Юлька в стране Витасофии (сборник)

Войдя в здание больницы, Штефан зашагал в палату Ницше.

— Когда меня уведут, беги в мою комнату, запали в печке огонь и чтонибудь там сожги, — повернулась Сова к Юльке.

— Зачем?

— Должна же я объяснить, куда делся Медальон Времени.

— Поняла, — стараясь не расплакаться, закусила губу Юлька. — Если все окажется ужасным, проси, чтобы Мальтус тебя исповедовал.

— Ладно, — кивнула головой Сова и направилась в ту сторону, куда ушел Штефан. По дороге, обернувшись, она глухо сказала:

— Ты была хорошей подругой.

И ускорила шаги.

Юлька слышала, как, избивая Сову, орал на нее Штефан, требуя сказать, где медальон, как Сова с плачем и стоном повторяла, что скажет, кому передала медальон, только Дракуле, и пусть ее скорее везут к нему. Стоя у окна, Юлька видела, как, подхватив Сову под руки, уводили ее со двора стражники, видела падавшие на землю с ее разбитого лица капли крови. От этого зрелища Юльке стало так плохо, что она опустилась на пол и долго сидела, вытирая слезы и приходя в себя.

В печке Юлька сожгла найденную в одной из пустых палат игрушку и одежду медсестры. Когда шла к воротам, боялась, что привратник начнет приставать к ней с вопросами, но тот, узнав утреннюю посетительницу, молча открыл дверцу.

Опасаясь Маргарет, в дом к Мальтусу Юлька не пошла, а подождала его возле церкви. Узнав о случившемся, Мальтус расстроился, горестно повторяя: «Бедная девочка! Бедная девочка!»

— Вы, конечно, меня осуждаете: за то, что держу возле себя Маргарет? — спросил он у Юльки.

Та потупила глаза.

— Понимаете: моя семья, прихожане стыдятся того, что их близкий человек и пастырь создал такую страшную по выводам философскую теорию. Они предпочитают о ней не помнить. А для меня те дни, когда я писал свою книгу — лучшие в моей жизни. Я горжусь тем, что решился сказать то, о чем все думают, но не говорят.

— А Маргарет… — помолчав, продолжил Мальтус. — Она готова глаза выцарапать тем, кто критикует мое учение. Она — моя единственная ученица, продолжатель моих идей: пусть и в странной, искаженной форме. Поэтому я ее терплю: такой, какая она есть.

— Моя мама утверждает: доброе слово вернется добром или утонет, а злое вернется обязательно, — тихо произнесла Юлька. — В вашем учении ничего страшного нет — цивилизация из более сложных положений выпутывалась. Но когда такие, как Маргарет, начинают его олицетворять, оно становится человеконенавистническим.

— Я подумаю над вашими словами, — устало ссутулился Мальтус. — Приходите в мой дом к обеду: я на сутки отправлю Маргарет с поручением в другой город. Вы, как я понимаю, не уедете, пока не выяснится ситуация с вашей подругой?

— Да.

Викарий и Юлька расстались.

По совету Мальтуса, Юлька до полудня отсиживалась на местном кладбище: тихом, уединенном, спокойном. Заросшие кустарником надгробья, цветы, высокая, по колено, трава с копошащими в ней насекомыми, трели птиц. «Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись!» — повторяла Юлька строчки из стихотворения Марины Цветаевой^[102], бродя между могилами и думая о том, что смерть уравнивает всех, и, возможно, человек действительно — как говаривал знакомый родителям священник — всего лишь покойник в отпуске.

Когда Юлька пришла в дом Мальтуса, ее встретила только обрадованная Мышка.

— Викарий отправился к Дракуле: просить помиловать Сову, — с испуганным выражением лица сообщила Мышка. — Несчастная Наталка: как мне ее жалко!

Пораженная тем, что недолюбливавшая Сову Мышка вспомнила ее настоящее имя, Юлька пообещала:

— Мы ее спасем. Не знаю, как, но спасем.

Мальтус вернулся от Дракулы вместе с наступающей темнотой. Глянув на его удрученное лицо, Юлька и Мышка поняли, что новости неутешительные.

— Я мало чего добился: утром ее казнят, — без пыток и издевательств, — хмуро сообщил викарий. — Единственное, что разрешил князь: отпустить ей грехи. В полночь пойду ее исповедовать.

— Возьмете меня с собой, — утвердительно сказала Юлька.

— Попрощаться? — понимающе вздохнул Мальтус. — В чулане мантия послушника лежит: оденешь, когда будем выходить.

Время до полуночи тянулось тяжело и мучительно. Мальтус, закрывшись в кабинете, что-то писал, а Юлька и Мышка, сидя на кухне, тихонько переговаривались: в основном о Сове.

Перед тем, как выходить, Юлька отдала Медальон Времени Мышке. — Если со мной что-то случится, оставишь себе на память.

— А что может случиться? — встревожилась Мышка.

— Мало ли, — неопределенно ответила Юлька и, накинув на голову капюшон, отправилась вслед за Мальтусом по той тропинке, где три дня назад она шла в замок вместе с Богданом.

Мальтус нес в руке горящий факел, дававший достаточно света, чтобы угадывать направление тропинки. Сгущался туман, превращая мрак в мутную пелену. По небу плыл тонкий серпик молодой луны. Сквозь облака проглядывали звезды. Найдя Полярную звезду, Юлька помахала ей рукой.

«Может, в последний раз вижу!» — подумала она.

Начальник стражи, ожидавший Мальтуса у ворот замка, сразу провел их в камеру, где находилась Сова. Подождав, когда начальник стражи оставит их одних, Юлька откинула капюшон, — и подруги с плачем обнялись.

— Как ты? — увидев при свете факела порванное платье и запекшуюся на лице узницы кровь, спросила Юлька.

— Держусь, — улыбнулась Сова и, заметив отчаяние в Юлькиных глазах, быстро произнесла:

— Не думай о завтрашнем. Я стараюсь не думать.

Кашлянув, Мальтус негромко произнес:

— Пора приступить к исповеди.

— Ничего не надо, — остановила Мальтуса Юлька. И приказала Сове:

— Меняемся одеждой.

— Зачем? — удивилась Сова.

— Я останусь здесь вместо тебя.

На минуту в камере повисла тишина. Потом Сова недоуменно спросила:

— Почему?

— Это моя война, — твердо сказала Юлька. — Ты попала в нее случайно.

И начала снимать мантию.

— Разве не самое важное для человека: его жизнь? — спросила, не двигаясь с места, Сова.