Языческий лорд

— Только тронь меня, — предупредил я его, — и я выпущу твои потроха на пол. Я же убийца священников, помнишь? Изгой по воле Божьей.

Я мерзость. Человек, которого ты ненавидишь. Мне убить священника, как другому — осу прихлопнуть. Я Утред, — я снова перевел взгляд на Вульфхеда и опять протянул ему меч.

— Ну, хромой хорек, — подначивал его я, — хватит у тебя духа меня прикончить?

Он покачал головой и опять ничего не ответил.

— Я тот, кто убил аббата Уитреда, — сказал я ему, — и ты меня за это проклял. Так почему бы тебе меня не убить?

Я подождал, заметив ужас на лице епископа, и в тот момент вдруг вспомнил странную реакцию близнецов, когда в ту большую комнату в Честере вошел отец Уиссиан. Я повернулся к Этельфлед.

— Ты говорила мне, что аббат Уитред из Нортумбрии?

— Да.

— И он появился откуда ни возьмись, проповедуя о святом Освальде? — спросил я.

— Благословенный святой Освальд был из Нортумбрии, — встрял епископ, как будто это могло меня утихомирить.

— Я знаю, кем он был! — рявкнул я. — А дошло ли до кого-нибудь из вас, что это Кнут убедил аббата Уитреда отправиться на юг? Нортумбрией правит Кнут, он хотел, чтобы мерсийская армия застряла в Восточной Англии, и потому выманил ее туда с обещаниями чудотворности тела мертвого святого. Уитред был его человеком! Дети Кнута звали его дядей!

Конечно, я не знал, было ли это правдой, но казалось весьма вероятным. Кнут был умен.

— Вы все глупцы! — я снова протянул меч Вулфхеду. — убей меня, склизкое дерьмо, — повторил я, но он покачал головой.

— Тогда ты заплатишь мне за ущерб, учиненный в Фагранфорде. Заплатишь золотом и серебром, и я отстрою свои дома, амбары и загоны для коров за твой счет. Ты заплатишь мне, не так ли?

Он кивнул. Выбора у него не было.

— Хорошо! — ободряюще произнес я. Я вложил Вздох Змея обратно в ножны и поднялся на помост.

— Миледи Этельфлед, — сказал я официальным тоном.

— Милорд Утред, — с тем же выражением отозвалась она.

— Кто должен здесь распоряжаться?

Она поколебалась, взглянув на мерсийцев.

— Меревал подойдет, среди прочих, — ответила она.

— Что насчет тебя? — спросил я. — Почему бы тебе не принять командование?

— Потому что куда бы ты ни пошел, я отправлюсь с тобой, — твердо заявила она. Присутствующие неловко заерзали, но все молчали. Я уж было хотел возразить ей, но потом решил не тратить слов попусту.

— Меревал, — сказал я вместо этого, — ты будешь командовать гарнизоном. Сомневаюсь, что Кнут решит атаковать, потому что я собирался заманить его на север, но, может, я и ошибаюсь. Сколько в городе обученных воинов?

— Сто сорок шесть, — ответила Этельфлед, — большинство из них — мои. Некоторые раньше были твоими.

— Все они поедут со мной, — объявил я. — Меревал, можешь оставить десять своих людей, остальные отправятся со мной. И, возможно, я пошлю за тобой, когда буду знать, что город в безопасности, потому что мне ненавистна мысль, что ты пропустишь битву. Она будет жестокой. Епископ! Хочешь драться с язычниками?

Вульфхед просто уставился на меня. Без сомнения, он молился своему пригвожденному богу, чтобы тот наслал на меня удар молнии, но пригвожденный бог не оказал ему такого одолжения.

— Тогда позволь мне рассказать, что происходит, — произнес я, расхаживая по помосту. — Ярл Кнут привел в Мерсию более четырех тысяч человек. Он опустошает Мерсию, сжигает и убивает, и Этельреду, — я намеренно не стал называть его лордом, — придется вернуться, чтобы остановить эти разрушения. Сколько людей у Этельреда?

Кто-то пробормотал:

— Пятнадцать сотен.

— А если он не вернется, — продолжал я, — Кнут отправится за ним в Восточную Англию. Возможно, именно этим он сейчас и занят. Охотится на Этельреда и надеется его уничтожить до того, как западные саксы выступят на север.

Значит, нашей задачей будет отогнать Кнута от Этельреда и задерживать его, пока западные саксы соберут свою армию и отправятся на помощь к Этельреду. Скольких воинов приведет Эдуард? — спросил я Осферта.

— Три или четыре тысячи, — ответил он.

— Хорошо! — улыбнулся я. — У нас будет больше воинов, чем у Кнута, и мы выпотрошим его и скормим потроха собакам.

Олдермен Деогол, тугодум, владеющий землями к северу от Глевекестра, нахмурился.

— Ты поведешь людей на север?

— Да.

— И заберешь почти всех воинов с собой? — заявил он обвиняющим тоном.

— Да.

— Но датчане окружили город, — произнес он жалостно.

— Я вошел в город, смогу и выйти, — заявил я.

— А если они увидят, что воины уходят, — он повысил голос, — что помешает им напасть?

— О, завтра они уйдут, — поведал ему я, — разве я не сказал? Они уйдут, а мы сожжем их корабли.

— Они уйдут? — недоверчиво спросил Деогол.

— Ага, уйдут.

И я надеялся, что был прав.

— Ты был строг к епископу Вульфхеду, — сказала мне Этельфред той ночью. Мы лежали в постели. Я предположил, что то была постель ее мужа, но мне было плевать. — Очень строг.

— Недостаточно.

— Он добрый муж.

— Он эрслинг, задница, — заявил я. Она вздохнула. — Эльфвинн выросла в прелестную девушку, — продолжал я.

— А в голове один пух, — с горечью произнесла ее мать.

— Но хорошенький.

— И она это знает, — сказала Этельфлед, — и ведет себя, как дурочка. Мне нужно было родить сыновей.

— Мне всегда нравилась Эльфвинн.

— Тебе нравятся все хорошенькие девушки, — неодобрительно заметила она.

— Это верно, но люблю я тебя.

— И Сигунн, и еще полдюжины других.

— Всего лишь полдюжины?

Она ущипнула меня в ответ.

— Фригг красива.

— Фригг так прекрасна, что не описать словами.

Она поразмыслила над этим и неохотно кивнула.

— Да. И Кнут придет за ней?

— Он придет за мной.

— Скромности тебе не занимать.

— Я ранил его гордость. Он придет.

— Ох уж эти мужчины с их гордостью.