Юбер аллес (бета-версия)

– При встрече, - отрезал Никонов.
– Когда трубка будет у меня. Ждите, я быстро.

До приезда майора Власов решил сделать кое-какие неотложные дела. Для начала он позвонил Лемке. Тот отозвался сразу. Судя по звукам, которые доносились из трубки, он проводил время в каком-то заведении. Впрочем, сколько бы пива он ни выпил, голос у него был трезвый. Маленький оперативник попросил три минуты на то, чтобы перезвонить из "более удобного места". Звонок и в самом деле последовал через три минуты. На этот раз в трубку полез уличный шум.

Как выяснилось, адрес демократического логова был ему известен (что неудивительно), однако "едва ли наш друг (так в телефонном разговоре Лемке поименовал Вебера) там бывал". "Впрочем", - добавил он, "гарантировать не могу, он мне, сами понимаете, не докладывал". Не бывал там и сам Лемке, а лишь использовал чужую оперативную информацию.

Оставалась ещё надежда на Марту. Но как ее найти? Никаких координат она не оставила, не разъезжать же целыми днями в троллейбусе... Можно, конечно, и тут попросить Никонова: получить список контролеров, работающих на центральных маршрутах, тому не так уж сложно. Но эта идея Фридриху не понравилась. Он помнил, что Марта - дочь некоего высокопоставленного военного. На основании проявленного к ней интереса Никонов - и, возможно, те, кто за ним стоят - могут сделать далеко идущие и неверные выводы. Чего Власову отнюдь не хотелось.

Да и, кстати, какие далеко идущие выводы сделает сама Марта, если он все же найдет ее телефон и позвонит? Даже если подозрения фрау Галле вздорны, девушка, которой звонит неизвестно как разыскавший ее мужчина, может подумать... Да пусть думает, что угодно, если это пойдет на пользу делу. Может, впрочем, и не пойти, если она заподозрит в нем, сумевшем найти ее координаты, сотрудника спецслужб. Либералам ведь всюду мерещатся правительственные агенты...

Тут Власов вспомнил, что при их первой встрече Марта сама предлагала, если что, обращаться к ней за помощью. Точнее, не персонально к ней, а к московским фольксдойчам. Обращаться, очевидно, не посреди улицы: наверняка у них есть свое представительство и свой плац в REINe... Вполне возможно, что на этом плаце удастся отыскать и координаты Марты, особенно если она входит в число активистов землячества.

Найти в Сети плац московского землячества оказалось делом нескольких секунд. Парадная страница, украшенная двумя орлами, живо напомнила Фридриху вывеску булочной на Тверской; как видно, райнаусштатунгер плаца пришел в свое время к тому же выводу, что и господин Розанов. Увы, в разделе "Контакты" никого похожего на Марту обнаружить не удалось; аусштатунгером или райнмайстером плаца она также не была. Что, впрочем, было неудивительно, учитывая ее юный возраст и оппозиционные убеждения; в качестве лица фольксдойчей Москвы выступали куда более солидные господа. Хуже было то, что, вопреки надеждам Фридриха, на плаце не оказалось ничего вроде общей адресной книги членов землячества. Правда, одна из ссылок вела на каталог ресурсов московских фольков. Несмотря на внушительную численность самого землячества, каталог был пока что невелик: бурное развитие Сети в России началось недавно, хотя и опережало американское, где своими плацами (скунсы, не желавшие признавать ничего дойчского, именовали их "сайтами") успели обзавестись лишь лишь несколько научных институтов и правительственных учреждений.

Без особой надежды Фридрих запустил поиск: вполне вероятно, что у московской студентки есть свой аншрифт электронной почты - не домашний, так институтский, но едва ли она успела завести собственный плац. Правда, судя по мельком виденному Власовым конспекту, училась она все же по какой-то технической специальности...

Поиск выдал шесть персональных штелок, принадлежавших различным Мартам. К радости Фридриха, пройдя по пятой из ссылок, он увидел знакомое лицо. Марта Шварценеггер, 1972 года рождения; с фотографии, впрочем, улыбалась совсем юная девушка, едва ли старше шестнадцати. Быстро просмотрев прочую информацию на штелке - ее оказалось совсем немного, это была типичная домашняя страничка подростка, впервые попавшего в Сеть и жаждущего заявить о себе, несмотря на то, что сказать ему, по сути, нечего - Фридрих понял, что штелка не обновлялась уже несколько лет. Интересно, что сделана она была в те времена, когда первые плацы только появлялись, а REIN для многих в России оставалась дорогой и недоступной экзотикой. Ну конечно - богатый и влиятельный папа обеспечил дочке новомодную игрушку... тогда, как видно, отношения между ними были лучше. Фридрих задержал взгляд на семейной фотографии. Отец девушки был снят в штатском, и все же, глядя на квадратную челюсть херра Шварценеггера, Фридрих подумал, что отчасти понимает Марту. Такое лицо идеально годится, чтобы посылать солдат в атаку под шквальным огнем или допрашивать пленного, но не чтобы говорить по душам с родной дочерью. Зато военная карьера Шварценеггера, очевидно, складывалась блестяще: на фото он выглядел лет на сорок, значит, теперь ему, самое большее, сорок пять... меж тем из общения с Мартой Фридрих вынес твердое убеждение, что ее отец если не генерал, то уж наверняка оберст, возглавляющий какое-нибудь весьма специфическое подразделение. Перед которым многие генералы стоят навытяжку. Представить это лицо улыбающимся было вообще сложно. Попади оно в американские газеты, его наверняка сопроводили бы подписью типа "звериный оскал нацизма".

Никакой крамолы на штелке, конечно, не было - даже если Марта и имела в те годы внятные политические убеждения (что вряд ли), она бы наверняка не решилась вывешивать в сети ничего неблагонадежного, тем более за папин счет. В отличие от западного "интернета", REIN исключает возможность анонимного доступа, и всякий ее пользователь отвечает за размещаемые им материалы. Фридрих не сомневался, что основанный на анонимных протоколах "интернет" превратится в помойку очень быстро, как только вслед за официальными организациями его освоят частные лица. Он подумал об удивительной точности названий обеих сетей: слово rein, совпадающее с аббревиатурой Единой Информационной Сети Райхсраума, означает "чистый, безопасный, аккуратный, правдивый, добросовестный, квалифицированный". В то время как сами американцы уже сейчас именуют свою cеть "всемирной паутиной" - вот уж воистину, даже имперская пропаганда не придумала бы термина лучше.

Зато самое важное на штелке Марты имелось - крупная строчка "Пишите мне!" и изображение конвертика, щелкнув по которому, Фридрих загрузил в почтовую программу аншрифт электронной почты. Не было, конечно, никакой гарантии, что он все еще актуален, но вдруг... Власов на минуту задумался над формулировками, немного поколебался в выборе языка и остановился все-таки на русском.

"Здравствуйте, Марта. Мне показалось, что мы сегодня не договорили. Не скрою, есть и более серьезная причина, заставившая меня найти ваш аншрифт в REIN. Помните, во время нашей первой встречи в троллейбусе вы предлагали, в случае чего, обращаться к вам за помощью? (О это удобное "вам", могущее означать и "вам, фолькам", и "вам лично"! Правда, в русском во втором случае рекомендовалось писать "Вам" с большой буквы, но Фридрих знал, что правило это нестрогое и сохраняется лишь в официальной переписке). Мне действительно понадобилась помощь. Подробности объясню при личной встрече. Мы могли бы встретиться завтра, 9.02? Это не займет много времени и не свяжет вас лишними обязательствами. Фридрих".

Пожалуй, это заинтригует ее, но не испугает. Власов нажал "Отправить". Несколько минут подождал, не придет ли отлуп от почтового береха. Нет, отлупа не было - значит, такой аншрифт все еще существовал. Вопрос лишь в том, как часто Марта его проверяет, и проверяет ли вообще. Что ж, даже если она не откликнется, он, по крайней мере, теперь знает ее фамилию и, возможно, сможет узнать телефон и без помощи Никонова.

Майор приехал и в самом деле быстро. Вид у него был взбудораженный. Фридриху бросилось в глаза, что вместо серого мундира на нём был роскошный белый костюм, а галстук был заколот золотой булавкой с жемчужиной. Верхней одежды на нём не было (или он оставил её в машине), на плечах таяли снежинки. Похоже, звонок Власова застал его на каком-то торжественном мероприятии.

С праздничным нарядом контрастировал чёрный чемоданчик казённого вида, который Никонов нёс с собой.

– Был на свадьбе, - подтвердил его догадку майор.
– Друг женится... Я немного выпил, - слегка извиняющимся голосом сказал он, - но это неважно. Где трубка?

Власов показал на стол, где лежал разбитый "Бош".

Майор открыл чемонанчик, в котором оказался набор инструментов. Приглядевшись, Фридрих понял, что это оперативная мини-лаборатория. Похоже, расторопный Никонов успел послать кого-то за специальным оборудованием. Власов вздохнул: похоже, вокруг "точки C" возникла какая-то нехорошая суета.

Никонов сперва осмотрел корпус трубки через сильную лупу, затем достал короткий проводок с двумя разъёмами на концах и переписал звонки на портативный накопитель. Несколько раз прослушал их через встроенный динамик привода накопителя, после чего осторожно уложил трубку в пластиковый контейнер.

– Очень хорошо, - заключил он, убирая всё в чемоданчик.
– Сегодня же отдам ребятам в лаборатории. Снимем пальчики, пробьём схему... найдём.

– Держите меня в курсе дела, - напомнил Власов.
– Завтра я позвоню...

– Разумеется, - охотно согласился майор.
– Вся информация по этому вопросу будет вам предоставляться по мере её получения. В конце концов, вам удалось дважды выйти на Спаде. Похоже, у вас лёгкая рука, - последнюю фразу он, впрочем, произнёс с лёгким сомнением в голосе.

– Похоже, - сказал Фридрих, подумав, - Спаде как-то связан с тем, чем я занимаюсь. Вы просто не подходили к нему с этой стороны...

– Политика? Исключено, - решительно заявил Никонов.
– Этот тип интересуется только деньгами... Хотя... Если в политике вдруг появятся деньги... Но это всё предположения. Кажется, вы что-то хотели у меня выяснить?