Юг в огне
Шрифт:
Помолчав, она проговорила:
– Как время быстро летит... Как будто совсем недавно я поступала в гимназию, а вот уже совершенно незаметно я ее кончаю... А это значит, что я уже стану взрослой.
– К родителям поедете после гимназии?
– спросил Виктор.
– Или будете куда-нибудь устраиваться работать?
– Знаете, Виктор, я очень люблю медицину. Мне хотелось бы стать фельдшерицей, акушеркой или... быть может, даже и врачом...
– Ну, и за чем же дело стало?
– Дело, конечно, за мной, - ответила Марина.
– Свою мечту я обязательно осуществлю... Вот сейчас
– Хорошее дело, - одобрил Виктор.
– Я тоже очень хочу учиться. Как только демобилизуюсь, буду куда-нибудь определяться на учебу, хотя меня больше тянет к литературе.
На западе ярко пылала заря, охватив пожарищем треть неба. На ветвях, загораясь мелкими алмазами, выступали капли вечерней росы. Из-под корней акаций поползли длинные вечерние тени.
– Уже поздно, - проговорила Марина.
– Надо идти...
– Подождите, Марина, - с трепетом сказал Виктор.
– Я... хочу вам что-то сказать...
Марина искоса внимательно посмотрела на него.
– Хорошо, - сказала она.
– Я посижу еще немного.
Но Виктор молчал, не решаясь с ней заговорить.
– Вы хотите мне что-то сказать?
– опустив глаза, спросила она.
– Да...
– тихо произнес он.
– Но... как об этом сказать вам, я не знаю... Я не знаю, как вы отнесетесь к этому. Ну, понимаете ли, Марина, вы мне нравитесь, - выпалил он вдруг и похолодел от своей смелости. "Боже мой!
– чувствуя, как у него часто забилось сердце, подумал он огорченно. Что я наделал?" Ему хотелось сорваться со скамьи и бежать от Марины, чтобы не испытывать стыда от совершенного поступка.
Девушка тоненько засмеялась в смущении и взглянула на него своими большими лучистыми глазами.
– Витенька, - прошептала она, закрывая лицо руками, - ведь вы мне тоже очень, очень нравитесь... Неужели вам это не понятно?..
VIII
В начале августа Атаманский полк неожиданно был снят с австрийского фронта и переброшен под Гомель. Казаков расквартировали по крестьянским хатам в небольшой деревушке Дуньково. Среди казаков эта переброска вызывала недоумение и оживленные разговоры. И когда они обращались к офицерам с просьбой объяснить, зачем их перебросили в эту деревню, те отвечали, что полк-де переброшен сюда на отдых.
Но этому никто не верил по многим признакам, которые не могли ускользнуть от внимательного глаза, было видно, что полк готовился к выступлению. Но куда и зачем - никто не знал.
Однажды Прохор Ермаков, живший на окраине деревни в хате одного крестьянина, вывел из хлева своего коня и стал его чистить щеткой и скребницей.
Было прозрачное прохладное утро. Только что Прошел небольшой дождь. С неумолчной болтовней в обмытом воздухе метались воробьиные стаи. Дождевые капли искрами вспыхивали на ветвях деревьев. Конь не стоял на месте: то бил копытом землю, то пытался взвиться на дыбы.
Прохор успокаивал его:
– Не дури, Васька, не дури! На-ка вот тебе, - сунул он в рот лошади кусок сахара.
Лошадь с удовольствием захрустела зубами.
– Сладкоежка ты у меня, - любовно похлопал Прохор по ее
атласной, горячей шее.Съев сахар, лошадь потянулась бархатистыми губами к уху Прохора, как бы решив попробовать его - вкусное ли оно.
– Ну, ты!
– смеясь, отстранился Прохор.
– Еще откусишь.
– А что ж, - отозвался хозяин, пожилой крестьянин, с длинными запорожскими седыми усами, отесывая топором оглоблю.
– Мне однажды мой конь откусил палец... Поглядите!
– показал он согнутый палец.
– Ну, мой не откусит, - сказал Прохор, ласково глядя на лошадь.
– Это он балуется... Мы с ним большие друзья... Правда, Васька?..
Хозяин сильным ударом втиснул топор в бревно, подошел к Прохору и, вынув кисет с табаком, радушно предложил:
– Закуривайте, пан казак.
Прохор закурил.
– Гляжу я, да и добрый же у вас коняка, - сказал крестьянин, также закурив.
– Ей-ей, правда! Я же сам в кавалерии служил. И вже добре толк в конях понимаю...
– Конь неплохой, - согласился Прохор.
– Всю войну на нем прослужил. Немало он меня из беды выручал... А, как знаете, в битвах конь - первый боевой друг.
Лошадь, действительно, была хороша: высокий, ста шестидесяти сантиметров росту, в меру поджарый, светло-рыжей масти с золотистым отливом донской скакун.
По положению взводного урядника Прохор мог бы сам и не чистить своего коня, поручая это делать дневальным казакам, но ему доставляло большое удовольствие самому возиться с лошадью.
– Когда я служил в драгунах, пан казак, - начал было рассказывать что-то хозяин, но в это время во двор торопливо вошел вахмистр Востропятов.
Прохор заметил, что вахмистр был чем-то встревожен.
– Здравствуйте!
– кивнул Востропятов Прохору и хозяину.
– Чего это ты, Ермаков, вздумал коня холить?.. Уж не на парад ли собираешься?
– На парад в Петроград, - усмехнувшись, шутливо сказал Прохор.
Востропятов пристально посмотрел на Прохора.
– Ты это серьезно?
– Чего?
– Да в Петроград-то?
– Смеюсь.
– А я уж думал, ты в самом деле, - усмехнулся и Востропятов.
– Эх, знал бы ты, какой нам парад готовят.
– Что такое?
– беспокойно спросил Прохор.
– Кончай чистить коня, - сказал Востропятов.
– Пойдем поговорим.
Прохор закончил чистку, отвел лошадь в хлев, прибрал щетку со скребницей и пошел мыть руки в хату.
– Закуривайте, пан вахмистр, - предложил кисет Востропятову хозяин. Добрый тютюн. Такой крепкий, аж дух захватывает... Сам его приготовляю.
– Можно, - беря кисет, проговорил вахмистр.
Вахмистр закурил и, возвращая кисет крестьянину, спросил:
– Ну, как, хозяин, живется?
– Да чего ж, - неопределенно ответил тот.
– Живем - хлеб жуем...
– И, помолчав, добавил: - Вот прогнали царя, думковали, що в жизни облегчение буде, ан ни черта... Так же с нас налоги дерут, так же пан за аренду земли тяне... Все балакали, що вот-де землю начнут делить крестьянам... Да, должно, ни дьявола того не буде...
– Большевики заставят разделить землю.
Крестьянин живо посмотрел на Востропятова из-под белесых лохматых бровей.