Языческий лорд

— Присмотреть, — произнес он уныло.

— Только дотронься до нее, — предупредил я, — и тебе придется иметь дело со мной.

— С ними всё будет в порядке, господин, — обещал он.

Этельред начал свою войну, а Кнут надул его, и теперь Кнут находился где-то в Мерсии, убежденный в том, что его враги в смятении. Давняя мечта датчан становилась явью: покорение саксонской Британии.

Правда, я был еще жив.

Той ночью мы почти не спали. Нам было чем заняться.

Финан выбрал из захваченных лошадей лучших, потому что они отправятся с нами. Мой сын возглавил группы, обыскивающие город в поисках спрятанных монет или еще чего-нибудь ценного, что мы могли бы унести, половина людей Меревала охраняла стены, а остальные ломали дома, чтобы собрать дрова и растопку.

Южные ворота сгорели, и мой сын загородил вход двумя тяжелыми телегами. Датчан снаружи было намного больше, чем нас, хотя они этого не знали, и я боялся ночной атаки, но никто не пришел. Я мог различить мерцающие на древней арене костры и другие, у моста, что лежал чуть дальше к югу. Скоро костров станет больше.

Люди Меревала складывали дрова у каждого участка деревянного частокола. Везде, где стену починили, мы разожжем огонь.

Мы спалим городские ворота и стены и лишим город всех защитных сооружений, сделанных не из камня.

Я не мог удержать Честер. Мне бы понадобилось в десять раз больше воинов, так что я собирался его покинуть, и без сомнения, датчане вернутся под защиту римских стен, но по меньшей мере я мог бы облегчить задачу саксонских сил, если они будут атаковать эти стены.

Для починки тех повреждений, что я планировал сделать, понадобится полгода — шесть месяцев, чтобы срубить деревья, обтесать стволы и воткнуть их в каменные обломки укреплений.

Я надеялся, что у датчан не будет шести месяцев. Так что когда спустилась ночь, мы разожгли костры, начав с северной стороны города. То тут, то там разгоралось пламя, освещая эту летнюю ночь, языки пламени взлетали к звездам, а дым закрывал небеса.

Честер был в кольце огня, пламя наполняло его гулом, а искры от костров долетали до соломенных крыш города, которые тоже начали гореть, но к тому времени, как был разожжен последний костер и пылала большая часть города, мы уже оседлали лошадей и были готовы к отъезду. Лишь одна звезда осталась на небе.

Эта звезда зовется Эарендель, утренняя звезда, и она еще сияла, когда мы оттащили две телеги и проскакали через южные ворота.

Мы увели с собой всех лошадей, так что наблюдавшие за нами датчане увидели огромную орду, вырвавшуюся из пылающего города. Мы забрали жену Хэстена, жену Кнута и ее детей, за всеми присматривали воины. Мы взяли с собой и сдавшихся нам датчан.

Мы были одеты для войны — в кольчуги и со щитами, на клинках отражалось пламя, и проскакали галопом по длинной прямой дороге, где я заметил людей, сидящих у костров рядом с мостом, но они продрогли, нервничали, а нас было гораздо больше. Они даже не попытались нас остановить, лишь разбежались вдоль берегов реки, и копыта моей лошади внезапно громко застучали по деревянному мосту. Мы остановились на южном берегу Ди.

— Топоры, — сказал я.

За рекой пылал Честер. Солому и дерево поглотил огонь, они превратились в дым, искры и головешки.

Я подумал, что город это переживет. Он выгорит, и мощеные улицы покроются пеплом, но то, что построили римляне, будет стоять еще долго после нас.

— Мы не строим, — сказал я сыну, — лишь разрушаем.

Он взглянул на меня, как будто я сошел с ума, но я кивнул в сторону наших воинов, разбивавших топорами мост. Я хотел убедиться, что оставшиеся в Честере датчане не бросятся за нами в погоню, а самый быстрый способ для этого был лишить их моста.

— Тебе пора жениться, — заявил я Утреду.

Он воззрился на меня с удивлением, а потом ухмыльнулся.

— Скоро Фригг станет вдовой.

— Тебе не нужна глухонемая жена. Но я подыщу тебе кого-нибудь.

Последняя доска, соединяющая две каменные арки моста, упала в воду. Занималась заря, и восходящее солнце окрасило восток, низкие облака были как будто прошиты золотыми и алыми нитями. Из-за реки за нами наблюдали.

Пленники ехали с нами, у каждого мужчины была затянута на шее петля, но теперь я приказал снять петли.

— Вы свободны, — сказал я им, — но если мы встретимся снова, я вас убью. Возьмите ее с собой, — я кивнул на Брунну, болтающуюся как мешок с овсом на крепкой кобыле.

— Господин, — Лейкнир направил свою лошадь ко мне. — Я поеду с тобой.

Я взглянул на него, седовласого и такого жалкого.

— Ты присягнул служить ярлу Кнуту, — оборвал его я.

— Пожалуйста, господин, — молил он.

Другой пленник, юнец, толкнул лошадь к Лейкниру.

— Господин, — произнес он, — мы можем получить один меч?

— Можете взять один меч взаймы, — ответил я.

— Пожалуйста, господин! — просил Лейкнир. Он знал, что вот-вот случится.

— Два меча, — объявил я.

Лейкнир провалил дело. Ему дали задание, а он его провалил. Если бы он вернулся к Кнуту, его бы наказали за это, и я не сомневался, что наказание было бы долгим, мучительным и смертельным. Но он не был мне нужен. Его постигла неудача.

— Как тебя зовут? — спросил я юнца.

— Йорунд, господин.

— Сделай это быстро, Йорунд. Я не нахожу удовольствия в боли.

Он кивнул и спешился. Мои люди отодвинулись, образовав неровное кольцо вокруг клочка покрытой травой земли, и Лейкнир выскользнул из седла. Он уже выглядел побежденным.

Мы бросили на траву два меча. Лейкнир позволил Йорунду выбрать оружие первым, потом подобрал оставшееся, но почти не пытался защищаться. Он поднял клинок, но без какого-либо воодушевления.

Он просто уставился на Йорунда, и я заметил, как Лейкнир вцепился в рукоять со всей силой, намереваясь держать оружие в руках, когда умрет.

— Дерись! — крикнул ему Йорунд, но Лейкнир уже покорился смерти. Он сделал слабый выпад в сторону юноши, и Йорунд отбил его, отбросив клинок Лейкнира далеко в сторону, и старый воин остался в этом положении, с широко расставленными руками, а Йорунд глубоко погрузил одолженный меч в незащищенный живот.

Лейкнир согнулся, завывая, его кулак побелел, сжимая меч. Йорунд выдернул клинок, и хлынул поток крови, а потом снова вонзил его, на этот раз Лейкниру в глотку.