Югана

– След его ног на берегу.

– Выходит, он появляется на своем промысле ближе к осени. Неужели шарится где-то в большом захоронении? – вслух подумал Иткар.

– Так-так оно! Шарится! Копает маленько могилы людей кволи-газаров. Наверное, много уже насобирал саранги, золота и серебра. Вот только за хлебом и за дробью с порохом не ходит в деревню, в магазин. Начал воровать.

– А если заболел? А может быть, страшится выходить за продуктами в населенные пункты… – предполагал Петр Катыльгин.

– Нет, он совсем не болеет больше, давно уже здоровый. Пяткоступ решил уходить, бежать из этого урмана совсем. Человек Пяткоступ раньше не воровал там, где жил и промышлял сарангу, золото из старых могил. О, Пяткоступ знает хорошо, что даже зверь не промышляет себе еду там, где его логово, далеко за едой ходит.

– Так, дедушка Тунгир… Получается, что Пяткоступ «смазывает» пятки. И как ты думаешь, много у него золотых, серебряных вещей, добытых в курганах? – спросил Иткар.

– Ушел Пяткоступ на своей моторке. Шибко сильный и быстрый мотор у него на лодке-дюральке, – пояснил Тунгир, словно отвечая на думы Иткара. – Теперь он уже шибко далеко. А золота, серебра мало-мало есть у него. Сам видел. Когда ты, Иткар, от меня весной сплыл, уехал на обласе из Сенче-Ката, то через два дня пришел на мою заимку Пяткоступ. Шибко больной был. Губра его трясла, русская малярия колотила. Просил он: «Дедушка, лечи меня. Помогай, Тунгир». Лечил я его. Мочил, парил в бочке много осиновой коры. В старой бане потел Пяткоступ, грелся в отваре из осиновой коры. Поил я его настоем Курлана. Вылечил я Пяткоступа.

– А золото видел ты у него? – спросил Петр Катыльгин.

– Мешок у него кожаный был, русска рюкзак – так зовется. В нем много лежало разных посудин, маленьких божков, все там было золотое и маленько серебряное. Хорошее золото светится так же, как свежая сарана, вымытая в холодной воде. Все, однако, шибко красивое лежало у него в кожаном мешке.

– Выходит, он не боялся тебя, Тунгир? Доверял, раз с золотым своим запасом вышел на тебя? – спросил Петр.

– Како ему меня бояться… Тунгиру-старику совсем золота и серебра не надо. Знал Пяткоступ это. Не боялся он старого Тунгира.

– Ну, ладно, Пяткоступом и его золотом будет заниматься следователь Григорий Тарханов. А нам предстоят дела более важные: пока хорошая погода, надо пройтись по гриве, на юго-восток. Будем продолжать поиск. Может быть, и наткнемся на след грязенефтяного вулкана.

– Хо-хох, священный источник огненной воды Черная Стрела надо искать там… – сказал Бояр Тунгир и, махнув рукой на полуденную сторону, хитровато улыбнулся.

– Там? – удивленно спросил Иткар. – Так ведь в этом месте лежит неоглядное, непролазное болото…

– Иткар, сын племени Югов, хорошо знает урманы! Там великая поньжа, низина, спит. Большая Перна, высокий островок, есть на болоте. – Сказав это, старик Тунгир пошарил в кармане куртки, сшитой из замши-самовыделки, и, вынув оттуда черноватый кусок, величиной со спичечный коробок, протянул Иткару. – Ходил я на Перну, остров на болоте. Лося раненого следил. Туда лось убегал.

– Ура! – вскрикнул Иткар, осмотрев и понюхав кусочек отвердевшей нефти с густой примесью крупнозернистого песка. – Вот это находка! Это сокровище!

– Наши люди варили такую землю. Лекарство делали, потом в горячей воде ноги парили – выгоняли простуду, ломоту – русску болезнь ревматизму, – пояснил Тунгир, а сам улыбался и посматривал хитровато на Иткара.

Из чайника налил Иткар в чистую консервную банку кипяток и, отломив ножом кусочек отвердевшей нефти, кинул в горячую воду. Петр, затаив дыхание, смотрел, как быстро начала поверхность горячей воды покрываться радужной пленкой. Нефть!

– Вот она, Иткар, твоя Огненная Черная Стрела! Легенда племени Югов говорила правду! – громко и торжественно произнес Петр Катыльгин.

Тунгир курил трубку, сидел у костра и, посматривая на Иткара, улыбался довольной, счастливой улыбкой. Солнце уходило на закат. Наступала ночь.

2

На квартире у Григория Тарханова в полночь зазвонил тревожно телефон.

– Говорит дежурный! – слышалось из телефонной трубки.

– Слушаю, – ответил Григорий чуть хрипловатым голосом, спросонья. – Что там случилось?

Григорию Тарханову сообщили о том, что вчера поздно вечером вертолет лесоохраны был вынужден сделать «пригласительную» посадку в районе Ай-Кары. Человек, по имени Иткар, просил дать радиограмму на имя Тарханова о том, что мужчина, с такими-то приметами, на скоростной лодке, с мощным мотором, уходит по реке Чижапка, возможно, в сторону Вас-Югана.

– Хорошо, товарищ лейтенант. Теперь еще раз повторите: кто пригласил на посадку вертолет, один ли там был Иткар?

– Выстрелами из ракетницы сигнал бедствия вертолету, который возвращался из района небольшого очага пожара, дал Иткар Князев, – пояснил по телефону дежурный, а потом сказал совсем о другом: – Наша метеослужба дает «жирный» туман на утро и на весь день. Погода полностью ожидается нелетной.

Положив телефонную трубку, Григорий посмотрел на часы и решил, что нет смысла ложиться в постель. До рассвета около двух часов.

Утром Тарханов сидел в диспетчерской аэропорта, грустно покачивал головой, слушая дежурного:

– Что делать, матушка-осень – время слякоти. А что туман? Такое «молоко» может продержаться не одни сутки. Подобные туманы в наших краях висят неделями, особенно по осени.

Григорий Тарханов сел. за телефон и стал передавать телефонограмму во все поселки, расположенные на среднем течении Вас-Югана: всем участковым выйти с добровольцами-охотниками на задержание Пяткоступа. А про себя отмечал: «Пяткоступ – битый волк. Трудно будет брать».

Глава тридцать вторая

1

Туманной изморозью обложило с утра пустующий поселок Улангай. На жердях приусадебных изгородей, на тесовых крышах домов лежало серебро инея. С юга плыл теплый ленивый ветерок и гнал всклокоченный пух облаков.

Прощалась юганская земля с солнечными днями бабьего лета. После первого робкого заморозка начал подсекаться лист на осинах и березах.

В первой половине дня заплакали тесовые крыши домов. Южный ветер сдул с них влажный налет инея. Слышится перезвяк ведер, пахнет дымом, отдающим едкой прелью, – старики Чарымовы копают в огороде картошку, жгут пожухлую осеннюю мякину.

Прощай, лето! Не можешь ты заневеститься на юганской земле подольше. Прощайте, птицы перелетные, пришло и вам время табуниться.

Грустно Югане и Андрею Шаманову после проводов Тани с сыновьями в Кайтёс на празднование осеннего праздника – покрова. Но что делать? Югане нельзя нынче ехать в Кайтёс; нельзя ей смотреть открыто в глаза старому русскому вождю Перуну Владимировичу. Вождь племени Кедра нарушил клятву – отказался взять в жены Богдану. Никогда, за всю историю племени Кедра, вожди не нарушали своего клятвенного слова. Как и чем может искупить свою вину Андрей Шаманов перед русской красавицей – княжной Богданой и ее древним родом? Ничем. Но мудрое время излечивает раны сердечные. Возможно, когда-нибудь и восстановятся добрые отношения между Юганой и Перуном Владимировичем, между Андреем и Богданой. Но трудно заглядывать в будущее.