Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Юрий Андропов. На пути к власти
Шрифт:

Противоречивые оценки Г.Н. Куприянова вызывают немало сомнений и вопросов. Не возникало ли у партийного руководителя республики желания переложить вину за собственные просчеты и неудачи на плечи других? Опытный партийный руководитель, в 1938 г. являвшийся членом т. н. «тройки» в Карелии, утверждавшей расстрельные дела, Куприянов не мог не понимать степень возможной ответственности за негативные результаты в организации и управлении партизанской и подпольной работой в республике. По статистике, за три года войны каждый второй партизан погиб, умер от истощения или ран, пропал без вести в лесах и болотах, был отчислен по состоянию здоровья, подорванного непосильными нагрузками (см.: Гнетнев, 2011: 5).

Первый секретарь ЦК КП(б), член Военного совета Карельского фронта Г.Н. Куприянов рассматривал партизанское движение прежде всего как объект партийного руководства и контроля. Стремление продемонстрировать успешную и активную деятельность в этой области заслоняло серьезные недостатки в организации партизанского движения. Особенно это касалось координации, управления и руководства боевыми действиями отрядов. Нельзя не согласиться с мнением, что основная ответственность за неудачи и потери летнего похода в 1942 г. первой партизанской бригады И.А. Григорьева лежит как на штабе партизанского движения под руководством генерал-майора С.Я. Вершинина, так и на командовании Карельского фронта в лице члена Военного совета фронта генерал-майора Г.Н. Куприянова. Именно они поставили

перед бригадой заведомо неосуществимые задачи, разработали план операции без учета конкретной обстановки и не смогли организовать обеспечение, прежде всего продовольственное, в ходе рейда бригады. (См.: Веригин, 2009: 267). Отнюдь не Андропов повинен в том, что из 225 комсомольцев, участников героического, одновременно трагического и «голодного» (по определению партизан) похода бригады в июне – августе 1942 г., погибли 194 человека (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 10. Л. 48; Д. 188. Л. 4–6). Комсомольцы – участники похода получили достойные награды, многие посмертно: орденом Ленина были награждены 4 молодых партизана, орденом Красного Знамени – 6, орденом Красной Звезды – 27, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги» – 24 (см.: Чекисты Карелии, 1986: 47). История похода первой партизанской бригады правдиво описана в романе-хронике Д.Я. Гусарова «За чертой милосердия» (см.: Гусаров, 1977).

Поход партизанской бригады в июле – августе 1942 г. стал подлинной трагедией для партизанского движения в Карелии. В ходе рейда бригада потеряла четыре пятых своего состава. Именно после этого драматического похода большого партизанского соединения возник критический недостаток кадров в карельском партизанском движении, включая бойцов и командиров партизанских отрядов: многие погибли (включая командира бригады майора И.А. Григорьева), получили ранения, выбыли из строя по состоянию здоровья. Восполнить потери партизанских отрядов было некем: в республике уже были мобилизованы все, способные носить оружие. Образовавшуюся брешь надо было срочно как-то закрывать. Может быть, здесь и возникла идея у партийных руководителей Г.Н. Куприянова и И.В. Власова отправить в прорыв комсомольского руководителя (фактически переложить ответственность)? Можно утверждать, что именно по инициативе Ю.В. Андропова была решена эта сложнейшая проблема. Благодаря распоряжению первого секретаря ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлова в республику оперативно поступило летом и осенью 1942 г. значительное пополнение партизанских кадров, сформированное из молодежи различных регионов страны. Чтобы по достоинству оценить данный факт, следует подчеркнуть: боевые ресурсы были направлены на север, а не на юг, в районы стратегического направления боевых операций летом и осенью 1942 г. Поэтому особенно значима роль пополнений ЦК ВЛКСМ в Карелию в критический военный период – в этом заслуга организаторов этого процесса.

Много лет спустя, в 1970-е гг., Г.Н. Куприянов объяснял на встрече бывшим партизанам необходимость похода партизанской бригады стратегическим планом прорыва ленинградской блокады, разработанным Верховным Командованием, чтобы оттянуть и связать крупные войсковые соединения финской армии, дезорганизовать тыл противника. Но в связи с обстановкой под Сталинградом планы изменились – в результате партизанской бригадой фактически пожертвовали. Один из участников того разговора – Иван Комиссаров [1] выразил свои впечатления от этой информации: «Получается, мы с ребятами оказались, будто червяки на крючке, – приманкой. Выходит так, что под неосуществившиеся планы командование положило целую бригаду? Я не великий стратег. Я знал только приказ. Но не потому ли …все мы в бригаде не знали, куда на самом деле должны идти?» (Гнетнев, 2011: 244). Перед выходом в поход Куприянов наделил «особыми полномочиями» своего ставленника в 1-й партизанской бригаде – комиссара Н.П. Аристова. Раненые партизаны добивались по приказу комиссара особо назначенными им людьми. Подобный сценарий был согласован заранее с Куприяновым. По свидетельству Д.Я. Гусарова, обсуждавшего данную тему с Куприяновым в 1970 г., бывший партийный руководитель республики был убежден в своей правоте: раненые тормозили продвижение бригады, были обузой во время боевых действий. Куприянов отличался авторитарностью и неуступчивостью по любому, даже самому малому вопросу (см.: Гнетнев, 2015: 194, 196).

1

Иван Комиссаров с 16 лет работал на Сегежском ЦБК, секретарь комсомольской организации комбината, в 19 лет в июле 1941 г. вступил в партизанский отряд «Боевые друзья», воевал бойцом разведвзвода до лета 1943 г., затем был утвержден помощником комиссара отряда по комсомолу. Награжден двумя орденами Красной Звезды.

Кто повинен в той несоразмерной цене, которая оплачена многими человеческими жизнями? Тактика использования партизан в столь больших масштабах для республики оказалась провальной. До сих пор неясна изначальная цель: для чего в тыл противника было отправлено крупное соединение из 6 партизанских отрядов (648 бойцов и командиров)? Современные исследователи подвергают сомнению трактовку Куприянова: «Были ли у верховного командования такие планы или их не было, и имеем ли мы дело с мифами, нам еще предстоит узнать. Может быть, ничего подобного в реальности и не существовало, а генералами в Беломорске [военной столице КФССР. – Ю.В.] двигало понятное и вполне земное желание попасть в сводку Совинформбюро, отметиться громкими боевыми делами перед Верховным Главнокомандующим. И недрогнувшей рукой они бросали на гибель сотни партизан» (Гнетнев, 2011: 218). Данная версия является вполне правдоподобной. 1 сентября 1942 г. Советское информбюро сообщило сводку с информацией о походе партизанской бригады в Карелии.

Весной 1942 г. в штабе Карельского фронта был разработан план наступления на Карельском фронте летом 1942 г. Одним из его инициаторов являлся член Военного совета генерал-майор Г.Н. Куприянов. План поддержал командующий фронтом генерал-полковник В.А. Фролов. По задумке разработчиков, у Карельского фронта были достаточные средства, чтобы сковать противника и не дать ему перебросить на юг, где наступали немцы, ни одной части. Планировалось проводить наступательные операции не только на фронте, но и силами партизанских отрядов в тылу противника. Целью определялась следующая формула: немец, убитый на севере, не попадет на юг – это будет помощь войскам, сражающимся на юге, со стороны Карельского фронта. Для выполнения плана, по подсчетам штаба фронта, было необходимо выделение крупных резервов Ставки: 8 дивизий, танковых, артиллерийских, инженерных и дорожно-строительных частей. Разработанный план командования Карельского фронта требовал одобрения. По версии Куприянова, в марте 1942 г. командующий фронтом генерал-полковник В.А. Фролов вместе с командующим 7-й Отдельной армией генерал-лейтенантом Ф.Д. Гореленко ездили в Москву для личного доклада И.В. Сталину. По описанию Куприянова, командующий Фролов просил выделить 5–6 тыс. автоматов. Сталин распорядился – дать 15 тыс., а также пулеметы. Также Сталин дал им указание продумать план наступления на юго-запад от станции Масельгская, чтобы совместно с войсками Ленинградского фронта прорвать блокаду Ленинграда с севера (см.: Куприянов, 1972: 247, 273). По поводу данной версии возникает вопрос, связанный с тем, что среди посетителей кремлевского кабинета Сталина

не на личном приеме, а на совещании 26–27.03.1942 г. генерал Гореленко Ф.Д. действительно был (см.: Исторический архив. 1998. № 4. С. 56). А вот фамилии командующего фронтом генерала Фролова В.А. там не зафиксировано (там же: 181). Поэтому указанная выше версия Куприянова документально не подтверждается.

Возникают также сомнения по поводу другой версии Куприянова, связанной с его поездкой в блокадный Ленинград в июне 1942 г., чтобы представить разработанный штабом Карельского фронта план наступления и заручиться поддержкой члена ГКО А.А. Жданова и Военного совета Ленинградского фронта. По рассказу Куприянова, он прибыл в Ленинград и был принят Ждановым 6 июня 1942 г. План был одобрен, Жданов рекомендовал добиваться его рассмотрения в Ставке (НА РК.Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 214. Л. 191–192; Куприянов, 1972: 273). Позднее, 17 июня, состоялась новая встреча со Ждановым в Москве. Вечером этого же дня – прием Куприянова начальником Генштаба А.М. Василевским. План наступления на Карельском фронте, представленный Куприяновым, не был одобрен. Василевский объяснил: главное стратегическое направление боевых действий летом 1942 г. – центр и юг страны (Сталинград, Волга, Кавказ). Ленинград не рассматривался Ставкой Верховного главнокомандования в качестве приоритетного направления. Кроме того, Ставка решила снять с Карельского фронта две дивизии. 18 июня в московском кабинете Жданова Куприянов доложил ему о результатах решения Ставки (см.: Куприянов, 1972: 277, 279). Сомнение по поводу достоверности описанных сюжетов вызвано тем, что в журнале посещений А.А. Жданова зафиксированы лишь два приема Куприянова за все годы войны, причем оба в кабинете в Москве – 20.06.1942 г. и 24.11.1943 г. Никаких сведений о приеме в кабинете в Смольном нет (см.: Журнал посещений А.А. Жданова. 1941–1944 гг., 2014: 336).

В контексте изложенного поход крупного партизанского соединения по тылам противника в Карелии в июле – августе 1942 г. никак не мог быть частью общестратегического плана штаба Карельского фронта летом 1942 г.: план активных наступательных операций на Севере не был одобрен в Ставке в июне 1942 г. Поэтому объяснения генерала Куприянова выглядят как оправдание. В послевоенный период попытки объяснения трагических последствий обосновывались сложившейся обстановкой, когда летом 1942 г. враг рвался на юге страны к Волге и Кавказу, а также задачей, поставленной Главным командованием перед штабом Карельского фронта: активными действиями сковывать силы противники, не дать ему перебросить на южное направление ни одного батальона. Такова, по Куприянову, была главная задача в оказании помощи войскам на юге летом и осенью 1942 г. В условиях лета 1942 г. первая партизанская бригада отвлекла почти три пехотных полка противника – этот результат Куприянов считал большим и важным делом, помощью войскам юга в районе Ростова, Сталинграда (см.: Куприянов, 1972: 107). В контексте данной логики разгром штаба 2-го финского корпуса в Поросозере не был и не мог быть самоцелью летнего похода 1942 г. Разгром мог произвести известный эффект, но ни в чем не изменил бы общестратегического плана обороны средней Карелии. Все осталось бы в конечном итоге по-старому (см. там же: 113). Аргументация Куприянова не оправдывает его и организаторов 57-дневного похода партизанской бригады летом 1942 г.

В своих воспоминаниях советские военачальники маршалы Г.К. Жуков и А.М. Василевский детально осветили и объяснили ситуацию, связанную с военной кампанией весной и летом 1942 г. По мнению Г.К. Жукова, Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин допустил собственную личную ошибку при утверждении плана действий советских войск в весенней и летней кампании 1942 г. Поэтому позднее он не искал в Ставке и Генштабе виновников неблагоприятной военной обстановки, сложившейся летом 1942 г. (см.: Жуков, 1970: 376). Сталин инициировал идею начать как можно быстрее общее наступление Красной Армии на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. 5 января 1942 г. в Ставке Верховного главнокомандования состоялось совещание для обсуждения проекта этого плана. Замысел Сталина предполагал в ходе общего наступления разгром противника под Ленинградом и ликвидацию блокады города. Переход в общее наступление предполагалось осуществить в крайне сжатые сроки. Это было единоличное решение Сталина. Не было учтено, что под Ленинградом оборона противника была настолько мощной, что советские войска в то время не имели ресурсов для ее прорыва (там же: 351). Начальник Генштаба Б.М. Шапошников после совещания сообщил Жукову: этот вопрос был заранее решен Верховным Главнокомандующим, это было его личное решение. Шапошников не одобрял его, но возражать было бессмысленно (см. там же: 352, 354).

По оценке А.М. Василевского, до сентября 1942 г. сказывалась недостаточность оперативно-стратегической подготовки Сталина. В то время решения, как правило, принимались им единолично и нередко неудачные. Так было с планом военной кампании на весну и лето 1942 г. (см.: Василевский: 2: 228). 10 января 1942 г. Ставка Верховного главнокомандования направила военным советам фронтов и армий директивное письмо об опыте военных действий и задачах. Инициатором его был Сталин, который лично редактировал текст директивы. Ставилась задача – обеспечить полный разгром гитлеровских войск в 1942 г. Однако для выполнения поставленных задач нужны были значительные дополнительные силы и ресурсы. Поэтому войска, не завершив начатых наступательных операций, в апреле 1942 г. перешли к обороне. Причина – отсутствие необходимых сил и средств для их продолжения. Крупных материальных ресурсов в то время не было. В Карелии была достигнута стабилизация положения (см.: Василевский, 1988: 1: 100, 168, 222).

Весной 1942 г. планы военных действий пришлось существенно корректировать. Сталин осознал, что весной и летом 1942 г. еще нет достаточных сил и средств для крупных наступательных операций. Он пришел к выводу о необходимости ограничиться активной стратегической обороной (это предлагал Генштаб), но тем не менее продолжал настаивать на проведении ряда частных наступательных операций, в т. ч. в районе Ленинграда (см.: Жуков, 1970: 364). План летней военной кампании, утвержденный ГКО в конце марта 1942 г., предусматривал переход к стратегической обороне и накоплению резервов для последующего решительного наступления. Однако указание Верховного Главнокомандующего о проведении в ближайшее время частных наступательных операций противоречило плану. Наиболее уязвимым оказалось в нем решение одновременно обороняться и наступать. В числе наступательных направлений назывались действия под Ленинградом. По мнению Сталина, это должно было закрепить успехи зимней кампании, удержать стратегическую инициативу и сорвать мероприятия гитлеровских войск по подготовке нового наступления летом 1942 г. Обоснованные данные разведки о подготовке главного удара врага на юге не были учтены. События лета выявили допущенный стратегический просчет (см.: Жуков, 1970: 365–366; Василевский, 1988: 1: 205–206). Вполне вероятно, что трагические события в Карелии летом 1942 г. оказались одним из последствий этого просчета Верховного Главнокомандующего. Командование Карельского фронта было осведомлено о позиции Генштаба РККА, но не внесло коррективы в собственный план, связанный с проведением крупной партизанской операции в Карелии. Повинны в этом в первую очередь руководители, отвечавшие за организацию партизанского движения, – члены Военного совета Карельского фронта: генерал-майор Куприянов Г.Н. и начальник штаба партизанского движения при Военном совете фронта генерал-майор Вершинин С.Я. Однако никто из руководителей партизанского движения на Карельском фронте и партийного руководства не понес персональной ответственности за провал операции (см.: Чумаков, Ремизов, 2007: 250).

Поделиться с друзьями: