в паре сантиметров от изгиба локтя. Мне сразу вспомнились те световые ленты, которые я видел над зверьком. Похоже, что ожог я получил от одной из них. Черт, как же он болел!Понимая, что никаким образом сейчас мне не удастся нейтрализовать эту боль, я попытался отвлечься от нее снова. До прибытия к доктору Киннеру оставались считанные минуты, эта мысль утишала. Я откинулся на сиденье и устремил свой взгляд в окно.
Кэб провез меня по краю рыночной площади, где вовсю кипела работа, производилась выкладка и разгрузка товара, и собирались последние латки, между которыми уже сновали покупатели. Мы промчались мимо всего секунд за пятнадцать, но вонь рынка, в которой смешивались ароматы свежих и уже подгнивших овощей, пряностей, и скота, не покидала меня еще минуту или полторы, пока мы не выехали на улицу Мясников, где ее перебил запах крови и зловоние смерти.
Далее кучер повез меня через лабиринты улиц фабричного района Мистрейда. Он здесь может и не такой большой как в Кроме, Римусе или Веноне, и все же не составит труда заблудится среди этих длинных зданий из красного кирпича, над черепичными крышами которых ввысь вздымаются широкие трубы, исторгающие в небо клубы угольно черного дыма. Но мой возница явно знал свое дело и, стрелою промчавшись сквозь этот мрачных район, где изредка встречались лишь небольшие группы работяг, в поношенных серых костюмах и с грязными руками, мы снова выехали на оживленные улицы Мистрейда, устремившись теперь к центру города.
По мере приближения к сердцу столицы Конгломерата, улицы становились все чище, дома все богаче и красивее, вывески над цирюльнями, ресторанами и магазинами все ярче, а люди все надменнее. Так продолжалось бы и дальше, до самого центра, где от помпезности и роскоши, у неподготовленного деревенского жителя начинало слепить глаза, но кэб свернул на Янтарную улицу и, проехав еще метров двадцать остановился.
Аккуратно подняв на руки животное, я сошел на мостовую и, обернувшись, кивнул кучеру в знак благодарности.
– Хорошего дня, сэр – слегка поклонился тот в ответ, прикоснувшись кончиками пальцев к полам своего цилиндра, и хлестнув поводьями, покатил дальше по улице.
Двустворчатые, высокие двери серо-желтого здания передо мной, были распахнуты настежь. Гравировка на серебряной табличке рядом с входом сообщала, что это ветеринарная клиника доктора Альфреда Киннера для домашних животных, и информировала, что часы приема с девяти утра до девяти вечера. Но все это мне было уже давно известно. Я водил в эту клинику своего волхаринского дога Грома, когда тому были нужны прививки. Когда мой пес сломал лапу, именно доктор Киннер вернул ему возможность ходить, а позже, когда Грому было двенадцать, именно Альфред Киннер сообщил мне с неподдельным сочувствием, что у моего пса отказывают почки и сделать с этим ничего нельзя.
– Старость – сказал он и положил мне руку на плечо – Я сочувствую Клиф. Похоже, что его время пришло.
Мне было сложно смириться с этим, сложно поверить, что я теряю столь близкого и дорогого друга. Доктор Киннер был рядом, говорил со мной, пока мы сидели возле спящего Грома. Тесса тоже была там. И когда Киннер уверял, что лучшим вариантом будет усыпить собаку, тем самым облегчив его страдания, именно она сказала «да». Она сказала это за меня, потому что я не смог, но был ей искренне благодарен за стойкость и поддержку.
Примерно через год после этого не стало и самой Тессы. Таким образом, ушли из мира все самые близкие и дорогие мне существа, все кому я мог доверять. Но если бы кого-то с тех пор я и мог назвать другом, здесь, в Мистрейде, то этим человеком, без сомнения, стал бы доктор Киннер. Альтруист, человек любящий и знающий свое дело, Альфред Киннер вызывал во мне самые положительные эмоции, что большая редкость, уж поверьте. С нашей с ним последней встречи прошло много времени, и все же, я был уверен, что он не изменился и не забыл меня.