Ят
Шрифт:
В очередной по счёту лавке на прилавке лежало что-то тёмное, почти чёрное, паукообразно растопырившееся… Мракобесие! Где и кто сумел его откопать, в какой трясине болота, на каком чердаке или в чулане? А может, наоборот, оно совсем новенькое? Однако новизну или степень изношенности визуально я определить не смог, а спрнашивать – на наши головы – посчитал несущественным: в общем, какая разница? Покупать я не собирался, к чему пустые расспросы?
– А оно бесится только во мраке? – решил выяснить Том окружающие обстоятельства.
– Наоборот. Бесится оно на свету, но хочет, чтобы вокруг всегда был мрак, – пояснил Гид. Продавец хранил глубокомысленное молчание, не продавая его.
На соседнем прилавке рядком лежали суматоха, сумятица, суета и сутолока.
– Как вы их отличаете друг от друга? – удивился Том.
Продавец охотно пустился в объяснения, которые я не слушал, отправившись рассматривать большую наклонно-ступенчатую стендовидную стойку, уставленную разнообразными напитками в небольших стеклянных стаканчиках. Сначала меня привлекло их разноцветие, потом – разнозапахие… Я уверен, и во вкусе наблюдалось бы похожее разнообразие, потому что в стаканчиках оказались аргументы. И причём известные мне: я вспоминал некоторые с удивлением, другие – с усмешкой, третьи – с недоумением. Очевидно, эти оттенки чувств и отражались цветом, запахом и вкусом напитков. Но они ещё обладали и разной вязкостью, отметил я, взяв по очереди несколько со стенда и поболтав. Некоторые болтались хорошо, другие – с трудом. И я понял, почему иногда в спорах язык плохо ворочается: аргументы вязкие.
– Почему в стаканчиках? – спросил я.
– Чем черпали, тем и продаём, – пожал плечами продавец.
– А, это исчерпанные аргументы, – догадался я. Вот почему они показались мне знакомыми
Видя, что я интересуюсь напитками, ко мне подстроился гражданин пропитанного ими вида и, повертев головой из стороны в сторону – похоже, непроизвольно, – произнёс, таинственно шепоча:
– У меня больше нет уверенности в себе!
Я посмотрел на него и задумался. Совсем о другом. Мне пришла в голову интереснейшая мысль: я привык, что тут всё надо понимать не так, как у нас – если не буквально, то значительно ближе к букве. Суть буквы – в буквальном значении, а не в переносном. Переносное значение несёт перенос слова со строки на строку. Буквальная составляющая слов часто вступает в противоречие с сутью слова – из-за взаимовлияния. Суть слова – понятие – развивается, следуя диалектической логике, а слово остаётся прежним. Потому-то и требуется иногда добавлять в известные слова новые буквы, или убирать их оттуда – чтобы более точно передать меняющееся значение слова.
Кажется, так звучала моя мысль, от которой меня чуть не отвлёк пропитанно-подпитанный гражданин. Но он продолжал стоять и качаться рядом, ожидая моей реакции. Я пожалел его и решил немного поговорить на предложенную тему:
– Где же ваша уверенность? – спросил я, попутно подумав, что визави в другом состоянии мог бы воспринять моё молчание не за работу мысли, а за тупость. Такие случаи бывали.
– А вот, – и он, отоггнув полу пиджака (что далось ему с большим трудом: пола оказалась очень упругой – может быть, сильно накрахмаленной? – отсюда и два «г»), показал торчащее из внутреннего кармана горлышко чекушки.
– И что с ней делать?
– Три раза в день столовой чашкой.
– Спасибо, такие дозы меня не интересуют.
Он потоптался немного и ушёл.
Рассматривая стенд-стойку, я краем уха слушал разговор за моей спиной:
– …накопил полный мешок впечатлений. И ни с кем не делился – таскал всё время за собой. А мешок возьми да и лопни. И впечатления разлетелись по свету. Гонялся он за ними, гонялся – по горам горнялся и загорался, и по морям морился, и за лес залесал, и за реками зарекался, и за заборами
заборолся… не всё поймал, часть пропала бесследно. Но зато новых нашёл множество. Они к нему сами липли и цеплялись. А он почему-то не обращал на них никакого внимания: всё искал те, старые.– И куда он их теперь?
– А куда попало! Что ему? Надо будет – ещё наберёт.
– А…
Я не дослушал и отошёл. А может, от меня отошли.
И вернулся к Тому. Том стоял, раскрыв рот и смотрел, как продавец вынимал что-то из шкафа. Я присмотрелся. Что-то мне это что-то напоминало…
Я понял и вздрогнул: это была очень плохая примета. А на полках лежали ещё худшие. Много худшие.
– А хорошие приметы у вас есть? – спросил я.
– Были. Но сейчас ничего лучшего нет. Берите, что дают. Даром даю, бесплатно.
– Нет, такого добра нам не надо, – твёрдо ответил я и предложил Тому и Гиду поскорее удалиться.
Глава 22. С Ярмарки и мимо
Торговые ряды кончились, потянулась улица, наполненная одноэтажными индивидуальными домишками, хозяин каждого из которых занимался сугубо индивидуальным делом: у ближайшего к нам домика человек возился у окна – вероятно, готовился к зиме. У него ничего не ладилось, и он отпускал длинные витиеватые выражения. Выражения витали вокруг него, одно мазнуло Тома по носу – и в результате получился такой диалог:
– Что такое?
– Да зла не хватает, – хозяин пытался заокнопатить вязкой массой длинные тонкие щели в оконных переплётах.
– На что? – решил выяснить Том.
– На эти безобразия.
– Зло – на безобразия?
– Ну да. Сначала шло возмущение, а теперь оно полностью вышло, а безобразия остались.
– А потом чем будете?
– Поищем ещё чего-нибудь.
– А безобразия – эти окна?
– Точнее, щели в окнах.
– А окна что?
– И окна тоже, но другие.
– То есть, они прозрачные?
– Вы же видите: их видно насквозь.
– И все видят?
– Конечно.
– А безобразия остаются?
– Разумеется. Куда же они денутся?
Том покрутил головой и отошёл.
У соседнего домика кипела работа: хозяин ничего не мог поделать со своим огромным желанием: оно не лезло ни в какие ворота. Столпившиеся у заборных столбов пившие со стола зеваки и сочувствующие принимали живейшее участие: брали его с разносимых домочадцами больших деревянных подносов и отправляли в рот. Приняли и мы по чуть-чуть.
А отпилить от желания хоть кусочек хозяин категорически отказывался.
– Поймите, – убеждал он, – желание нельзя осуществить по частям. Иначе удовлетворение от его осуществления тоже будет неполным.
Пришла мысль разобрать часть стены и протиснуть желание во двор. Постояла, дождалась, пока её заметили и крикнули «Эврика!»
– Это стандартное привектствие для новых мыслей, – пояснил Гид. – От веку так повелось.
– Лось? – удивился Том. Но пришёл и лось, помогать.
– Только осторожно! – попросил хозяин.
Окружающие пошли ему навстречу, и в результате солгасованных (или согалсованных? Мы старались двигаться параллельными галсами) усилий с двух сторон и разборки части стены ему удалось осуществить задуманное целиком и полностью.
Мы подключились к работе по проталкиванию желания внутрь двора, за ограду.
Представьте же наше удивление, когда желание, оказавшись во дворике, кануло в землю, словно яйцо со смертью Кащея или же большая, протяжённая каппля всепроедающей жидкости. И проделала в земле большущую дыру – глубокую-преглубокую яму… Но хозяин словно ждал чего-то подобного, и выглядел весьма довольным. Видели бы вы, как он улыбался!