Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды

Резкое повышение интенсивности переживаний по-другому зовётся воскрешением, жизнью вечной, рождением вертикального времени, нерождением в этом мире, привилегированным моментом, остановкой внутреннего диалога и смещением точки сборки. А мир второго внимания – это следствие смещения точки сборки с фиксацией её в новом месте энергетического тела.

Привилегированный момент – это момент перехода точки сборки из одной позиции в другую. В эти несколько кратких мгновений (которые и мгновениями-то назвать можно лишь условно) нет ни прошлого, ни будущего, а все части нашего существа, разбросанные по пространству и времени, сходятся в точку. В эти мгновения, которые также являются вечностью, мы – как и в видении – прикасаемся к вневременному миру. Те, кто побывал в нём, понимают, что лишь его и можно брать за точку отсчета.

Но тогда выходит, что и мир первого внимания, и любой мир второго внимания есть разновидности омертвения вечной жизни. Единственный, вневременной мир схлопнулся до размеров конкретного пространства и времени, сколь бы грандиозными они нам ни казались.

Посмотрим на эту проблему и с личной позиции. Воин, живущий безупречной жизнью, способен сосредоточится на своих действиях и делать лучшее, что может. Ему не важен текущий уровнь энергетики, не играет роли и уровень развития, и даже сила его текущих переживаний не существенна. Его не волнует, видит он привычную обстановку или ошеломляющий набор светящихся нитей. Он просто делает свой труд и знает, что это всё, что он может.

«Единственный мир» для воина – это мир его труда и действия, а не количество измерений. Переход в такую позицию отбрасывает всё остальное на периферию внимания, и возникает странное чувство, что есть один-единственный мир – мир твоих действий. Труд жизни – универсальный ключ, открывающий ворота вечного мира. И не ради магических эффектов воин должен достичь его и держаться в нем, но ради того, чтобы узнать смысл собственного существования.

В книге «Властелин колец», написанной профессором Толкиеном, есть эпизод, где очень хорошо говорится о вечном мире и о том, как туда попасть. Маг Гэндальф – «служитель вечного солнечного пламени» – бьется с Барлогом, существом, сотканным из глубинного подземного огня. В предельном напряжении Гэндальф побеждает его.

«Я одолел врага; он низвергся с заоблачных высот, в паденье обрушивая горные кручи. Но тьма объяла меня, и я блуждал в безначальном безвременье путями, тайна которых пребудет нерушима» [37] .

Конечно, тайна этих путей нерушима, ведь о «месте», где нет начал и концов, времён и мер, невозможно сказать ни одного разумного слова.

Поразмыслив над книгой профессора, я пришёл к выводу, что её персонажи – Фродо, Сэм, Гэндальф, Арагорн, Барлог, Саурон, Горлум – есть разные части одного и того же энергетического тела. О том, как такое может быть, мы поговорим немного позже. Это энергетическое тело символизировано у Толкиена кольцом Всевластия.

37

Толкиен Дж. Р. Р. Две Твердыни. – М.: Радуга, 1990. С. 119.

Более того, в своей книге профессор описывает не мифический мир Средиземья. Он рассказывает о нашем обычном повседневном мире. Исход битвы Гэндальфа с Барлогом говорит нам о том, что вечный мир – безначальное безвременье – достижим лишь в борьбе солнечного пламени сознания и глубинного подземного огня страстей. И откроется он лишь тогда, когда потенциал обеих сил будет исчерпан до последней капли.

Безначальное безвременье и шизофрения

Раньше или позже, воин приобщается и к видению, и ко второму вниманию. В видении он оказывается в безначальном мире. А вторым вниманием он созерцает вырезки из него. Поскольку эти вырезки по неясной причине стабильны и повторяемы, они получают отдельные названия – «мир первого внимания», «первый мир второго внимания», «чёрный мир» и так далее.

Однако границы между мирами проходят лишь в нашем воображении. Этих миров нет, как нет и «тела сновидения», «астрального тела», «тела второго внимания» и «дубля». И «миры», и «тела» завязаны на одном и том же субъекте, с одним и тем же грузом несделанного. Подтверждая это, Мамардашвили рассказывает, что для древних греков периода их расцвета характерно ощущение посюсторонности всего. Ну а Ницше, провозгласивший идею сверхчеловека, с отвращением отзывается о «потусторонниках» – людях, верящих в существование отдельных миров [38] .

38

Ницше Ф. Так говорил Заратустра. – СПб.: Азбука-классика, 2008.

Мы сталкиваемся с этой логикой и в практике йоги. Неопытный глаз увидит в ней разнообразие поз, состояний и эффектов. Каждая асана для него – завершенный мир, один из бессчётного числа. Однако любая поза состоит из простых внутренних движений, таких как втягивание лопаток или давление стопами в пол. В каждой позе их от 3 до 8, а всего разных внутренних движений – 12.

Йог, как и воин, может сосредоточится на своих действиях, то есть на делании этих движений. Он способен отбросить в сторону эффекты поз (например, боль) и своё состояние (например, усталость), ну а формы поз давно стали ему привычны – ведь он повторял их тысячи раз. Потому форма тоже уходит на периферию внимания йога.

И в фокусе остаются только внутренние движения, которые надо всё время делать заново. А они, конечно, от позы к позе повторяются, ведь их всего 12. Тогда йог и видит, что он всегда делал одну бесконечно длинную асану, всегда был в одном-единственном мире. Более того, мир этот всё время был прямо перед ним, невидимо присутствовал за разными мирами-позами.

Чтобы понимать, чтобы мыслить, что не равно заучиванию и повторению, чтобы совершать действия, меняющие мир и судьбу, мы должны каждый раз заново прикасаться к безначальному безвременью. Вне такого прикосновения мы мертвы, даже если обладаем способностями Арендатора [39] .

39

Арендатор – см.: Кастанеда. К. Искусство сновидения. С. 251–274.

Всё это значит, конечно, что надо жить безупречной жизнью и делать лучшее, что можешь. А мы ленивы и не любим думать, а потому находим лёгкие способы повысить интенсивность своих переживаний. Мы позволяем обстоятельствам управлять нашим слабым сознанием. А они услужливо и регулярно дают нам почувствовать, что «я теперь не Бальзаминов, я кто-нибудь другой!»

Телевизор (пассивное созерцание чужой жизни), курорт (нет семейных и рабочих связей), поезд (случайные попутчики), ночь (не видно лиц), Интернет (полное инкогнито) – это тоже отдельные миры. Они, как и сон, дают нам временную свободу от груза несделанного. И эта свобода часто становится свободой, о которой сказано в анекдоте: «девушка 90x60x90 ищет приключения на последние 90».

Однако раньше или позже наше «старое я» просыпается. И оказывается, что никаких двух судеб, двух личностей и двух независимых наборов чувств нет. И так же неожиданно, как и явились, уходят чувства к случайной знакомой на курорте, исчезает возбуждение от секса с женщиной, которую видишь в первый и последний раз в купе поезда или с которой ты познакомился по Интернету, гаснет ажиотаж от движущихся картинок на экране.

Порой женщины, обнаруживающие, что мужчина, с которым они встречались, вдруг охладел к ним без видимых на то причин, говорят: «Ну, он что-то там себе выдумал…» Они правы, он выдумал, но не свои чувства – это-то как раз реальная часть происходящего. Он выдумал другого себя.

Расщепление личности, которое стало нормой, даёт всплеск интенсивности переживания жизни. Однако, пользуясь им, мы нагружаем себя дополнительным грузом несделанного, берём пятый кредит к тем четырём, что уже висят на нас. И погружаемся глубже в болото. Повседневная интенсивность нашей жизни отныне будет ниже, чем до всплеска, вызванного расщеплением. Мы ищем дешёвый способ достичь жизни вечной, но находим только старую пословицу – «скупой платит дважды».

Мы кидаем в костёр топливо из непополняемого запаса. Так бывает, кстати, с теми, кто любит пить много кофе. Напиток даёт им всплеск активности, однако, злоупотребляя эффектом, они обнаруживают, что через 20 минут после чашечки капучино им стало хуже, чем до неё. Мир вокруг нас не ограничен привычными рамками, но все миры, включая и тот, в которым вы читаете эти строки, созданы нашей верой в них. Мы – творцы, которые не творят ничего. И, живя так, как мы все живём, – в отделенных друг от друга психологических и физических мирах (на работе мы одни, дома – другие, с друзьями – третьи), – мы готовимся к неизбежной шизофрении.