Юрий Долгорукий (Сборник)

–  Чего испугался? Они ведь не боятся?
– и князь указал на двух всадников, затерянных среди разъярённых вод, отчаянных, наверное, почти шальных в своём стремлении добраться до островка.

Зачем они здесь и что им нужно? Кто они такие? Смело двинулись по вздыбленной воде так, будто знали, что речка лишь пугает, а на самом деле она не страшна, потому что неглубока. Но ведь эти люди могли и не знать об этом. Откуда же им это должно быть известно? Может, имеют редкостно разумных коней, которые чутьём умеют находить дорогу и на сухом, и по воде, и отважно отдались этому чутью? Тогда это люди издалека, ибо в далёкую дорогу человек отправляется, лишь имея доброго коня.

Как бы там ни было, но Юрий уже видел, что эти двое смогут добраться к островку, поэтому нужно было их надлежащим образом встретить, и Юрий нетерпеливо махнул рукой стремянному, чтобы тот подавал кобылу. Легко взлетел в седло, выехал на сухое, найдя пригорок, чтобы произвести на незнакомых людей надлежащее впечатление, сразу же поставив их ниже себя, потому что в этих землях никто выше стоять не может.

Юрий сидел на кобыле, по-молодому подтянутый, длинные светлые волосы его метал ветер, бросал пряди на лицо, отчего князь казался совсем молодым, так что, когда незнакомые всадники выехали на сушь и встали перед этим вельможным всадником, они должны были бы принять его не за князя Юрия, а скорее за одного из его многочисленных сыновей.

Есть стихии, которые подавляют человека. К таким прежде всего относится вода. Перед князем стояли два беспомощных всадника, промокшие до нитки, на промокших, измученных конях, с двумя конями для поклажи, собственно теперь и не конями, а несчастными клячами. Однако эти люди на этих конях пробились сквозь разливы чужих вод, ведь что-то было в них, какая-то сила или страсть толкала их сюда, и дух их не поколебался и не сломился от тяжкого противоборства со стихиями, потому что старший из них, как только они подъехали к Юрию (а подъехали к нему, ибо только он один среди островитян был на коне), спросил:

–  Ты князь Юрий?

–  Наверное, он. Разве не похож?

–  Я подумал иначе.

–  Что же ты подумал?

–  Подумал: это либо дурак, либо князь.

–  Тешишь меня своими словами. Почему же я дурак?

–  Потому что забрался в такое глухое место.

–  Не привык спрашивать, куда мне забираться. Вы кто суть?

–  Дозволь сначала сойти нам с коней. Потому что все твои люди пешие. Да и негоже мне так вот перед князем…

–  Оставайся на коне. Ведя переговоры верхом на конях, каждый сохраняет равенство и безопасность. В любой миг можешь поехать дальше. Тут недоверие соединено с уверенностью в силе. Пеший доверчив, но и беспомощен. Когда спешиваются с коней, тогда либо прочный мир, либо безграничная покорность. А тебе к лицу больше, как вижу, смелость.

–  Мне смелость ни к чему. Я - лекарь.

–  Лекарь? Не звал лекаря.

–  Не твой. Князя Изяслава лекарь приближенный. Дулеб моё прозвище. А это мой товарищ Иваница.

–  Апостол Пётр странствовал всегда со спутницей. Ты только со спутником? Ну да ладно уж. Ежели так, сидите оба верхом. Справедливее будет.

–  Ты говоришь о справедливости, княже?

–  Почему бы мне не говорить? Князь - тоже человек. А все люди любят справедливость.

–  Для самих себя. А для других?

–  Это уж кто как. О себе не буду говорить. Хвалиться не привык. А слыхать обо мне ты мог мало, ежели же много, то лишь злое, раз приехал от врага.

–  Он твой племянник.

–  Потому и враг. Старшего брата уважал бы, терпел бы его старшинство, как было до сих пор. Изяслав сам выступил войной супротив меня.

–  Я прибыл не от него.

–  От кого же?

–  От собственной совести.

–  Далеко она тебя загнала.

–  Потребность.

–  Будешь говорить здесь, на ветру, или спрячемся в укрытие?

–  Боюсь, не понравятся тебе мои слова. Пусть слышит только ветер.

–  Тогда говори.

–  Про справедливость поминал ты, княже. А сам неправедное дело свершил.

–  Назови. Ибо сам не всегда знаешь, что праведное, а что нет.

–  Убил в Киеве князя Игоря.

–  Сидя в Суздале?

–  Не своими руками, так чужими.

–  Не боишься, лекарь, своих слов?

–  Иногда человеку хочется прикусить язык. Но считаю, лучше умереть с чистой совестью, чем с прикушенным языком.

–  Говори смело, однако не бездумно. Ибо слышит ветер, но слышит также и бог святой. О себе молчу. Привык к наветам.

–  Имею доказательства.

–  Покажешь?

–  Не нашёл ещё, но приехал сюда, чтобы обвинить тебя и искать доказательства.

–  Не нашёл, а уже имеешь?
– Князь как бы зачерпнул рукой ветер, разжал пальцы, показал пустую ладонь.
– Вот так?

–  Убийцы суть сын дружинника Кузьма Емец и монах из святого Феодора, бежали к тебе. Ведомо об этом в Киеве. Под твою руку бежали - вот и твоя вина начинается.

–  Под мою руку? А сколько бежало? Двое? А знаешь ли ты, лекарь, что здесь все люди - беглые? И те, кого видишь возле меня, - вот они, и остальные. И я не просто князь Юрий, сын Мономаха, внук Всеволода, правнук Ярослава, - я князь над беглыми или вольными. Вольный люд, собравшийся со всех сторон, заселил эти земли, и я, стало быть, князь над вольными, а следовательно, и сам вольный. Вольный князь - слыхал ты о таком?

–  В князьях не разбираюсь.

–  Так знай. Не всегда берёшься за лекарское дело - не помешает кое-что и знать. Или, может, хотел душу мою полечить? Но нет нужды.

–  Прибыл лишь, чтоб сказать тебе про твою вину. А теперь поеду дальше - искать убийц.

–  Так сразу и поедешь?

–  Да.

–  Где искать - знаешь?

–  Буду искать.

–  А поспешность твоя откуда? Иль боишься, что затопит меня? Тогда взгляни на мою бороду. Седина скажет тебе о моих летах. Много их миновало в этой земле, долгие были, нелёгкие. А не затопило.

–  Вот уж!
– подал наконец голос Иваница, который впервые видел князя, стоявшего на таком ветру и ведшего беседу с простыми людьми, как с ровней. Такой князь не мог не нравиться. Иваница удивлялся чёрствости Дулеба. Упёрся с этим убийством и не может увидеть, какой человек стоит перед ним!

–  Оставьте своих коней да пойдёмте-ка лучше к столу, ибо хорошая еда и питье создают хорошее настроение, а это как раз то, чего всегда не хватает людям, - сказал князь и дал знак своим отрокам, чтобы они помогли гостям, как это заведено здесь, быстро, неназойливо, но и с надлежащей настойчивостью.

–  Беру тебя, лекарь, с твоим Иваницей в полон, - засмеялся князь, когда, переодетые в сухое, оба расположились за длинным столом напротив Юрия; и снова немало удивлён был Иваница, потому что не приходилось ему ещё садиться за стол с князьями - дальше бояр и воевод не пробивался.