Югана

– Пяткоступ был с Черным Глазом и прятался в лодке?

– Нет, Тархан, Пяткоступа Югана не видела. Черный Глаз приезжал в Улангай один. Пяткоступ шибко хитрый, всегда прячется от людей…

Следователь попросил у Юганы кисет, свернув самокрутку, закурил. Он смотрел, как у его ног вялые волны-накатыши переваливали взад-вперед прошлогоднюю траву, сучья – обломыши водолизные.

Таня шла к берегу, и на ее коромысле всхлипывали пустые ведра.

– А пошто Тархан вторую жену не промышляет? – Югана многозначительно посмотрела в глаза Григорию, вроде хотела сказать: мол, может, Таню Волнорезову в жены возьмешь.

Дымилась у берега баня. Дым, лениво стелясь над водой, отражался в речном зеркале. Грустно было видеть Григорию в умирающем селении единственный дымный хвост, признак огня и радости человеческого стойбища.

– Куда дальше из Улангая побежит тропа Тархана? – спросила Югана. Ей хотелось знать, какие планы у следователя, куда и зачем он собирается ехать в ближайшее время.

– Надо, Югана, возвращаться в Медвежий Мыс. Дело с бугровщиками-грабителями, оказывается, куда сложнее, чем я сначала предполагал, – ответил Григорий, кинув окурок самокрутки внахлест набежавшей маленькой волне.

Таня вынесла таз с дымящимися головешками из протопившейся «кутаной» бани и, подойдя к воде, вывалила их. Зашипели сердито головни, пустили пар и синеву угасающего дымка да и поплыли, подхватило их течение реки.

– Югана, где сейчас живет и работает Илья Кучумов?.. – спросил Григорий. Ему хотелось также еще поинтересоваться: куда и зачем уехал Андрей Шаманов, но эвенкийка, перебив его, быстро и охотно начала пояснять:

– Илья Кучумов после большого горя похоронил свое старое имя и фамилию – теперь он Иткар Князев. А вождь племени Кедра Шаман уехал искать Иткара и звать его жить обратно в Улангай. Давно уже откочевал Илья-Иткар из Улангая… Наверно, прошло уже семь лет, а то и больше. Ушел геолог Иткар Князев на закат солнца, в ханты-мансийскую землю. Зимой прислал он письмо Шаману – живет в Нефтеюганске, на тюменской стороне.

Глава вторая

1

В Медвежьем Мысе есть небольшой базарчик в один прилавок, под односкатной тесовой крышей; расположен он через улицу, чуть в стороне от здания речного вокзала. В будни, да и в воскресные дни, кое-кто из сельчан продает на этом базарчике кедровые орехи, ягоду, квашеную капусту, сметану, молоко. Главными покупателями считаются пассажиры речных судов, пристанский люд.

В этот ранний час воскресного дня базарчик был малолюден. Пароход из Томска, согласно расписанию, должен прибыть только к вечеру.

Пенсионерка Агафия Тарасовна Немтырева, моложавая шестидесятилетняя женщина, бывшая проводница речного пассажирского теплохода, который курсировал по малым таежным рекам, и главным образом по Вас-Югану, приходит каждый день к девяти часам утра на пристанский базарчик со своим товаром. Агафию Тарасовну знакомые называют ласкательно Агашей. Приспособилась Агаша торговать лекарственными товарами: кореньями, травами, грибами. Часть своей лекарственной продукции она сама заготавливает, а кое-что в районной аптеке скупает. Над каждой кучкой или пучком зелья целебного самописаный рецепт; что и от чего пить, как приготовить. И сидит-посиживает Агаша каждый день на высоком складном стульчике, а под рукой у нее – несколько книг, справочников по целебным растениям. И старые книги, изданные при царе, и новые лежат тут же. Любому покупателю можно пояснить по справочнику, как приготовить целебный настой, отвар. Внушительная торговля, считает Агаша, когда рядом справочники.

Агаша заняла торговое место, надела белый халат. Можно и без халата – не мясо продает, но Агаше хочется иметь привлекательную «аптечно-медицинскую» форму.

По левую руку от Агаши два старичка пасечника продают мед, пергу, цветочную пыльцу. А чуть в стороне, прямо на кромке тротуара из толстых сосновых плах, стоят мешки с кедровым орехом, и продают его таежники на вес – мерной пол-литровой кружкой.

– Здравствуйте, подруженьки, – мягко пропев, приветствовала Агаша подошедших к ней двух пожилых женщин, постоянных покупательниц и собеседниц базарных, и завела с ними разговор.

Чуть в стороне от базарного прилавка, прислонившись к жердине изгороди, стоял Григорий Тарханов и посматривал на Агашу и ее подружек. Когда пожилые женщины отвели душу в разговорах с Агашей и направились к пристанскому зданию вокзала, Григорий сунул газету в карман, закурил сигарету и стал смотреть на Агашу.

Агаша почувствовала на себе пристальный взгляд, повернула голову и, заметив следователя, приветливо сказала:

– Чего это ты, Гришенька, притаился-притулился у городьбы? Ждешь небось кого или отдыхаешь, размышляешь…

Следователь подошел к Агаше и, облокотившись на прилавок, сказал:

– За тобой пришел, Агафия Тарасовна…

– Нешто «дело» какое собираешься пришить к моему подолу, а опосля заарестовать?

– Да ну что ты, Агаша, какое там «заарестовать»… Поговорить нужно, посоветоваться. Дело очень важное у меня к тебе.

– Понятно. Значит, нужно нам идти ко мне домой. Пешком ты нынче или на своей таратайке? И чего ты на своем «газоне» с тряпочным кузовом ездишь? Другие-то вон следователи, твоя ровня, на личных «Волгах» раскатываются.

– До других мне, Агаша, дела нет. Машина с тряпочным кузовом меня устраивает, – ответил Тарханов и принялся помогать Агаше укладывать кульки с кореньями, пучки трав в холщовый мешок.

Небольшой, приземистый домик, старинной рубки в обло, осел на подгнивший нижний венец, но не перекособочился. Стоит дом у самого берега Оби, чуть в стороне от рыбозавода. Из окон хорошо виден равнинный, водотопный заречный берег, над которым частенько клубятся по утрам низинные туманы. В этом доме и живет Агаша уже тридцать лет.

– Так что же тебе, Гришенька, от меня нужно? – спросила Агаша неторопливо и как-то затаенно-вкрадчиво, когда они прошли в передний угол и сели на скамейку у стола.

– Суть дела вот в чем: твоя квартирантка Ульяна Громова…

– Нашли ее?.. – перебив следователя, торопливо спросила Агаша.

– Нет, не нашли. Прошу тебя, Агаша, вспомни подробно и расскажи, как и когда ты с ней встретилась, познакомилась, кто к ней приходил, о чем был разговор?

– Да-а, вот тебе и Ульянушка-певунья… Допрыгалась девонька. Что я тебе, Гриша, могу обсказать… Вот так же, как нынче, в прошлом году, в это время, я торговала на базарчике. Пароход пришел как раз из Томска. Ну, значит, все разошлись с пристани. Пароход оттутукал да и подался себе на север, к Нижневартовску. Вывернулась откуда-то девчушка, подходит ко мне. Одета бедненько, собой доброзрачная. Спрашивает: «Тетенька, помогите мне определиться на квартиру. Приехала я на работу устраиваться. Курсы поваров кончила…» Да еще рассказала она, что сиротой росла, воспитывалась у дядюшки, в Томске, на Черемошках. Вот я и пожалела ее: взяла к себе на жительство. Вскоре она устроилась поварихой в экспедицию. Улетит на буровую – там недельку поварит. И столько же ей отдыха полагалось. Вот и все, Гриша. А что с ней на буровой, в тайге, случилось… Я только вчера узнала. Ихний главбур приходил ко мне и сказывал, что ушла Ульяна на ближнее болото за клюквой. Клюквы-прошлогодки с осени много там оставалось. Отправилась девка и сгинула бесследно. Вертолетом ее искали. Буровики всей бригадой ходили, аукали по тайге до хрипоты. С концом пропала девка. Видать, заблудилась аль медведь ухайдакал и схоронил в чащобнике.

– Да, все это так… – задумчиво сказал следователь. – Агаша, покажи мне, какие вещи у нее остались, письма, – словом, все имущество. Мне кажется, что тут медведь и тайга неповинны.

– Неужто убили?.. – поспешно спросила Агаша, а сама, уже поднялась со скамейки и направилась к койке вытащила из-под нее небольшой фанерный чемодан-самоделку. – Приехала-то она к нам с потрепанным рюкзаком. Этот чемоданчик я ей подарила. Из-под утюга там платьишки разные, бельишко складывала она. Гардеробишко у меня старенький, маломерный, своими лохмотьями забит.