Юность крейсера

Всего два месяца назад девушка приехала в Неаполь из деревни в поисках работы, но ее никуда не взяли. Помыкавшись несколько дней, она уже собиралась возвращаться обратно, когда добрая женщина предложила ей жилье и хорошую работу, горничной у богатых людей. Она привела девушку в эту лачугу и накормила гороховым супом. В тот же вечер ее избили, а потом изнасиловали два пьяных матроса. Добрая женщина сразу превратилась в злую сутенершу, таскавшую девушку за волосы с криками, что надо отрабатывать гороховый суп.

Клиент зашевелился, приблизил лицо и вдруг благодарственно поцеловал в губы. Девушка, закрыв рот рукой, замотала головой. Не ожидавший такой бурной реакции, мичман отпрянул от проститутки. Кровь прихлынула к его лицу: стало стыдно за проснувшуюся нежность к потаскухе и захотелось побыстрее уйти.

Ожидая друга, Нечаев прохаживался по комнате. Мужеподобная хозяйка притона исподлобья наблюдала за ним. Ее домик обычно посещали матросы и грузчики, а такие хорошо одетые господа, к тому же иностранцы, еще не заходили к ней. Стоило молодому человеку отвернуться, как сутенерша бесшумно, словно тень, выскользнула за дверь.

– Что это ты так быстро отстрелялся? – спросил Александр у появившегося из-за занавески Каневского, который так торопился, что не застегнул даже пуговицы на манишке. – Эта ведьма-сутенерша как будто испарилась. Если она придет, ты, Алеша, с нее глаз не спускай. Уж больно физиономия у нее подозрительная.

До лежавшей на кровати девушки доносились обрывки фраз на незнакомом языке. После поцелуя юноши ей было как-то легко и радостно. Захотелось ещё раз увидеть его.

«Неужто я могу еще кому-то нравиться?» – подумала она. Но в это время появился второй господин, и все ее хорошее настроение тут же улетучилось. И опять накатило отчаяние.

«Как может такая красивая девушка заниматься постыдным ремеслом?» – спросил самого себя Алексей, когда Нечаев ушел к проститутке.

Какая-то ревность неприятно зашевелилась в душе мичмана от мысли, что Александр сейчас рядом с ней.

Дверь на улицу неожиданно распахнулась. Оглянувшись, Каневской успел разглядеть только наглую заросшую морду. В следующее мгновение офицер получил сильнейший удар кулаком в левое ухо. Он зашатался, пытаясь устоять на ногах, но кулак противника, словно пудовая гиря, обрушился на его зубы. В глазах Алексея потемнело, и он упал, опрокидывая стоявший рядом стул.

Услышав грохот в соседней комнате, еще не успевший раздеться Нечаев нащупал в кармане револьвер и быстро прижался к стенке возле занавески. Лейтенант со всей силы ударил рукояткой револьвера по затылку вбежавшего мужчину, и тот, даже не успев вскрикнуть, повалился на кровать. Перепуганная проститутка взвизгнула от неожиданности и, подобрав ноги, забилась в угол. Откинув занавеску, Александр увидел, как второй бандит шарит по карманам у лежащего на полу Алексея. Подняв голову, он нахально посмотрел на маленькую и щуплую фигуру Нечаева. Резким прыжком, неожиданным для его больших габаритов, детина вскочил, выбрасывая в сторону лейтенанта руку с ножом. С трудом сумев увернуться, Александр судорожно нажал пальцем на курок. Раздались два громких тявкающих выстрела. Итальянец упал, схватившись за простреленный бок, и громко заохал, корчась в судорогах возле ног Нечаева. Не обращая внимания на стоны умирающего, лейтенант бросился к Каневскому, тот уже начал приходить в себя после нокаута. Закинув руку друга через плечо, Александр выволок его на улицу.

Шел мелкий дождик, и Алексей, прислонившись к стене дома, приподнял голову и подставил лицо под редкие капельки, стекавшие с крыши. Голова кружилась, и ком тошноты подкатывал к горлу.

– Алеша, пошли быстрей, скоро здесь будет весь квартал вместе с полицией и придется всю ночь давать объяснения в околотке.

– Да, щейчащ пойдем, – прошепелявил мичман, отстраняясь от стены.

Лейтенант хотел поддержать его, но Алексей отказался:

– Я щам пойду, Щаща.

Они шли к горевшим впереди фонарям большой улицы. Каневской ощущал, что его верхняя губа раздулась, превратившись во рту в кровоточащую рану. Он сглатывал кровь, ее солёный вкус комом стоял в горле. Ему хотелось сплюнуть, но Каневской боялся оторвать язык от шатающихся передних зубов. Казалось, что их ничто не держит и если плюнуть, то зубы вместе с кровью и слюной окажутся на мостовой.

Офицерам удалось поймать извозчика на большой улице, куда они выбрели из переулка. Уже сидя в пролетке, мичман жаловался другу:

– Щаща, я, наверное, без зубов ощтанущь.

– Ничего, Алеша, вставишь себе золотые. Слава Богу, что живыми удалось уйти.

Увидев огоньки стоявших на рейде кораблей, Нечаев, рассмеявшись, сказал:

– Нам надо было, как следует тряхнуть эту старую ведьму–сутенершу и потребовать неустойку за испорченный вечер. – В ответ на его реплику Каневской прошипел что-то непонятное, и Александр продолжил. – Ну да, тебе, конечно, незачем возмущаться. Ты ведь успел насладиться прелестями прекрасной неаполитанки! Не то что я, грешный.

Сегодня смерть промелькнула стальным лезвием всего в нескольких дюймах от Нечаева, но ему было весело. От пережитого приключения лейтенант чувствовал прилив сил и бодрости, что мог своротить горы. Катер с «Осляби» еще покачивался у причала.

– А мы уже хотели отчаливать, думали, что вы загуляете до утра, – приветствовали их офицеры, курившие на палубе катера.

Каневской промолчал, прижимая платок к разбитым губам, а Нечаев, съязвив, что итальянки сегодня плохо припудрили свои носики, приказал матросам отдать швартовые.

Утром Алексей, сидя в каюте с зеркальцем в руке, рассматривал свое опухшее лицо: ухо посинело, передние зубы шатались при малейшем прикосновении, набухшая в капельках кровоподтеков верхняя губа делала из него подобие вурдалака. Вчера Каневской боялся, что лишится зубов, но корабельный врач, осмотрев мичмана, обрадовал его, сказав, что до свадьбы все заживет и, дав кучу порошков, прописал постельный режим. Как будто Каневской с таким побитым лицом собирался ходить по палубе или отправиться в город.

Целый день Алексей отлеживался в каюте, читая Бальзака «Блеск и нищета куртизанок», пытаясь понять тонкости продажной любви.

Под вечер навестить друга приехал сменившийся с вахты Бортнев.

– Зачем вы с Нечаевым забрели в такие трущобы? – укоризненно говорил подпоручик. – Туда, наверное, человек в приличном костюме и днем опасается показываться. Как поедешь на берег с Сашкой, вечно в какую-нибудь авантюру попадешь!

Каневской отмалчивался, не желая спорить, но когда Михаил принялся обвинять Нечаева, возразил:

– Да если бы не Саша, меня, может быть, и в живых уже не было.

– Если бы не он, ты и не попал бы в такую историю.

– Перестань, Миша, я не хочу никого винить, – недовольно произнес Алексей. – Извини, но я не такой рассудительный человек, как ты. И считаю, что лучше хорошо кутнуть, чем вздыхать постоянно от любви к какой-нибудь курсистке.

Бортнев обиделся и уехал на «Аврору». А Каневской, когда совсем стемнело, решил прогуляться на свежем воздухе. Тихонько ступая по палубному настилу, он прошёлся вдоль борта и услышал, как за шлюпками разговаривают матросы.