Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Ошибка в том, - сказал он вслух, - что вы не обосновали необходимости демократии.
– То есть как?
– Юрий настолько опешил, что сказал это по-русски.
– Я, разумеется, понимаю, что всякие замшелые нацисты ее ненавидят, - продолжал он уже на языке Линкольна.
– Но разве здравомыслящим людям надо доказывать?..
– Как раз здравомыслящим людям и надо доказывать, - заверил его Фридрих, продолжая странный русско-английский диалог.
– Этим они отличаются от фанатиков.
– Если вы отрицаете базовую ценность демократии, то о чем вообще...
– сердито начал Игорь, но Эдик быстро перебил его:
– Все в порядке, мы открыты для дискуссии.
Похоже, эта фраза предназначалась Рональдсу.
– Я ничего
– Я лишь хочу убедиться, что ваша позиция действительно аргументирована лучше официальной.
– Давайте определим аксиоматический базис, - солидно начал Юрий.
– Вы признаете, что свобода - это величайшая ценность?
– Если свобода - величайшая ценность, отсюда еще не следует необходимость демократии, - усмехнулся Фридрих.
– Величайшие ценности обычно не вручают всем подряд и задаром, не так ли? Но определимся сперва с понятием "свобода". Свобода от чего и свобода для чего?
– От тирании. Для самореализации и выбора своего пути.
– Хорошо, - кивнул Власов.
– Предположим, вас высадили посреди безжизненной пустыни и оставили там в одиночестве. Очевидно, вы свободны при этом от всякой тирании, кроме разве что тирании физических законов, отменить которую не в силах даже Конгресс США. И ничто не мешает вам выбрать какой угодно путь. Но вряд ли такая свобода вас обрадует? Или, скажем, вы летите на самолете, и тут пилот бросает штурвал и предлагает вам самореализовываться и выбирать путь вволю...
– Это софистика, - поморщился Эдик, - вы выбираете заведомо некорректные примеры...
– Если пример опровергает общий принцип, некорректен принцип, а не пример, - возразил Фридрих.
– И что тут такого некорректного? Почему-то все согласны, что управлять самолетом или делать хирургическую операцию должны профессионалы. Причем если и прислушиваясь к чьим-то советам, то только своих не менее грамотных коллег, а не пассажиров и родственников больного, решающих голосованием, какой рычажок повернуть и где проводить надрез. Но при этом считается, что управлять государством может кто угодно, опираясь на мнение еще более некомпетентного большинства. Насколько я помню, это совпадает с ленинским тезисом о том, что государством может управлять любая кухарка. Это же большевизм, господа!
– Власов повысил голос.
Публика всколыхнулась. Власов почувствовал, что внимание вновь обращено на него - и оно, скорее, одобрительное. Похоже, здесь любили широковещательные заявления.
– Никто и не говорит, что каждый шаг правительства должен определяться всенародным голосованием, - нашелся Эдик.
– Как тут уже было сказано, ставки налогов не выносятся на референдум. Пассажиры, если пользоваться вашей аналогией, выбирают пилотов и прокладывают курс, а уж какие конкретно кнопки нажимать - дело экипажа.
– Ну да, выбирают пилотов - по тому, на ком лучше сидит галстук и кто говорит более внушительным голосом. Очевидно ведь, что грамотно выбрать среди профессионалов может только профессионал! А что касается прокладки курса, то, могу вас заверить как специалист, штурманская работа требует не меньше квалификации, чем пилотская. Особенно учитывая, что в нашей аналогии самолет летит в неизведанное будущее и никакие диспетчеры не передают его друг другу. А представим себе, что самолет попал в турбулентность, его начало трясти. В салоне сразу крики: "Ах, эти горе-летчики не умеют вести машину! Давайте срочно менять экипаж!" Как раз тогда, когда экипажу надо выводить машину из критической ситуации и ни на что не отвлекаться...
– Вы снова подменяете понятия, - с наигранной усталостью произнес Эдик, - пусть конкретный курс прокладывает штурман, пусть. Народ определяет курс в самом общем виде, так сказать, выбирает аэропорт назначения...
– А тут и выбирать нечего. Он, я полагаю, у всех один. Любой народ хочет процветания, безопасности, возможности хорошо работать и хорошо отдыхать. И, наконец,
люди хотят гордиться собой, своим обществом и своей страной. Разве не так? Может быть, мистер Рональдс хочет сказать, что американцы чего-то из этого не хотят?– В систему американских ценностей входит свобода!
– заявил Майк, когда ему перевели вопрос Власова. Фридрих покосился на журналиста: похоже, тот чувствовал себя не в своей тарелке. Судя по всему, он ожидал, что станет главной фигурой на этом сборище. Вместо этого ему пришлось сидеть в углу и слушать чужие разговоры на непонятном языке. Но американец, судя по упрямому выражению лица, не собирался легко сдаваться. Власов даже ощутил нечто вроде уважения к этому не слишком приятному типу. Однако, щадить его он тоже не собирался.
– Мы ведь уже убедились, что свобода сама по себе, в отрыве от цели и обстоятельств, лишена смысла и может быть попросту смертельно опасна, - покачал головой Фридрих.
– Свобода, как, впрочем, и ее ограничения, имеют смысл лишь в той степени, в какой способствуют или препятствуют достижению цели. Которая, как я уже сказал, задана.
– Люди хотят разного, - Майк втягивался в разговор.
– У каждого - своё понимание счастья. Нацисты же хотят дать одно счастье для всех. Этот ваш общий аэродром.
– Как интересно!
– Власов не скрывал сарказма.
– Не ваша ли культура стандартизировала желания граждан до крайности? "Если это хорошо для Джона Смита, это хорошо и для всей Америки!" - ваш любимый рекламный лозунг. Вы едите одно и то же, пьёте одно и то же, смотрите одно и то же. Вы до такой степени хотите одного и того же и до такой степени одинаковы в этом, что у вас появился нездоровый интерес к людям, отличающимся от вас хоть чем-то. В основном - к преступникам, уродам, сексуальным извращенцам. Те воспользовались этим и быстренько сели вам на шею...
– Э, нет! Америка - это всё-таки не Франция, - ляпнул Рональдс и тут же сообразил, что сказал лишнее.
– Ага, интересное признание, - констатировал Фридрих.
– Значит, даже вы понимаете, что некоторые формы проявления свободы не столь уж хороши?
Американец отвёл глаза в сторону, дёрнул щекой, но промолчал.
– Ну что ж. Думаю, все мы, если не будем лгать друг другу, согласимся с тем, что я уже высказал. Итак, мы все хотим безопасности, достатка, интересной и насыщенной жизни, а также возможности по праву гордиться собой и своей страной. Теперь посмотрим, каковы успехи разных общественных систем в достижении обозначенных целей. Очевидно, что у тех же большевиков все было очень плохо: массовая нищета, жизнь в бараках, миллионы умерших от голода, десятки миллионов расстрелянных и замученных. Причем бессмысленный и беспощадный террор настигал даже самых преданных сторонников режима. Рабский труд, жизнь в условиях "осажденной крепости" без возможности ездить по миру, бездарные и безграмотные выходцы из низов, командующие наукой и искусством... хуже того, людей убеждали ещё и гордиться всем этим. Да, гордости было хоть отбавляй, за неимением всего остального. Так что уничтожение большевизма было безусловно оправданным и необходимым. С другой стороны, Райх - вы извините, данные по Райху я знаю лучше, чем по России - (это было неправдой, но соответствовало легенде) - одна из богатейших держав мира. Причем это богатство держится не на состоянии кучки миллиардеров, а именно на достатке среднего райхсгражданина. Я, например, служил в авиации и, выйдя в отставку, смог купить личный самолет. Разумеется, мне были предоставлены скидки и рассрочка за беспорочную службу, - Фридрих не стал уточнять, что особенно большая скидка была предоставлена ему как кавалеру Рыцарского Креста: он справедливо полагал, что борцов против "свободы Африки", тем паче особо отличившихся в сбивании атлантистских самолетов, здесь не жалуют.
– В Райхе самый низкий среди крупных стран уровень преступности; в России похуже, но все равно с Америкой не сравнить...