Языческий лорд

А моя маленькая стена из щитов стояла под защитой рва. Но в одном месте этот ров имел брод, и именно там, на мелководье, мы и будем сражаться.

Вспыхнул первый дом. Солома на крыше высохла под слоем мха, и пламя жадно ее поглощало. Из-под крыши побежали врассыпную крысы, когда мои люди понесли огонь к другим домам. Кому я посылал сигнал? Эдуарду?

Который, наверное, до сих пор трусит за стенами своего бурга? Я всматривался на юг, надеясь, вопреки всему, увидеть приближающихся всадников, но там был лишь сокол, кружащий на ветру высоко над опустевшими полями и лесами.

Птица почти не двигалась, ее крылья сделали взмах и замерли, а потом сокол сложил их и нырнул вниз, готовый убивать. Плохое предзнаменование? Я прикоснулся к своему молоту.

— Ты должна уехать, — повторил я Этельфлед, — отправляйся на юг.

Скачи во весь опор! Не останавливайся в Глевекестре, поезжай в Уэссекс. В Лунден! Там крепкие стены, но если город падет, ты сможешь отплыть на корабле во Франкию.

— Мое знамя здесь, — сказала она, — указывая на брод, — а где знамя, там и я.

На ее флаге был изображен белый гусь, сжимающий крест и меч.

Знамя было довольно уродливым, но гусь являлся символом святой Вербурги, женщины, что однажды отогнала стаю гусей от хлебного поля, и за это деяние она и стала святой, эта победительница гусей была покровительницей Этельфлед. Сегодня ей придется как следует потрудиться, подумал я.

— Кому ты доверяешь? — спросил я ее.

Она нахмурилась в ответ.

— Доверяю? Тебе, конечно, твоим воинам и моим, а что?

— Найди того, кому доверяешь, — сказал я. Пламя от ближайшего дома меня обожгло. — Вели ему убить тебя до того, как датчане тебя захватят. Вели ему встать позади тебя и нанести удар по затылку.

Я провел пальцем по ее волосам и прикоснулся к коже у основания черепа.

— Вот тут, — объяснил я, нажимая пальцем. — Это быстро и безболезненно. Не становись мученицей.

Она улыбнулась.

— Господь на нашей стороне, Утред. Мы победим, — она произнесла это очень решительно, как будто тут не было места для возражений, а я просто взглянул на нее. — Мы победим, — повторила она, — потому что с нами Бог.

Какие же глупцы эти христиане.

Я спустился к месту своей погибели и смотрел, как приближаются датчане.

Так проходят битвы. В конце концов стены из щитов столкнутся, и начнется резня, одна сторона возьмет верх над другой в беспорядочной бойне, но перед тем, как встретятся клинки и щиты, воины должны собраться с духом, прежде чем броситься в атаку.

Противники смотрят друг на друга, насмехаются и оскорбляют. Юные глупцы в обеих армиях выскакивают перед стеной из щитов, вызывая врага на одиночный поединок, хвастаются, скольких они сотворят вдов и рыдающих над могилами отцов сирот.

И эти юные глупцы будут драться и половина из них умрет, а другую половину будет распирать от гордости после кровавой победы, но это все равно не будет настоящей победой, потому что стены из щитов еще не столкнулись.

И ожидание продолжится. Кто-то начнет блевать от страха, другие будут петь, а кто-то молиться, но потом, наконец, одна из сторон двинется вперед. Обычно медленно.

Воины пригнутся под щитами, зная, что до того, как щиты встретятся, их поприветствуют копья, топоры и стрелы, и лишь когда они будут уже близко, действительно близко, начнется атака.

Раздастся громкий рёв, звуки ярости и страха, и щиты загрохочут друг о друга, взметнутся упадут большие клинки, вонзятся мечи, и небеса наполнятся воплями, когда две стены из щитов будут драться на смерть. Так проходят битвы.

А Кнут всё изменил.

Началось всё как обычно. Моя стена из щитов встала на дальнем конце брода, что был не больше двадцати шагов в ширину. Мы находились на западном берегу, а люди Кнута прибывали с востока и, достигнув перекрестка, спешивались.

Мальчишки забрали их лошадей и повели на пастбище, а воины сняли щиты и оглядывались в поисках своих товарищей по битве. Они прибывали группами.

Было очевидно, что они торопились и растянулись вдоль дороги, но их число быстро росло. Они собирались примерно в пятистах шагах от нас и выстраивались в кабаний рог. Я ожидал этого.

— Уверены в себе, ублюдки, — пробормотал Финан.

— А ты бы не был на их месте?

— Наверное, — ответил он. Финан стоял слева от меня, а сын — справа. Я боролся с искушением дать Утреду совет. Он годами тренировался стоять в стене из щитов и знал всё, чему я его учил, и повторяя это теперь, я бы лишь выдал свою тревогу.

Он молчал, просто уставившись на врага и зная, что через несколько мгновений ему предстоит вступить в свою первую битву в стене из щитов. И как я думал, скорее всего, он умрет.

Я попытался сосчитать прибывающих врагов и решил, что в кабаньем роге стоит около пяти сотен воинов. Значит, они превосходили нас числом в два раза, а люди всё прибывали и прибывали.

Там были Кнут и Сигурд, их яркие знамена развевались над стеной из щитов. Я мог различить Кнута, потому что он был верхом на своем сером коне в глубине этого людского клина.

Кабаний рог. Я заметил, что никто не выехал вперед посмотреть на брод, что подсказало мне, что они знают местность, по крайней мере, ее знает кто-то в их армии.

Они знали о реке, похожей на канаву, и о том, что дорога на восток ведет к мелководному броду, который легко перейти, так что им не нужно было разведывать местность. Они просто двигались вперед, и Кнут выстроил их в кабаний рог, чтобы сделать этот натиск стремительным.

Стена из щитов обычно ровная. Два прямых ряда сталкиваются, и воины пытаются прорвать ряд противника, но кабаний рог — это клин, и он движется быстро.

Самые крупные и храбрые стоят на острие клина, их задача заключается в том, чтобы врезаться во вражескую стену из щитов, подобно копью, пробивающему дверь. А как только строй прорван, клин разойдется в стороны и порубит наши ряды, так мои люди умрут.

А чтобы быть в этом уверенным, Кнут послал людей, чтобы переправились через реку к северу от нас. Мальчишка прискакал с холма, где горели дома, и принес мне эти дурные вести.

— Господин? — встревоженно спросил он.

— Как тебя зовут, парень?