Юбер аллес (бета-версия)

Фридрих перевёл взгляд на фрау Галле и невольно поднял бровь от удивления: лицо журналистки было искажено злобой.

– Наглая девка, - прошипела та, поймав взгляд Власова.
– Как она посмела приставать к незнакомому мужчине! О чём это вы там ворковали?

– Ворковали?
– слегка опешил Фридрих.
– Вы хотя бы поняли, о чём шла речь?

– Я же слышала, каким тоном говорила эта... эта маленькая дрянь!
– выпрямилась фрау. Власов механически отметил про себя, что соприкосновение с крылом автомобиля не прошло для её одежды бесследно.
– Вы говорили с ней на русском, чтобы я не понимала, ведь так? Но я женщина, и в таких ситуациях мне не нужен переводчик! Вам нравятся молодые девки, которые напрашиваются на знакомство?

За это время Власов успел собраться с мыслями.

– Девушка хотела поговорить о гносеологических аспектах нашего спора, - снисходительно пояснил он.
– Она предложила любопытный аргумент...

– Очень подходящее место и время для философских дискуссий!
– нелогично заявила Галле.
– И эти слёзы! Наверное, они были по поводу теории познания?

– Нет. У девушки конфликт с родителями на идейной почве, - вздохнул Фридрих.
– На мой взгляд, вздорный.

– Ну да, ну да, - в литературном дойче Франциски неожиданно прорезался какой-то хамоватый говорок, - знамо дело, идейные конфликты, перси-шмерси. Девка-то домашняя, холёная. Побежала за смазливым парнем, который папе с мамой не показался. Парень её поимел да бросил, окружение евойное надоело, к папе с мамой с поджатым хвостом не хочется. Теперь ей нужен солидный мужчина. Которого не стыдно родителям показать. Да такого отхватить, чтобы родня язычки-то поприкусила. В поиске она, не ясно, что-ли?

"Вполне возможно", вынужден был признать Фридрих. Пошлые бабские рассуждения ревнивой журналистки - почему-то вообразившей, что у неё есть какие-то права на него, Власова, - звучали вполне убедительно.

– Sorry, - раздалось за спиной.
– Надеюсь, я не помешал вашей беседе?
– человек говорил по-английски, и голос его был Власову знаком.

– It's OK, - немедленно ответила фрау Галле, хотя обращались не к ней.
– Пожалуйста, мистер Рональдс, я рада вас видеть.

Она явно настроилась взять маленький женский реванш.

– Я вас слушаю, - без удовольствия сказал Фридрих: беседа с американским журналистом отнюдь не входила в его ближайшие планы.

Майк с истинно американской бесцеремонностью протиснулся между Власовым и Франциской (та возмущённо пискнула, но журналист предпочёл её не услышать) и заявил:

– Я хочу засвидетельствовать своё восхищение, господин... м-м-м?

– Власов, - был вынужден представиться Фридрих.

– Очень приятно, - широко, словно в рекламе зубной пасты, улыбнулся американец, и на лице его изобразилось то понимающе-сочувствующее выражение, которое всегда раздражало Фридриха: "О да, знаменитая фамилия, не так ли? Но не беспокойтесь, я не из тех кретинов, которые постоянно докучают вам вопросами о родстве. Я-то прекрасно понимаю, что вы просто однофамилец".
– Вы очень интересно говорили, - продолжал Рональдс вслух.
– К сожалению, я не всё понял: этот парень, который мне переводил, был не очень-то расторопен.

"Вот же наглец", - подумал Власов. "Ему сделали любезность, а он недоволен". Потом он вспомнил, что западные люди относятся к любой помощи как к услуге - и даже если она оказывается бесплатно, считают себя вправе предъявлять претензии к её качеству.

– Но мне было очень интересно, - продолжал тем временем журналист. Впервые в жизни я слышал настоящего национал-социалиста. Чёрт возьми, это было красиво. Хотя, конечно, вы проиграли спор.

– Вот как?
– удивился Фридрих.
– У меня сложилось другое мнение.

– Вы ошибаетесь, - самодовольно заявил Майк.
– Вам кажется, что вы победили. На самом деле вы только озлобили своих собеседников и настроили против себя. Вы посмеялись над их убеждениями и выставили их дураками. Они вам этого не простят. И, конечно, только укрепятся в своих убеждениях. Вы не умеете подслащивать свои пилюли, и пациенты их выплёвывают. Надо быть снисходительнее к человеческим слабостям.

– "Низшее начало есть во всех людях, но раб подчиняется ему, а господин властвует над ним, и с этого начинается наука господства" - процитировал Фридрих.

– Это Ницше?
– осведомился журналист.
– Так говорил Заратустра?

– Так говорил Дитль, - ответил Власов.
– Наш первый Райхспрезидент.

– Все политиканы стоят друг друга, - скривился американец.
– Да и потом, ваши доводы ведь тоже были отнюдь не безгрешны, так? Не знаю про "Лузитанию", - тут Рональдс не погрешил против истины: сегодня он впервые услышал это название, - но насчет бомбардировок - это же была в чистом виде пропаганда.

– Если под словом "пропаганда" вы имеете в виду "ложь", то вы заблуждаетесь, - спокойно возразил Фридрих.
– Все, что я сказал, чистая правда. Эту информацию можно найти и в Америке. Официально она не засекречена, просто об этом предпочитают не говорить. Вот, кстати, и занялись бы - прекрасная вам тема для репортажа. Ручаюсь, он имел бы большой резонанс.

Рональдс ничего не сказал, но всем своим обликом продемонстрировал полное отсутствие энтузиазма по поводу предложенной идеи.

– В чем дело?
– поддел его Власов.
– Разве свобода слова - не одна из базовых американских ценностей?

– Разумеется, но, видите ли, слово - это тоже товар, - Майк с трудом сдерживал раздражение.
– Это моя профессия, я продаю слова. И я свободен предложить свой товар на рынок, а мои слушатели свободны его у меня не купить. А мой шеф свободен за это меня уволить... Здесь нет никакой цензуры, как у вас, это просто законы рынка. Вторая мировая сейчас вообще мало кому интересна, это дремучее прошлое...

– Уж это точно, - покивал Фридрих.
– Настолько, что половина американцев уже не знает, кто с кем воевал. И искренне полагает, что Райх был союзником большевиков. Впрочем, у меня нет сейчас времени на лекции по истории...

– Я только хотел сказать, что ваши рассуждения мне показались интересными, - заторопился Рональдс.
– Чертовски жаль, если они пропадут. Я, знаете ли, намерен попробовать себя в жанре Ле Карре и прочих таких ребят. Хочу написать крутой шпионский детектив. Ну и подумал: будет круто вставить в сюжет этакого старого нациста, который пудрит мозги главному герою своей пропагандой. Ваш спич подходит идеально. Но я честный парень и хочу спросить разрешения. Вы согласны на использование своей речи в моей книге?

– Если она не будет искажена по смыслу, - ответил Власов.
– Насколько я понял, вы всё записывали?

Журналист ухмыльнулся и чуть приспустил манжету левого рукава. Там что-то блеснуло.

– Направленный микрофон. Удобная штучка. Американская техника.

Власов промолчал. Американская техника, судя по размерам микрофона, отставала от дойчской лет на пять, если не больше. Но проявлять излишнюю компетентность в подобных вопросах он не собирался.

– Благодарю за разрешение. Вообще, хочу как-нибудь посидеть, поговорить с вами... и с вашей знакомой, разумеется, - он, наконец, соизволил заметить фрау Галле и слегка на неё покосился.
– И про историю, и про современность. Может, поужинаем втроём? Поболтаем?

– Господин Власов очень занят, - сказала фрау Галле на плохом английском.

Несмотря на попытку произнести эти слова спокойно и сухо, едва заметное дрожание голоса выдавало её состояние: похоже, Франциска была готова расплакаться.

Майк оставил её слова без внимания.

– Найдите для меня немного времени, - снова обратился он к Власову, - и мы...

– Теперь уже вы делаете ту ошибку, в которой только что уличали меня, - не без удовольствия сообщил Фридрих американцу.
– Вы совершенно напрасно обидели госпожу Галле невниманием. Я не требую от вас извинений, поскольку понимаю, что причина подобного поведения - недостаток общей культуры, свойственный вашей стране, а не сознательное желание оскорбить женщину. Но продолжать разговор не имеет смысла. Мы уезжаем.
– Не дожидаясь ответа американца, он открыл перед фрау Галле дверцу BMW.