Юность: удалить

Сознание Макса постепенно куда-то уплывало, музыка в голове становилась всё приглушённее, а самые страшные и тяжёлые мысли – всё громче. На дне стакана болтался нерастаявший кусочек льда, но парень всё же не стал просить повтора – нужно было разогнать кровь и немного прийти в себя на танцполе.

Вокруг мигали разноцветные огни светомузыки, народ прыгал в такт ритму и даже подпевал каким-то наиболее знакомым огрызкам треков. Взгляд Макса столкнулся со взглядом танцующей неподалёку девушки. Парень, в общем-то, ничего не ждал от этого бесполезного вечера, но алкоголь делал своё дело, и тела молодых людей постепенно притягивало друг к другу. Симпатичная, ничего не скажешь. Блин, и так похожа на… Мило улыбается, красиво двигается и однозначно заводит. Но самое веселье началось тогда, когда тот самый парень, что наглел у барной стойки, чёрт его подери, почти вприпрыжку выскочил из-за своего столика и тоже начал неказисто плясать. Узнал ли он Макса или же нет, но танцы его начались аккурат между Ламанским и той девушкой, причём девушку он сразу попытался ухватить за талию, однако та резко опустила его руки вниз. Глаза этого чуда уже не могли нормально фокусироваться и казалось, что стоит ему остановиться – и он тут же улетит от опьянения на пол. Макс попытался ненавязчиво оттеснить оппонента, но тот весьма крепко ударил парня плечом и ехидно улыбнулся. Это было решающим моментом, чтобы Макс схватил танцора за шею и прокричал ему на ухо: «Слушай, иди к своим бабам за стол!» После этого парень изменился в лице и перестал дёргаться под музыку. Пару раз шмыгнув носом – видимо, в знак устрашения, – он, оглядываясь, удалился за свой столик. Макс понимал, чем ему грозит этот трюк, но всё равно продолжал танцевать, при этом не забывая подмигивать темноволосой девушке. Через некоторое время выпивший парень вернулся и, ничего не говоря, махнул Максу рукой, намекая выйти. Два раза просить не пришлось: Максим взял девушку за руку, поцеловал её кисть и поспешил удалиться, по дороге проверяя, не пропал ли из кармана маленький блестящий предмет. Сейчас бы умыться холодной водой, но времени нет. В голове бурлит алкоголь – это мешает рационально думать. Да и нужно ли? Выходят во двор, на улице уже ждут трое.

– Это ты, что ли, мразь, за нашим столом каких-то баб увидел? – начал один из них.

Максим обратил внимание, что главный виновник происшествия встал слева от него, несколько поодаль своих друзей, второй из них сделал пару шагов левее и оказался справа от Макса, в то время как оставшиеся двое находятся на несколько метров впереди. Ламанский был среднего роста и телосложения, однако, как бы там ни было, выстоять против четверых наученных, судя по всему, жизнью улиц парней шансов не было.

– Да нет, никаких баб за столом нет, я ошибся. Кто же к вам сядет-то… – усмехнулся Макс и тут же, насколько это было возможно быстро, с размаху ударил пьяного отморозка, что стоял слева, в челюсть, отчего тот полетел прямиком на землю. Показалось, что что-то хрустнуло – рука или кость на лице. Парень справа не ожидал такой прыти и успел сделать лишь несколько шагов вперёд, прежде чем получил резкий удар ногой в пах. На этом удача Максима закончилась: внезапный мощный удар в лицо затуманил разум, перед глазами стремительно пронеслись огни улиц, и парень упал на асфальт, пытаясь удержаться хотя бы на руках, однако подняться ему уже не удалось – четвёртый из парней замахнулся ногой, и Макс распластался на земле. «Эй, слышь, хватит! Отойдите от него!» – последнее, что услышал парень, прежде чем сознание окончательно покинуло его.

–

Владимир Борисович Ламанский ходил по кабинету, скрестив руки за спиной, а его юрист Пётр Геннадьевич Заколдин сидел в кресле и монотонно стучал ручкой по мягкому подлокотнику. В комнате уже несколько минут царила тишина.

– Слушай, ну ещё не всё потеряно, – выдал, наконец, Заколдин.

– Ты в этом уверен? Что делать с дольщиками-то, что?

– Процедура банкротства компании запущена, реорганизуем всё, выведем. В администрации тоже уладим. А дольщики… Ну что, первый раз, что ли? Бог дал – бог взял. Сами виноваты.

Владимир Борисович усмехнулся и подошёл к столу, немного распуская узел своего галстука.

– Тебе, может, чего покрепче выпить? – предложил Заколдин.

– Не хочу, – твёрдо ответил Ламанский, наливая в стеклянный стакан воду из графина. – А с заводом что? Придётся пару цехов и отделов сокращать.

– Сократим, что ж. Чтобы остаться на плаву – всё сделаем.

Время было уже около девяти, но свет в помещении зажигать не стали. Солнце быстро садилось за горизонт, оставляя кабинет в полутьме, и только большие панорамные окна и высокий этаж всё ещё способствовали проникновению света. Ламанский подошёл к окну и посмотрел вниз. Город зажигал вечерние огни, а люди и машины безостановочно копошились по дорогам. Вечная суета, вечное движение. Куда?

– Петя, – позвал Владимир Борисович.

– Да?

– Вот скажи мне, ради чего всё это?

– Что за вопрос, Вов? – округлил глаза Заколдин. – Ты же знаешь: если не мы, то кто-то другой. Да и ради денег, конечно. Деньги – это всё. Собственное счастье, счастье семьи. Власть. Будущее. Деньги – это жизнь.

– Жизнь… – задумавшись, тихо повторил Ламанский и посмотрел вслед небольшой стае птиц вдали, улетающих – кто знает – то ли куда-то в сторону юга, то ли просто для того, чтобы спрятаться от надвигающейся ночи.

Глава 2

1

Антон и Оля шли по парку и болтали, разглядывая деревья и обсуждая погоду, которая вот уже через несколько недель превратит всю эту зелень вокруг в ярко-жёлтые и оранжевые краски осени. На улице было тепло, и ребята присели на одну из ближайших лавочек.

– Ну что, освоился на работе? – поинтересовалась Оля.

– Вроде бы. Да знаешь, откровенно говоря, меня не сильно волнует всё, что там происходит. Я считаю, что работа не обязана приносить нам какую-то радость или удовольствие – для этого есть выходные, хобби. Работа – это работа. Она просто нужна и должна быть, необходима для получения всяких возможностей.

– Интересно. И какие возможности пытаешься получить лично ты?

Антон на пару секунд задумался и посмотрел вдаль, на противоположную сторону аллеи, рядом с которой, на газоне, женщина играла с маленьким ребёнком в мяч.

– Мне нужно матери помогать, – тихо, словно говоря сам себе, ответил парень.

– Что случилось? – с волнением спросила Оля.

– Да ничего. Просто… Она болеет. Немного. Нам нужны всякие поддерживающие лекарства. У неё нет возможности работать.

– А ваш папа?

– Отца с нами нет, вот уже два года как.

– Извини, – виновато сказала Оля, немного поджав губы.

– Ничего. Жизнь непредсказуема.

– Да, но… Ты как?

– Нормально.

– А мама? Она по этой причине приболела?

– Отчасти, наверное, да. Но мы справляемся. Всё будет хорошо.

Оля подумала, что это будет не очень уместным – знакомы они с Антоном ещё совсем мало, – но всё-таки положила свою ладонь на его руку, которой он упирался в лавку, и ощутила, как парень перестал крепко сжимать кисть. На долю секунды ей показалось, что рядом с Антоном не может быть неуместных вещей – он всё понимает и ко всему готов.

– Да, всё наладится, – ответила ему девушка, изо всех сил стараясь поверить себе, что это действительно так.

– Ладно, давай не будем о грустном. Всё хорошо. Мороженое хочешь? Здесь недалеко продают какое-то чёрное мороженое, все только о нём и болтают. Я не пробовал, а ты?

– Я тоже. Давай.

– Отлично, – улыбнулся Антон и, встав с лавочки, подал девушке руку.

Ребята вышли из парка и направились идти по аллее проспекта, усыпанного самыми различными магазинами, бутиками и кафешками. Поев мороженого и ещё немного погуляв по городу, Антон проводил Олю домой – девушка снимала квартиру в соседнем районе – и направился к себе.

Парня одолевали самые различные мысли: с одной стороны, ему было очень приятно проводить время в компании Оли, и даже некое необычное, воодушевляющее новое чувство заставляло его пребывать в хорошем настроении весь этот вечер; с другой стороны, Антон ощущал себя в какой-то степени предателем – да-да, именно так. Человеком, который просто не имеет права на позитивные эмоции в тот момент, когда его близкие находятся в одиночестве и, вероятно, даже страдают. Шорохов ускорил шаг, чтобы как можно скорее добраться домой.