Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

It was by that harrowing misfortune that Becky had won her friend back, and it was one of the very first points, we may be certain, upon which our poor simple little Emmy began to talk to her new-found acquaintance.	Описанием этого душераздирающего события она вернула себе расположение подруги, и, конечно, оно же послужило одной из первых тем, на которые наша глупенькая Эмми заговорила со своей вновь обретенной приятельницей.
"And so they took your darling child from you?" our simpleton cried out.	– Значит, они отняли у тебя твое милое дитя! – воскликнула наша простушка.
"Oh, Rebecca, my poor dear suffering friend, I know what it is to lose a boy, and to feel for those who have lost one.	– Ах, Ребекка, дорогой мой друг, бедная страдалица! Я знаю, что значит потерять сына, и могу сочувствовать тем, кто утратил его.
But please Heaven yours will be restored to you, as a merciful merciful Providence has brought me back mine."	Но, даст бог, твой сын будет возвращен тебе, так же как милосердное провидение вернуло мне моего мальчика.
"The child, my child?	– Дитя, мое дитя?..
Oh, yes, my agonies were frightful," Becky owned, not perhaps without a twinge of conscience.	О да, страдания мои были ужасны, -подтвердила Бекки, ощутив, однако, мимолетное чувство стыда.
It jarred upon her to be obliged to commence instantly to tell lies in reply to so much confidence and simplicity.	Ей стало как-то не по себе при мысли, что в ответ на такое полное и простодушное доверие она вынуждена сразу же начать со лжи.
But that is the misfortune of beginning with this kind of forgery.	Но в том-то и беда тех, кто хоть раз покривил душой!
When one fib becomes due as it were, you must forge another to take up the old acceptance; and so the stock of your lies in circulation inevitably multiplies, and the danger of detection increases every day.	Когда одна небылица принимается за правду, приходится выдумывать другую, чтобы не подорвать доверия к выданным раньше векселям; и таким образом количество лжи, пущенной в обращение, неизбежно увеличивается, и опасность разоблачения растет с каждым днем.
"My agonies," Becky continued, "were terrible (I hope she won't sit down on the bottle) when they took him away from me; I thought I should die; but I fortunately had a brain fever, during which my doctor gave me up, and--and I recovered, and--and here I am, poor and friendless."	– Когда меня разлучили с сыном, - продолжала Бекки, - мои страдания были ужасны (надеюсь, она не сядет на бутылку!). Я думала, что умру... К счастью, у меня открылась горячка, так что доктор уже потерял надежду на мое выздоровление. Но я... выздоровела, и... вот я здесь, в бедности и без друзей.
"How old is he?" Emmy asked.	– Сколько ему лет? – спросила Эмми.
"Eleven," said Becky.	– Одиннадцать, - ответила Бекки.
"Eleven!" cried the other.	– Одиннадцать! – воскликнула гостья.
"Why, he was born the same year with Georgy, who is--"	– Но как же так? Ведь он родился в один год с Джорджи, а Джорджи...
"I know, I know," Becky cried out, who had in fact quite forgotten all about little Rawdon's age.	– Я знаю, знаю! – воскликнула Бекки, которая совершенно не помнила возраста маленького Родона.
"Grief has made me forget so many things, dearest Amelia.	– От горя я много чего перезабыла, дорогая моя Эмилия.

I am very much changed: half-wild sometimes.	Я очень сильно изменилась, иной раз совсем как безумная.
He was eleven when they took him away from me.	Ему было одиннадцать, когда его отняли у меня.
Bless his sweet face; I have never seen it again."	Да благословит господь его милую головку! Я его с тех пор не видела.
"Was he fair or dark?" went on that absurd little Emmy.	– Он белокурый или темненький? – продолжала глупышка Эмми.
"Show me his hair."	– Покажи мне его волосы.
Becky almost laughed at her simplicity.	Бекки чуть не расхохоталась над ее наивностью.
"Not to-day, love--some other time, when my trunks arrive from Leipzig, whence I came to this place--and a little drawing of him, which I made in happy days."	– Не сегодня, голубчик... когда-нибудь в другой раз, когда придут из Лейпцига мои сундуки, -ведь я оттуда приехала. Я покажу тебе и портрет его, который сама нарисовала еще давно, в счастливую пору.
"Poor Becky, poor Becky!" said Emmy.	– Бедная Бекки, бедная Бекки! – сказала Эмми.
"How thankful, how thankful I ought to be"; (though I doubt whether that practice of piety inculcated upon us by our womankind in early youth, namely, to be thankful because we are better off than somebody else, be a very rational religious exercise) and then she began to think, as usual, how her son was the handsomest, the best, and the cleverest boy in the whole world.	– Как же я-то должна быть благодарна! – (Хотя это благочестивое правило, внушаемое нам нашими родственницами с юных лет, -благодарить всевышнего за то, что нам гораздо лучше, чем кому-то другому, - не кажется мне особенно разумным.) И тут она, по своему обыкновению, подумала о том, что сын ее самый красивый, самый добрый и самый умный мальчик во всем свете.
"You will see my Georgy," was the best thing Emmy could think of to console Becky.	– Вот ты увидишь моего Джорджи! – Лучше этого Эмми ничего не могла придумать для утешения Бекки.
If anything could make her comfortable that would.	В самом деле, чем еще ее можно было бы успокоить!
And so the two women continued talking for an hour or more, during which Becky had the opportunity of giving her new friend a full and complete version of her private history.	Так обе женщины беседовали в течение часа или больше, и за это время Бекки успела полно и обстоятельно изложить подруге историю своей жизни.
She showed how her marriage with Rawdon Crawley had always been viewed by the family with feelings of the utmost hostility; how her sister-in-law (an artful woman) had poisoned her husband's mind against her; how he had formed odious connections, which had estranged his affections from her: how she had borne everything--poverty, neglect, coldness from the being whom she most loved--and all for the sake of her child; how, finally, and by the most flagrant outrage, she had been driven into demanding a separation from her husband, when the wretch did not scruple to ask that she should sacrifice her own fair fame so that he might procure advancement through the means of a very great and powerful but unprincipled man--the Marquis of Steyne, indeed.	Она поведала Эмми, что семья мужа всегда смотрела на их брак с Родоном Кроули в высшей степени враждебно; что ее невестка (злокозненная женщина) настраивала Родона против нее; что муж стал заводить мерзкие связи, а ее совсем разлюбил; что она сносила бедность, пренебрежение, холодность со стороны существа, любимого ею больше всего на свете, - и все это ради счастья ее ребенка; наконец, что ей было нанесено гнуснейшее оскорбление, почему она и была вынуждена уехать от мужа: этот негодяй не постыдился требовать, чтобы она пожертвовала своим добрым именем ради должности, которую мог ему предоставить один весьма важный и влиятельный, но беспринципный человек - маркиз Стайн.

The atrocious monster!	Ужаснейший изверг!
This part of her eventful history Becky gave with the utmost feminine delicacy and the most indignant virtue.	Эту часть своей богатой событиями истории Бекки рассказала с величайшей, чисто женской деликатностью и с видом негодующей добродетели.
Forced to fly her husband's roof by this insult, the coward had pursued his revenge by taking her child from her.	Нанесенное ей оскорбление заставило ее покинуть кров супруга, но негодяи отомстил ей, отняв у нее ребенка.
And thus Becky said she was a wanderer, poor, unprotected, friendless, and wretched.	И вот, закончила Бекки, теперь она скиталица - нищая, беззащитная, без друзей и без счастья.
Emmy received this story, which was told at some length, as those persons who are acquainted with her character may imagine that she would.	Лица, знакомые с характером Эмми, легко могут себе представить, как она приняла эту историю, рассказанную довольно пространно.
She quivered with indignation at the account of the conduct of the miserable Rawdon and the unprincipled Steyne.	Она трепетала от негодования, слушая о поведении злодея Родона и изверга Стайна.
Her eyes made notes of admiration for every one of the sentences in which Becky described the persecutions of her aristocratic relatives and the falling away of her husband. (Becky did not abuse him.	Во взгляде ее появлялись знаки восклицания к каждой фразе, в которой Бекки описывала преследования со стороны своих аристократических родственников и охлаждение своего мужа. (Бекки его не порицала.
She spoke rather in sorrow than in anger.	Она говорила о нем скорее горестно, чем злобно.
She had loved him only too fondly: and was he not the father of her boy?) And as for the separation scene from the child, while Becky was reciting it, Emmy retired altogether behind her pocket-handkerchief, so that the consummate little tragedian must have been charmed to see the effect which her performance produced on her audience.	Она любила его слишком горячо; и разве он не отец ее мальчика!) А когда дело дошло до сцены разлуки с ребенком, Эмми надолго спряталась за своим носовым платочком, так что наша трагическая актриса должна была остаться очень довольна тем, какое впечатление ее игра производит на публику.
Whilst the ladies were carrying on their conversation, Amelia's constant escort, the Major (who, of course, did not wish to interrupt their conference, and found himself rather tired of creaking about the narrow stair passage of which the roof brushed the nap from his hat) descended to the ground-floor of the house and into the great room common to all the frequenters of the Elephant, out of which the stair led.	Пока дамы были заняты разговором, верный телохранитель Эмилии, майор (не хотевший, разумеется, мешать их беседе), устал ходить взад-вперед по узкому скрипучему коридорчику, потолок которого ерошил ворс на его шляпе, и, спустившись в нижний этаж гостиницы, попал в большую общую залу "Слона", откуда и шла лестница наверх.
This apartment is always in a fume of smoke and liberally sprinkled with beer.	Это помещение всегда полно табачного дыма и обильно забрызгано пивом.
On a dirty table stand scores of corresponding brass candlesticks with tallow candles for the lodgers, whose keys hang up in rows over the candles.	На грязном столе стоят десятки одинаковых медных подсвечников с сальными свечами для постояльцев, а над подсвечниками рядами висят ключи от комнат.

Emmy had passed blushing through the room anon, where all sorts of people were collected; Tyrolese glove-sellers and Danubian linen-merchants, with their packs; students recruiting themselves with butterbrods and meat; idlers, playing cards or dominoes on the sloppy, beery tables; tumblers refreshing during the cessation of their performances--in a word, all the fumum and strepitus of a German inn in fair time.	Эмми, когда направлялась к Бекки, покраснела от смущения, проходя через эту комнату, где собрались самые разношерстные люди: тирольские перчаточники и дунайские торговцы полотном со своими тюками; студенты, подкреплявшиеся бутербродами и мясом; бездельники, игравшие в карты или в домино на липких, залитых пивом столах; акробаты, отдыхавшие в перерыве между двумя представлениями, - словом, fumus и strepitus {Дым и шум (лат.).} немецкой гостиницы в ярмарочное время.
The waiter brought the Major a mug of beer, as a matter of course, and he took out a cigar and amused himself with that pernicious vegetable and a newspaper until his charge should come down to claim him.	Лакей, не дожидаясь заказа, подал майору кружку пива. Доббин вынул сигару и решил развлечься этим губительным зельем и газетою в ожидании, когда за ним придет вверенная его попечениям особа.
Max and Fritz came presently downstairs, their caps on one side, their spurs jingling, their pipes splendid with coats of arms and full-blown tassels, and they hung up the key of No. 90 on the board and called for the ration of butterbrod and beer. The pair sat down by the Major and fell into a conversation of which he could not help hearing somewhat.	Вскоре по лестнице, позвякивая шпорами, спустились Макс и Фриц в шапочках набекрень и с трубками, разукрашенными гербами и пышными кисточками. Они повесили на доску ключ от э 90, заказали себе порцию бутербродов и пива и, усевшись неподалеку от майора, завели беседу, отрывки которой долетели до слуха Доббина.
It was mainly about "Fuchs" and "Philister," and duels and drinking-bouts at the neighbouring University of Schoppenhausen, from which renowned seat of learning they had just come in the Eilwagen, with Becky, as it appeared, by their side, and in order to be present at the bridal fetes at Pumpernickel.	Разговор шел главным образом о "фуксах" и "филистерах", о дуэлях и попойках в соседнем шопенгаузенском университете, прославленном рассаднике просвещения, откуда они только что приехали в Eilwagen {В дилижансе (нем.).}, по-видимому, вместе с Бекки, чтобы присутствовать на свадебных торжествах в Пумперникеле.
"The title Englanderinn seems to be en bays de gonnoisance," said Max, who knew the French language, to Fritz, his comrade.	– Эта маленькая Englanderin, кажется, попала en bays de gonnoissance {В среду знакомых (искаж. франц.).}, - сказал Макс, знавший французский язык, своему товарищу Фрицу.
"After the fat grandfather went away, there came a pretty little compatriot.	– После ухода толстяка дедушки к ней явилась хорошенькая соотечественница.
I heard them chattering and whimpering together in the little woman's chamber."	Я слышал, как они болтали и охали в комнате у малютки.
"We must take the tickets for her concert," Fritz said.	– Нужно взять билеты на ее концерт, - заметил Фриц.
"Hast thou any money, Max?"	– У тебя есть деньги, Макс?
"Bah," said the other, "the concert is a concert in nubibus.	– Вот еще! – воскликнул тот. – Этот концерт -концерт in nubibus {В облаках (лат.).}.
Hans said that she advertised one at Leipzig, and the Burschen took many tickets.	Г анс рассказывал, что она в Лейпциге объявляла о таком концерте, и бурши взяли много билетов.
But she went off without singing.	Но она уехала, не выступив.

She said in the coach yesterday that her pianist had fallen ill at Dresden.	Вчера в карете она рассказывала, что ее пианист заболел в Дрездене.
She cannot sing, it is my belief: her voice is as cracked as thine, O thou beer-soaking Renowner!"	Я уверен, что она просто не умеет петь: голос у нее сипит так же, как у тебя, о пропившаяся знаменитость!
"It is cracked; I hear her trying out of her window a schrecklich English ballad, called	– Да, он у нее сипит; я слышал из окна, как она разделывала какую-то schrecklicho {Ужасную (нем.).} английскую балладу под названием:
'De Rose upon de Balgony.'"	"De Rose upon de Balgoriy" {"Роза на балконе" (искаж. англ.).}.
"Saufen and singen go not together," observed Fritz with the red nose, who evidently preferred the former amusement.	– Saufen und singcn {Пить и петь (нем.).} вместе не уживаются, - заметил красноречивый Фриц, очевидно, предпочитавший первое из этих занятии.
"No, thou shalt take none of her tickets.	– Нет, не нужно брать у нее никаких билетов.
She won money at the trente and quarante last night.	Вчера вечером она выиграла в trente et quarante.
I saw her: she made a little English boy play for her.	Я видел ее: она заставила играть за себя какого-то английского мальчугана.
We will spend thy money there or at the theatre, or we will treat her to French wine or Cognac in the Aurelius Garden, but the tickets we will not buy.	Спустим твои денежки там же или в театре, а то угостим ее французским вином или коньяком в саду Аврелия, а билеты брать ни к чему...
What sayest thou?	Что скажешь?
Yet, another mug of beer?" and one and another successively having buried their blond whiskers in the mawkish draught, curled them and swaggered off into the fair.	Еще по кружке пива? И, по очереди окунув свои белокурые усы в омерзительное пойло, они подкрутили их и отбыли на ярмарку.
The Major, who had seen the key of No. 90 put up on its hook and had heard the conversation of the two young University bloods, was not at a loss to understand that their talk related to Becky.	Майор, видевший, как вешали на крючок ключ от э 90, и слышавший беседу университетских фатов, не мог не понять, что их разговор относился к Бекки.
"The little devil is at her old tricks," he thought, and he smiled as he recalled old days, when he had witnessed the desperate flirtation with Jos and the ludicrous end of that adventure.	"Чертенок, опять она принялась за свои старые штучки!" - подумал он и улыбнулся, вспомнив былые дни, когда он был свидетелем ее отчаянного заигрывания с Джозом и уморительного конца этой затеи.
He and George had often laughed over it subsequently, and until a few weeks after George's marriage, when he also was caught in the little Circe's toils, and had an understanding with her which his comrade certainly suspected, but preferred to ignore.	Они с Джорджем часто смеялись над этим впоследствии, пока - через несколько недель после женитьбы Джорджа - тот и сам не попал в тенета маленькой Цирцеи и не вошел с ней в какое-то соглашение, о чем товарищ его, конечно, догадывался, но предпочитал не спрашивать.
William was too much hurt or ashamed to ask to fathom that disgraceful mystery, although once, and evidently with remorse on his mind, George had alluded to it.	Уильяму было слишком больно или стыдно выведывать эту позорную тайну, но однажды Джордж, видимо, в порыве раскаяния, сам намекнул на нее.

It was on the morning of Waterloo, as the young men stood together in front of their line, surveying the black masses of Frenchmen who crowned the opposite heights, and as the rain was coming down,	Было это в утро сражения при Ватерлоо, когда молодые люди стояли впереди своих солдат, наблюдая сквозь пелену дождя за темными массами французов, занимавших расположенные напротив высоты.
"I have been mixing in a foolish intrigue with a woman," George said.	– Я впутался в глупую интригу с одной женщиной,- сказал тогда Джордж.
"I am glad we were marched away.	– Хорошо, что мы выступили в поход.
If I drop, I hope Emmy will never know of that business.	Если меня убьют, то Эмми, надеюсь, никогда не узнает об этой истории.
I wish to God it had never been begun!"	Эх, если бы ничего этого не было!
And William was pleased to think, and had more than once soothed poor George's widow with the narrative, that Osborne, after quitting his wife, and after the action of Quatre Bras, on the first day, spoke gravely and affectionately to his comrade of his father and his wife.	Уильям любил вспоминать и не раз утешал бедную вдову Джорджа рассказами о том, как Осборн, расставшись с женой, в первый день после сражения у Катр-Бра прочувствованно говорил об отце и жене.
On these facts, too, William had insisted very strongly in his conversations with the elder Osborne, and had thus been the means of reconciling the old gentleman to his son's memory, just at the close of the elder man's life.	Это обстоятельство Уильям особенно подчеркивал в своих беседах с Осборном-старшим, и таким образом ему удалось склонить старого джентльмена хотя бы на самом закате дней примириться с памятью покойного сына.
"And so this devil is still going on with her intrigues," thought William.	"Итак, эта чертовка все еще продолжает свои козни, - думал Уильям.
"I wish she were a hundred miles from here.	– Хотел бы я, чтобы она была за сотни миль отсюда!
She brings mischief wherever she goes."	Она всюду приносит с собой зло".
And he was pursuing these forebodings and this uncomfortable train of thought, with his head between his hands, and the Pumpernickel Gazette of last week unread under his nose, when somebody tapped his shoulder with a parasol, and he looked up and saw Mrs. Amelia.	Сжав руками виски и не видя у себя под носом "Пумперпикельской газеты" недельной давности, Доббин сидел, погруженный в эти мрачные предчувствия и неприятные мысли, как вдруг кто-то дотронулся зонтиком до его плеча. Доббин поднял голову и увидел миссис Эмилию.
This woman had a way of tyrannizing over Major Dobbin (for the weakest of all people will domineer over somebody), and she ordered him about, and patted him, and made him fetch and carry just as if he was a great Newfoundland dog.	У этой женщины была привычка тиранить майора Доббина (ибо и самому слабому человеку хочется над кем-нибудь властвовать), и она командовала им, заставляла его носить поноску и изредка гладила, словно он был большим ньюфаундлендским псом.
He liked, so to speak, to jump into the water if she said	Ему же нравилось, так сказать, бросаться в воду, когда Эмилия кричала:
"High, Dobbin!" and to trot behind her with her reticule in his mouth.	"Доббин, гоп!" - и трусить за нею рысцой, держа в зубах ее ридикюль.
This history has been written to very little purpose if the reader has not perceived that the Major was a spooney.	Наше повествование не достигло цели, если читатель до сих пор не заметил, что майор был порядочным простофилей.

"Why did you not wait for me, sir, to escort me downstairs?" she said, giving a little toss of her head and a most sarcastic curtsey.	– Почему вы не дождались меня, сэр, чтобы проводить по лестнице? – сказала она, вздернув головку и насмешливо приседая перед Доббином.
"I couldn't stand up in the passage," he answered with a comical deprecatory look; and, delighted to give her his arm and to take her out of the horrid smoky place, he would have walked off without even so much as remembering the waiter, had not the young fellow run after him and stopped him on the threshold of the Elephant to make him pay for the beer which he had not consumed.	– Я не мог выпрямиться в этом коридоре, - ответил майор, глядя на нее с забавно виноватым выражением и обрадованный возможностью подать Эмилии руку и вывести ее из этого ужасного, насквозь прокуренного помещения. Он вышел бы из гостиницы, даже не вспомнив про лакея, если бы тот не побежал за ним вдогонку, не остановил на пороге "Слона" и не заставил заплатить за пиво, к которому Доббин и не притронулся.
Emmy laughed: she called him a naughty man, who wanted to run away in debt, and, in fact, made some jokes suitable to the occasion and the small-beer.	Эмми весело смеялась; она заявила, что Доббин гадкий человек - хотел сбежать не расплатившись, и сделала несколько шутливых замечаний по поводу местного пива.
She was in high spirits and good humour, and tripped across the market-place very briskly.	Она была в прекрасном расположении духа и проворно перебежала Рыночную площадь.
She wanted to see Jos that instant.	Ей нужно сию же минуту повидаться с Джозом.
The Major laughed at the impetuous affection Mrs. Amelia exhibited; for, in truth, it was not very often that she wanted her brother "that instant."	Майор посмеялся над проявлением таких бурных чувств: в самом деле, не очень часто бывало, чтобы миссис Эмилия хотела увидеть своего брата "сию же минуту".
They found the civilian in his saloon on the first-floor; he had been pacing the room, and biting his nails, and looking over the market-place towards the Elephant a hundred times at least during the past hour whilst Emmy was closeted with her friend in the garret and the Major was beating the tattoo on the sloppy tables of the public room below, and he was, on his side too, very anxious to see Mrs. Osborne.	Они застали коллектора в его гостиной в бельэтаже. Пока Эмми сидела запершись со своей подругой на чердаке, а майор отбивал барабанную дробь на липких столах в общей зале, Джоз, разгуливая по комнате и грызя ногти, то и дело поглядывал через Рыночную площадь на гостиницу "Слон". Ему тоже не терпелось повидаться с миссис Осборн.
"Well?" said he.	– Ну, что же? – спросил он.
"The poor dear creature, how she has suffered!" Emmy said.	– Бедная, несчастная, как она настрадалась! – сказала Эмми.
"God bless my soul, yes," Jos said, wagging his head, so that his cheeks quivered like jellies.	– О да, разрази меня господь! – произнес Джоз, качая головой, так что его щеки затряслись, словно желе.
"She may have Payne's room, who can go upstairs," Emmy continued.	– Она займет комнату Пейн, а Пейн может перейти наверх, - продолжала Эмми.
Payne was a staid English maid and personal attendant upon Mrs. Osborne, to whom the courier, as in duty bound, paid court, and whom Georgy used to "lark" dreadfully with accounts of German robbers and ghosts.	Пейн была степенная англичанка-горничная при особе миссис Осборн. Проводник Кирш, как полагается, ухаживал за нею, а Джорджи изводил ее страшными рассказами о немецких разбойниках и привидениях.
She passed her time chiefly in grumbling, in ordering about her mistress, and in stating her intention to return the next morning to her native village of Clapham.	Занималась она главным образом тем, что ворчала, помыкала своей хозяйкой и грозила завтра же вернуться в свою родную деревню Клепем.

"She may have Payne's room," Emmy said.	– Она займет комнату Пейн, - сказала Эмми.
"Why, you don't mean to say you are going to have that woman into the house?" bounced out the Major, jumping up.	– Вы хотите сказать, что собираетесь поселить эту женщину у себя в доме? – выпалил майор, вскочив на ноги.
"Of course we are," said Amelia in the most innocent way in the world.	– Да, собираемся, - ответила Эмилия самым невинным тоном.
"Don't be angry and break the furniture, Major Dobbin.	– Не злитесь и не ломайте мебель, майор Доббин!
Of course we are going to have her here."	Конечно, мы собираемся поселить ее здесь.
"Of course, my dear," Jos said.	– Конечно, моя дорогая, - сказал Джоз.
"The poor creature, after all her sufferings," Emmy continued; "her horrid banker broken and run away; her husband--wicked wretch--having deserted her and taken her child away from her" (here she doubled her two little fists and held them in a most menacing attitude before her, so that the Major was charmed to see such a dauntless virago) "the poor dear thing! quite alone and absolutely forced to give lessons in singing to get her bread--and not have her here!"	– Бедняжка так намучилась, - продолжала Эмми,- ее ужасный банкир прогорел и сбежал; ее муж- такой негодяй - бросил ее и отнял у нее ребенка! (Тут она стиснула кулачки и выставила их вперед, приняв самую грозную позу. Майор был очарован зрелищем столь отважной воительницы.) Бедная моя девочка! Совершенно одна, вынуждена давать уроки пения ради куска хлеба... Как же не устроить ее у нас!
"Take lessons, my dear Mrs. George," cried the Major, "but don't have her in the house.	– Берите у нее уроки, дорогая моя миссис Джордж, - воскликнул майор, - но не приглашайте к себе жить!
I implore you don't."	Умоляю вас!
"Pooh," said Jos.	– Вздор! – фыркнул Джоз.
"You who are always good and kind--always used to be at any rate--I'm astonished at you, Major William," Amelia cried.	– Вы всегда такой добрый и отзывчивый... во всяком случае, вы таким были... я изумляюсь вам, майор Уильям! – вскричала Эмилия.
"Why, what is the moment to help her but when she is so miserable?	– Когда же и помочь ей, как не сейчас, когда она так несчастна!
Now is the time to be of service to her.	Теперь-то и нужно оказать ей помощь.
The oldest friend I ever had, and not--"	Самый старинный друг, какой у меня есть, и не...
"She was not always your friend, Amelia," the Major said, for he was quite angry.	– Она не всегда была вам другом, Эмилия, - сказал майор, не на шутку разгневанный.
This allusion was too much for Emmy, who, looking the Major almost fiercely in the face, said,	Этого намека Эмилия не в силах была стерпеть. Взглянув почти с яростью в лицо майору, она сказала:
"For shame, Major Dobbin!" and after having fired this shot, she walked out of the room with a most majestic air and shut her own door briskly on herself and her outraged dignity.	– Стыдитесь, майор Доббин! – и удалилась из комнаты, захлопнув дверь за собой и за своим оскорбленным достоинством.
"To allude to THAT!" she said, when the door was closed.	– Намекать на это! – воскликнула она, когда дверь закрылась.
"Oh, it was cruel of him to remind me of it," and she looked up at George's picture, which hung there as usual, with the portrait of the boy underneath.	– О, как это было жестоко с его стороны! – И она взглянула на портрет Джорджа, висевший, как обычно, в ее спальне, над портретом сына.

"It was cruel of him.	– Это было жестоко.
If I had forgiven it, ought he to have spoken?	Если я простила, то ему и подавно следовало молчать.
No. And it is from his own lips that I know how wicked and groundless my jealousy was; and that you were pure--oh, yes, you were pure, my saint in heaven!"	И ведь из его же собственных уст я узнала, какой гадкой и необоснованной была моя ревность, и что ты чист... о да! Ты был чист, мой святой, вознесшийся на небеса!
She paced the room, trembling and indignant.	Она прошлась по комнате, вся дрожа от негодования.
She went and leaned on the chest of drawers over which the picture hung, and gazed and gazed at it.	Потом оперлась на комод, над которым висело изображение мужа, и долго, не отрываясь, смотрела на него.
Its eyes seemed to look down on her with a reproach that deepened as she looked.	Глаза Джорджа, казалось, глядели на нее с упреком, и взгляд их становился все печальнее.
The early dear, dear memories of that brief prime of love rushed back upon her.	Давние бесценные воспоминания о краткой поре их любви опять нахлынули на нее.
The wound which years had scarcely cicatrized bled afresh, and oh, how bitterly!	Рана, едва затянувшаяся с годами, снова сочилась кровью, - о, как мучительно!
She could not bear the reproaches of the husband there before her.	Эмилия не в силах была вынести укоризненного взгляда своего мужа.
It couldn't be.	Это невозможно!..
Never, never.	Нет, нет!
Poor Dobbin; poor old William!	Бедный Доббин! Бедный старый Уильям!
That unlucky word had undone the work of many a year--the long laborious edifice of a life of love and constancy-raised too upon what secret and hidden foundations, wherein lay buried passions, uncounted struggles, unknown sacrifices--a little word was spoken, and down fell the fair palace of hope--one word, and away flew the bird which he had been trying all his life to lure!	Одно злосчастное слово уничтожило кропотливый труд стольких лет - здание, воздвигнутое бог знает на каких тайных и скрытых основаниях, где таились сокровенные страсти, нескончаемая борьба, неведомые жертвы... Произнесено одно слово - и рушится в прах дивный дворец надежды; одно слово - и прочь улетает птичка, которую ты всю свою жизнь старался приманить!
William, though he saw by Amelia's looks that a great crisis had come, nevertheless continued to implore Sedley, in the most energetic terms, to beware of Rebecca; and he eagerly, almost frantically, adjured Jos not to receive her.	Уильям хотя и видел по выражению лица Эмилии, что наступила критическая минута, однако продолжал в самых энергических выражениях умолять Седли остерегаться Ребекки и не принимать ее.
He besought Mr. Sedley to inquire at least regarding her; told him how he had heard that she was in the company of gamblers and people of ill repute; pointed out what evil she had done in former days, how she and Crawley had misled poor George into ruin, how she was now parted from her husband, by her own confession, and, perhaps, for good reason.	Он молил Джоза хотя бы навести о ней справки, рассказал, как ему довелось услышать, что она знается с игроками и всякими подозрительными людьми; напомнил, сколько зла она причинила в былые дни: как она вместе с Кроули обирала бедного Джорджа. Теперь она, по ее же собственному признанию, живет врозь с мужем, -и, быть может, на это есть причины...
What a dangerous companion she would be for his sister, who knew nothing of the affairs of the world!	Как опасно будет ее общество для Эмилии, которая ничего не понимает в житейских делах!

William implored Jos, with all the eloquence which he could bring to bear, and a great deal more energy than this quiet gentleman was ordinarily in the habit of showing, to keep Rebecca out of his household.	Уильям заклинал Джоза не допускать Ребекку в свою семью со всем красноречием, на какое только был способен, и с гораздо большей энергией, чем обычно выказывал этот невозмутимый джентльмен.
Had he been less violent, or more dexterous, he might have succeeded in his supplications to Jos; but the civilian was not a little jealous of the airs of superiority which the Major constantly exhibited towards him, as he fancied (indeed, he had imparted his opinions to Mr. Kirsch, the courier, whose bills Major Dobbin checked on this journey, and who sided with his master), and he began a blustering speech about his competency to defend his own honour, his desire not to have his affairs meddled with, his intention, in fine, to rebel against the Major, when the colloquy--rather a long and stormy one--was put an end to in the simplest way possible, namely, by the arrival of Mrs. Becky, with a porter from the Elephant Hotel in charge of her very meagre baggage.	Будь Доббин менее порывист и более ловок, ему, возможно, удалось бы уговорить Джоза, но коллектор немало досадовал на майора, который, как ему казалось, постоянно подчеркивал свое превосходство над ним (он даже поделился своим мнением с мистером Киршем, курьером, а так как майор Доббин всю дорогу проверял счета мистера Кирша, тот вполне согласился со своим хозяином). И Джоз разразился хвастливой речью о том, что он сам сумеет защитить свою честь, и просит не вмешиваться в его дела, и не намерен слушать майора... Но тут их разговор - довольно продолжительный и бурный - был прерван самым естественным образом, а именно: прибыла миссис Бекки в сопровождении носильщика из гостиницы "Слон", нагруженного тощим багажом гостьи.
She greeted her host with affectionate respect and made a shrinking, but amicable salutation to Major Dobbin, who, as her instinct assured her at once, was her enemy, and had been speaking against her; and the bustle and clatter consequent upon her arrival brought Amelia out of her room.	Она приветствовала хозяина с ласковой почтительностью; майору Доббину, который, как сразу же подсказало ей чутье, был врагом и только что пытался восстановить против нее Джоза, она поклонилась дружески, но сдержанно. На шум, вызванный ее прибытием, вышла из своей комнаты Эмми.
Emmy went up and embraced her guest with the greatest warmth, and took no notice of the Major, except to fling him an angry look--the most unjust and scornful glance that had perhaps ever appeared in that poor little woman's face since she was born.	Она подошла к гостье и с жаром расцеловала ее, не обращая внимания на майора, если не считать того, что на него был брошен гневный взгляд, - вероятно, самый презрительный и самый несправедливый взгляд, в каком была повинна эта кроткая женщина со дня своего рождения.
But she had private reasons of her own, and was bent upon being angry with him.	Но у нее имелись на это свои причины, она намерена была продолжать сердиться на Доббина.
And Dobbin, indignant at the injustice, not at the defeat, went off, making her a bow quite as haughty as the killing curtsey with which the little woman chose to bid him farewell.	И Доббин ушел, негодуя на такую несправедливость (а не на свое поражение) и отвесив Эмилии столь же высокомерный поклон, сколь высокомерен был убийственно вежливый реверанс, которым маленькой женщине угодно было с ним попрощаться.
He being gone, Emmy was particularly lively and affectionate to Rebecca, and bustled about the apartments and installed her guest in her room with an eagerness and activity seldom exhibited by our placid little friend.	Когда он удалился, Эмми стала особенно оживленной и нежной с Ребеккою и принялась хлопотать и устраивать свою гостью в отведенной для нее комнате с таким пылом и энергией, какие при своем спокойном характере редко обнаруживала.

But when an act of injustice is to be done, especially by weak people, it is best that it should be done quickly, and Emmy thought she was displaying a great deal of firmness and proper feeling and veneration for the late Captain Osborne in her present behaviour.	Но когда людям, в особенности людям слабым, нужно совершить какой-нибудь несправедливый поступок, то лучше уж, чтобы он совершился быстро. К тому же Эмми воображала, что своим поведением она выказывает большую твердость и надлежащую любовь и уважение к памяти покойного капитана Осборна.
Georgy came in from the fetes for dinner-time and found four covers laid as usual; but one of the places was occupied by a lady, instead of by Major Dobbin.	К обеду явился с гуляния Джорджи и увидел, что стол накрыт, как обычно, на четыре прибора, но одно место занято не майором Доббином, а какой-то дамой.
"Hullo! where's Dob?" the young gentleman asked with his usual simplicity of language.	– О! А где Доб? – спросил юный джентльмен, выражаясь, по своему обыкновению, чрезвычайно просто.
"Major Dobbin is dining out, I suppose," his mother said, and, drawing the boy to her, kissed him a great deal, and put his hair off his forehead, and introduced him to Mrs. Crawley.	– Майор Доббин, должно быть, обедает в городе, -ответила ему мать и, притянув мальчика к себе, осыпала поцелуями, откинула ему волосы со лба и представила его миссис Кроули.
"This is my boy, Rebecca," Mrs. Osborne said--as much as to say--can the world produce anything like that?	– Это мой сын, Ребекка! – произнесла миссис Осборн с таким выражением, словно хотела сказать: "Может ли что на свете сравниться с ним?"
Becky looked at him with rapture and pressed his hand fondly.	Бекки упоенно взглянула на Джорджи и нежно пожала ему руку.
"Dear boy!" she said--"he is just like my--" Emotion choked her further utterance, but Amelia understood, as well as if she had spoken, that Becky was thinking of her own blessed child.	– Милый мальчик! – сказала она. – Как он похож на моего... Волнение помешало ей договорить, но Эмилия и без слов поняла, что Бекки подумала о своем собственном обожаемом ребенке.
However, the company of her friend consoled Mrs. Crawley, and she ate a very good dinner.	Впрочем, общество приятельницы утешило миссис Кроули, и она пообедала с большим аппетитом.
During the repast, she had occasion to speak several times, when Georgy eyed her and listened to her.	Всякий раз, как она что-нибудь говорила, Джорджи внимательно смотрел на нее и прислушивался.
At the desert Emmy was gone out to superintend further domestic arrangements; Jos was in his great chair dozing over Galignani; Georgy and the new arrival sat close to each other--he had continued to look at her knowingly more than once, and at last he laid down the nutcrackers.	За десертом Эмми вышла из-за стола отдать какое-то распоряжение по хозяйству; Джоз дремал в глубоком кресле над номером "Галиньяни"; Джорджи и гостья сидели друг возле друга; мальчик продолжал хитро поглядывать на нее и наконец отложил в сторону щипцы для орехов.
"I say," said Georgy.	– Послушайте, - сказал Джорджи.
"What do you say?" Becky said, laughing.	– Что такое? – ответила Бекки, смеясь.
"You're the lady I saw in the mask at the Rouge et Noir."	– Ведь вы та дама, которую я видел в маске за rouge et noir!
"Hush! you little sly creature," Becky said, taking up his hand and kissing it.	– Тс! Ах ты, маленький проказник! – ответила Бекки, беря его руку и целуя ее.