Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги
Шрифт:
Юлия дважды участвовала в собрании хлыстов Санкт-Петербурга, одетая как женщина из народа, в сопровождении своей горничной и ее жениха (конюха императорской конюшни). Когда в марте 1914 г. кормчую Дарью Смирнову посадили в тюрьму перед высылкой в Сибирь, Юлия, как член Попечительного общества о тюрьмах, пошла ее проведать [17] . Она упоминает об этом в истории секты, которую приводит в «Религиозном пути русского сознания» (1935), а также в «Священном мужике»*, посвященном Распутину.
17
Бурман. С. 406; L’Imperatrice tragica. С. 11, 307.
Все эти впечатления и встречи пополняли знания Юлии о русском религиозном духе и в то же время служили как бы прививкой против дуалистического или гностического язычески-христианского синкретизма, модного в промежутке между
18
«Их салоны [Милицы и Анастасии] постоянно были полны бродяг, шарлатанов, монахов, сумасшедших» (Tsarisme et terrorisme. Souvenirs du General Guerassimov, ancien chef de l’Okhranka a Saint-Petersbourg, 1909–1912. Paris: Plon, 1934. P. 256).
«Став фрейлиной императрицы, Юлия очень строго выполняла свои обязанности при дворе и сопровождала на официальных приемах фаворитку двора, госпожу Нарышкину, очень образованную женщину, питавшую к ней большую дружбу. Императрица Александра также выказывала ей явные знаки благосклонности и часто приглашала ее поговорить тет-а-тет о философии, религии или политике. При всем при этом Юлии удавалось еще и выезжать в свет, и заниматься спортом: она была прекрасной наездницей и хорошо играла в теннис. Правда и то, что здоровье позволяло ей работать до двадцати часов в день, довольствуясь 2–3 часами сна [19] .
Фрейлина императрицы, допущенная, как и ее брат Жак, к близкому общению с государями, в те годы ее жизнь своим счастьем и великолепием была подобна сказке. Частые пиры были роскошны, приемы ослепительны. Вот одна небольшая подробность: в банкетном зале были установлены фонтаны, бившие шампанским! У Юлии лично было 30 великолепных платьев сразу. Если же у нее возникало желание приобрести новый наряд, ей стоило только приказать, чтобы получить его в тот же день; у нее были великолепные украшения. Спортсменка, опытная наездница, она не пропускала ни охоты, ни прогулок» [20] .
19
Анри Данзас. Данзасы. С. 173–174 (Senejoux).
20
Senejoux.
Сама Юлия рассказала лишь о нескольких случаях из этого периода своей жизни в «Наедине с собой»*. Ее окружала «атмосфера лести и комплиментов», по отношению к которым ее «старое прежнее я» ей напоминает, что она не всегда проявляла «стоическое безразличие» (с. 93).
«Недаром ж ты, как-никак, любила иногда щегольнуть своею внешностью, и одевалась всегда к лицу, и вообще, попросту говоря, иногда отчаянно кокетничала. И когда ты очень обижалась на кого-нибудь за то, что он видел в тебе только женщину, ты мстила ему именно тем, что пускала в ход все женские чары, чтобы свести его с ума и потом оставить в дураках… О, это была утонченная месть!» (с. 95).
И двойник ей напоминает: «…благодаря мне ты приучилась в этой атмосфере восторгов, лести и низкопоклонства, которой ты дышала, ценить только те похвалы, которые относились к уму, таланту или в крайнем случае к твоим мужским качествам: смелости, удали, бесстрашию физическому и нравственному» (с. 97). Именно благодаря этим качествам Юлия преодолела испытания светской жизнью и паскалевским «дивертисментом».
Трагедия императрицы Александры Фёдоровны
Биография императрицы, «Трагическая Императрица и ее время», написанная по-французски (но неизданная) и опубликованная на итальянском языке в 1942 г. в крупном издательстве «Мондадори» через четыре месяца после смерти автора, дает нам некоторую дополнительную информацию о годах, проведенных Юлией при дворе. В своем предисловии она представляет свое сочинение как претендующий на беспристрастность вклад в будущую историю правления Николая II, когда мемуары, переписка и архивы станут доступны (Юлия Данзас опирается на свои воспоминания, на письма императрицы к Николаю II, частично опубликованные на французском языке в издательстве «Payot» в 1924 г., и на некоторые мемуары современников). Большая неопубликованная статья «Священный мужик»* с подзаголовком «Распутин и российский двор», написанная не ранее 1939 г., была результатом этой работы (или ее первым наброском) и не имеет расхождений с итальянской книгой, по которой мы и изложим драму императрицы такой, какой ее смогла увидеть и понять Юлия, общаясь с Александрой Фёдоровной.
Юлия избегает как апологетики, так и обвинений в адрес императрицы, рассматривая ее в контексте того времени и дворцовой обстановки и опираясь на частные
источники информации, которые могла использовать и которые указаны в примечаниях. Юлия Данзас привносит личное свидетельство, что позволяет ей, не скрывая ничего, объяснить ошибки и опрометчивые поступки «души, которая жаждала света, но была обречена слепо блуждать в царстве теней», у которой чувствительность возобладала над разумом (с. 369). Цель Юлии – понять сложную психологию этой выдающейся исторической личности, чьего влияния на мужа нельзя отрицать. Это сочинение фактически представляет собой веское историческое исследование, основанное на близком знакомстве с дворцовой жизнью, ее интригами, борьбой за влияние и амбициями. Юлия Данзас показывает семейное окружение императрицы, ее доходы, ее свиту, как официальную (из штатских и военных лиц), так и личную (состоявшую из десятка статс-дам и нескольких десятков фрейлин различных рангов и обязанностей, причем некоторые были на жалованье) (с. 136 и следующие). Императрица изолирована от страны, не имеет надежных источников информации: она живет в «мираже», идеализируя мужика и не зная проблем рабочих, не зная социальной действительности, вообще не зная провинции. Юлия Данзас дает точную и критическую картину этой российской реальности.Юлия отводит большое место религиозным переживаниям императрицы, увлекающейся народным мистицизмом, религией «мужика-богоносца» и юродивых (с. 185) – таких, как «святая босоножка» Матрёша, которая обошла всю Россию от монастыря к монастырю и которую императрица принимала, когда та проходила через Санкт-Петербург, чтобы поговорить с ней о Боге (с. 186). Юлия тоже часто встречалась с ней и имела «длинные разговоры» [21] . Некий слабоумный Митя также бывал в личных апартаментах императрицы. Таковы были предшественники Распутина. И вот, родив четырех дочерей, в 1902 г. императрица в надежде иметь наследника мужского пола прибегла к помощи чудотворца, магнетизера-целителя из Лиона, месье Филиппа, сопровождаемого оккультистом-мартинистом Жераром Анкоссом по прозванию Папюс, который был разоблачен французскими властями как шарлатан (с. 197–198): это был «первый опрометчивый поступок» императрицы, которая немного позже увидит в Распутине «божьего человека», которого ей предвещал месье Филипп. Ранее она надеялась, что ее молитвы исполнит Серафим Саровский, которого она желала канонизировать, что и произошло в 1903-м. И действительно, сын Алексей родился в 1904 году.
21
Souvenirs. С. 138.
Затем, в ноябре 1905-го, последовала встреча с Распутиным, который «казался окруженным особым ореолом престижа, „так как он был крестьянином“, истинным сыном земли русской, представителем настоящего народа, с которым императорская чета стремилась быть в прямом единении», чтобы спасти страну от революции (с. 258). Оказалось, что Распутин может «остановить кровотечение» юного царевича, страдающего гемофилией. Юлия Данзас встречалась с Распутиным два или три раза; она признает у него дар целителя и гипнотизера и думает, что он, вероятно, посещал сборища хлыстов, которым посвящены несколько страниц текста (с. 269–273).
Но у народного мистицизма имеются также «нездоровые стороны», которых императрица, «слишком мало знающая о безднах души человеческой», не сумела распознать (с. 273). Для нее Распутин всегда останется святым и «посланцем Бога», единственным «якорем спасения» посреди бури. Эта навязчивая идея помешала императрице проявить ясность сознания. Юлия Данзас также описывает (как историк, как свидетель и как психолог) круг придворных, образовавшийся возле Распутина. Она рассказывает, как одна из фрейлин, Анна Танеева [22] (с 1907 г. в замужестве Вырубова), сумела стать с 1903 г. близкой подругой императрицы (с. 274–288), и рассказывает об опале внучки поэта Тютчева – гувернантки дочерей императрицы (с. 293–296), – которая воспротивилась Распутину и Вырубовой. Через посредство секретаря императрицы, графа Ростовцева, Юлия вела тайную переписку с императрицей, сделавшейся жертвой злословия:
22
Дочь композитора Александра Сергеевича Танеева (1850–1918), генерального секретаря императорской канцелярии.
«Я имела возможность писать и говорить Императрице об этой народной религиозности, которая ее привлекала так остро, пытаясь убедить ее, что в ней могут быть и темные стороны, что чистота души далеко не общая черта для всей этой среды святых странников. Императрице это не понравилось. „Вы слишком интеллектуальна, – говорила она мне, – не через разум обретаешь религиозный свет“. Из-за этого расхождения во взглядах на вопросы, которые она принимала близко к сердцу, между нами пробежал холодок, наша переписка и наши неофициальные встречи стали реже, и всякое близкое общение прекратилось через несколько лет, когда Анна Танеева (Вырубова) стала подругой и конфиденткой государыни, льстя ее тяге к „народной святости“» [23] .
23
Souvenirs. С. 140–141.