You raped my heart

Лежит, уставившись в серый потолок, отчасти бетонный, отчасти земляной, и думает о будущем, о фракции, о доме, о том, что имела, но так безбожно потеряла. Мир — херовая штука. То дает, то забирает. Зачастую, забирает он гораздо больше. Словно учит чему-то людей-недоносков, озлобленных, лживых, продажных и падших. Хотя какое? Мир безмолвен. Вот люди — это звери. И так было всегда. Кто-то решает, кто-то делает, остальные страдают. Кристина это знает.

Макс производил впечатление человека уверенного в себе, в своих решениях, разумного и мудрого, но маска слетела с черт его лица. Легким, простым, ненавязчивым движением обнажила истинную натуру. И в воображении девушки глаза его полыхали далеким, страшным огнем. Так бывает. Оборотни кругом. И сердце режет чем-то болезненным. Потому что Кристина этого не хотела. Потому что Бесстрашие казалось ей домом. Возможно, не таким как Искренность, но более живым. Искренние ходят как по струнке, вытянутые, с расправленными плечами, глядят с прямым высокомерием и рубят воздух словами. Бесстрашные полны жизни, страсти, свободы и воли. Кристина это осознала. Самая кипучая, живая и дышащая истым огнем фракция.

Ее больше нет.

Девушка ворочается в постели. Матрац жесткий, скатался под ее телом твердыми камнями, вата сбилась в комья. И Кристину тянет чертыхаться. Она пытается лечь удобнее, но что-то твердое неимоверно давит ей то в бок, то в бедро, то в плечо. Подушка пахнет плесенью. Наволочка на ней давно застиранная, катышки цветут пышным цветом, впиваются в девичье лицо. Кристина лишь морщится и убирает пряди черных волос изо рта. Натягивает тонкую простыню до самого подбородка — ветер бежит по помещению, оставляет хилую рябь, холодный воздух кусает кожу — и пытается уснуть. Утлая кровать под девушкой заунывно дребезжит.

Афракционеры.

Когда они ступили на их территорию, то Кристина поймала себя на том, что не хочет здесь оставаться. Особенно, когда рука Трис выскользнула из ее ладони. Видимо, подруга тоже почувствовала себя неуютно. В несколько шагов она оказалась рядом с Четыре, обхватила своими ладонями его плечи и прижалась к нему грудью. Кристина видела, как на его лице расцвела улыбка. Теплая, настоящая, искренняя. И тогда что-то кольнуло в сердце. Так ненароком, едва заметно. Завидовать нехорошо. Но она ведь по-доброму. Она рада за них. А потом облизать губы и вздохнуть.

Потому что все в ее жизни не так, неправильно, неверно, вывернуто наизнанку. Изнасиловали не только ее тело, зацепили душу и протаранили саму жизнь. Кристина думает о том, что было, как-то отстраненно. Старается гнать от себя мысли о той небольшой четырехугольной комнате в Яме, что больше не существует. О том, как чужие руки делали это с ее телом. Она старается забыть искаженное злобой и ненавистью лицо Уилла. Его трясло, когда он говорил. И страшно. Люто и стыло. Застревает где-то в горле. И снова приходит это скользкое, склизкое ощущение — ее сейчас стошнит. Поэтому стоит набрать в грудь воздуха, а затем медленно…

— Кристина, — тяжелая рука ложится на ее плечо, и девушка вздрагивает всем телом. Так отчетливо и резко, что чужой человек это чувствует. — Кристина? — Теперь уже более обеспокоенно, чуть сжимая длинные пальцы на ее выпирающей косточке плеча.

Девушка оборачивается, чуть поворачивает голову, чтобы вскинуть свои зеленые глаза на случайного собеседника. Юрай улыбается звонко. Она смотрит на него и думает о том, что его энергетику, ту энергию, что хлещет из этого парня, можно пощупать руками. Она искрится и льет, бьет ключом, как что-то истое и ярое. Юрая так много. И он такой теплый, верный, надежный. Кристина боится, что она ошибается, что за маской улыбающегося юноши скрывается дикий зверь. Но девушка смотрит в его обеспокоенные глаза, где чувство заботы теснится рядом с природной веселостью. И ощущает такое облегчение, что у нее, кажется, подкашиваются ноги.

Этот порыв. И не более. Кристина знает. Но ничего не может с собой поделать. Она как-то тонко, протяжно всхлипывает и резко прижимается к Юраю, вытягивая свои руки, смыкая их замком на крепкой шее. Девушка чувствует, что молодой человек теряется на мгновение, замирает. И она ощущает, как в его груди гулко бьется молодое и сильное сердце. А потом его руки крепко смыкаются на ее талии. Одна поднимается выше, гладит спину. Ладони у него теплые, практически жаркие и такие широкие. Кристина сцепляет пальцами его плечи и упирается носом в выступающую под смуглой кожей кость.

— Эй, — его голос тихий, ласковый, — все хорошо?

Девушка поспешно кивает и лишь сильнее прижимается к нему. Он теплый, настоящий, искренний. Он — это то, что ей сейчас нужно. И в это мгновение Кристина чувствует к себе такое отвращение. Стоит здесь, обнимает юношу, которому так нравится, пользуется тем, что он с легкостью дарит ей свое тепло. А может так и надо? По крайней мере, с Юраем, в кольце его рук ей хорошо. И мерное, верное сердце в его груди, его уверенный стук — все это дарит ей тонкое чувство покоя.

Кристина поворачивает голову и видит несколько удивленный взгляд Трис. Она едва улыбается подруге, чуть приподнимая кончики губ. Приор деланно-возмущенно вскидывает брови, а потом широко улыбается. Рука Четыре за талию увлекает ее куда-то, и подруга отворачивается. Кристина же натыкается взглядом на другую руку на женской талии. На ней мелькают черные татуировки — выжженный уголь фракции огня — кожанка черная, заклепки на ней отливаются серебром. Эрик сжимает талию Тори сильно и властно, так собственнически, что пальцы Кристины входят в плечо Юрая еще сильнее. Если ему больно, то виду молодой человек не показывает.

Она стоит и смотрит, как легко и просто Ву прижимается к этому человеку, как что-то слетает с ее губ, а он — надо же! — прислушивается и даже, кажется, улыбается. Кристине все видно ярко и отчетливо, на двух фигурах это горит яркими, красными буквами — они близки. Эрик и Тори близки. И в душу словно нож всадили. Боже, когда она закончит быть такой тупой, непроходимой идиоткой?

— Кристина? — Это Юрай. Он хочет отстраниться. И его ладони чуть едут вниз по ее спине, а голова едва откидывается назад. Но женские руки крепко обхватили его плечи. Молодой человек улыбается и оставляет мокрый, влажный поцелуй на ее виске. Кристина этого не замечает. Эгоистка. Она смотрит лишь на руку Эрика на талии Тори. И ее пронзает осознание — он нормально относится к Ву. Она видит, что ладонь его так легко и просто покоится на чужой коже. Без боли. И хочется взвыть. Кристина — дура. И тут Эрик поворачивает голову. Он окидывает Кристину безразличным взглядом, застывшую в объятиях Юрая. Глаза мужчины обезличенные и холодные. Лишь пальцы на талии Тори Ву едва стягивают кожу. Но Кристина этого не замечает, отворачивая свою голову. — Идем? — Снова Юрай.

— Да, — кивает девушка, и голос ее звучит так хрипло, что приходится прокашляться, прочистить свое горло. Она спускает ладонь с плеча юноши, но находит пальцами его пальцы и вцепляется в его теплую кожу.

— Я не буду спрашивать о том, что это было, — с привычной веселостью отзывается он.

— Спасибо, — произносят ее губы. — Мне просто надо. — Сама добавляет Кристина. И взгляд Юрая вмиг становится серьезнее.

— Хорошо, — говорит он и крепко сжимает ее руку. И тогда девушка чувствует, как сила приходит к ней. И от этого отрадно дышать. Вдох за вдохом.

Район афракционеров страшен, сер, глух и лют. Здесь нет ничего приветливого и теплого. Даже стены словно кусачие. Их каменная кладка лишена ровности. Камни выпирают как попало, выставляют свои оранжевые или серые бока, острые концы. И прижаться к ним нельзя — оцарапают. Под ногами земля и галька. Ни асфальтированных дорог, ни чего-то иного. Кое-где мелькает бетон. Травы нет никакой. Ни куцего деревца, ни зеленых отросточков, торчащих меж камней. Казалось бы, ботинки ступают по земле. Но она словно выжжена ядохимикатами и ничего на ней более не растет. Кристине становится не по себе. Она сосредотачивает все свое внимание на окружающем пространстве. Не думает о том, что было с ней и что стало с фракцией. Но иногда, все же не выходит.