Юрий Долгорукий
Шрифт:
И вот, когда солнце уже стало клониться к закату, вся огромная конная лавина врага пришла в движение и, набирая скорость, понеслась на русов. Наступил самый жуткий момент – ожидание боя, когда страх железной рукой стискивает сердце, все тело немеет и становится чужим. Именно в это время слабые духом не выдерживают и бегут с поля боя.
Юрий напрягся и, прикрывшись щитом, выставил вперед длинное копье. Он чувствовал себя единым целым со своим конем, им вместе придется принять на себя удар половецкой конницы. Он не раз слышал, что половцы сильны своим первым натиском, который они наносят на всем скаку и со всей силой. Но если выстоять,
Лавина стремительно приближалась. Вот уже стали различимы лица, оружие. Юрий угадал «своего» половца, который мчался с поднятой кривой саблей прямо на него. Узкие злые глаза, неподвижное лицо, развивавшиеся по ветру концы шкурок черного соболя, которыми был подбит шлем, а чуть впереди – круглый щит, разрисованный красным узором. Все это он успел рассмотреть в эти короткие мгновения перед схваткой, которые чудесным образом удлинились, растянулись…
И вот удар, грохот железа, крики, конское ржанье… Юрий целил копьем ниже лица половца, в то место, которое у любого воина не защищено как следует, но, видно, противник отбил копье и набросился на него, нанося удары по щиту, шлему, панцирю… Юрий отбивался, как мог. В горячке боя, в криках ярости, звоне оружия, храпа лошадей он забыл про себя, страх улетучился сам собой, он только видел перед собой врагов, которых надо было сразить, иначе они убьют тебя…
Он опомнился лишь тогда, когда увидел, как половцы завернули лошадей и поскакали обратно. Отрешенным взглядом следил он за их беспорядочным бегством и не находил в себе сил, чтобы преследовать их. Да и остальные воины оставались на своих местах, с трудом переводя дыхание. Юрий оглянулся, увидел рядом сидящего на коне Ивана. Шлем у него был сбит набок, часть щита отрублена, он тяжело дышал и смотрел вдаль, провожая взглядом убегающего противника.
– Жив? – спросил его Юрий, едва разомкнув деревянные губы.
Тот взглянул на него сполошными глазами, ответил хриплым голосом:
– Кажется…
– С боевым крещением тебя.
– И тебя тоже.
– Ну что, сразил кого-то?
По лицу Ивана скользнула судорожная улыбка, он ответил отстраненным голосом:
– Кто его знает. Может, и убил. Вон сколько трупов перед нами валяется…
– Я тоже все смутно помню…
– Да-а-а, страшное это дело – бой…
Пали сумерки, стало ясно, что в этот день продолжения сражения не будет. Воины спешились, расстилали на земле подседельные попоны, располагались на ужин. Юрий достал из сумки вяленое мясо, сыр, хлеб, протянул Ивану:
– Ешь.
Тот мельком взглянул на еду, отвернулся:
– Не хочу.
Присев на седло, Юрий стал вяло жевать мясо, запивая водой из медной баклажки. Через некоторое время потянулся к еде и Иван.
Ночь провели в полудреме, не в силах стряхнуть с себя напряжение минувшего боя. Утром стали строиться в боевую линию, но разведка принесла известие, что противник скрылся в просторах степи. Русское войско двинулось за ним.
Два дня половцы отступали. Лишь 27 марта они вновь решились на сражение. Оба войска стали строиться друг против друга.
Первыми выстроились русы. Половцы продолжали движение, их отряды метались вдоль боевой линии, стараясь скрыть направление главного удара.
И тут произошло неожиданное. В полки прискакали вестовые от Мономаха с приказом идти в наступление. Это было необычно!
Сроду русские в полевых битвах стояли на месте и ожидали удара половецкой конницы; половцы вольготно распоряжались временем, тщательно готовились и примеривались к нанесению удара. И вот теперь сами оказались под внезапным натиском русских полков. На них быстро шли пешие воины, рысцой надвигалась лавина закованной в броню конницы.Среди половцев началась суета, торопливое перестроение. Противник не ожидал нападения, он был растерян, подавлен, почувствовал неуверенность в своих силах. Именно на это и рассчитывал Мономах, опережая врага.
Противник встретил русов градом стрел, потом завязалось ожесточенное сражение. В это время из-за края неба выползла грозовая туча, начался проливной дождь, который сопровождался сильным ветром. Владимир Мономах тотчас уловил изменение обстановки и перестроил русское войско таким образом, что дождь и ветер стали хлестать половцам в лицо, мешая сражаться.
Некоторое время половцы отчаянно сопротивлялись, но скоро надломились, стали пятиться, а потом побежали в сторону Дона, к спасительным бродам. Немногим удалось добраться до того берега…
С победой возвращалось русское войско на родину. Весть о славной победе разлетелась далеко за пределы Руси. Читаем мы в «Повести временных лет»: «Так вот и теперь, с Божьей помощью, по молитвам Богородицы и святых ангелов, возвратились русские князья восвояси со славой великой, разнесшейся по всем людям, так и по дальним странам, то есть к грекам, венграм, полякам и чехам, даже и до Рима дошла она, на славу Богу, всегда ныне и вечно и во веки веков, аминь».
III
В средине апреля 1113 года Юрий и Иван отправились в Киев, чтобы купить новые панцирь и кольчугу; в последнее время они выросли и прежнее снаряжение стало маловатым.
День выдался по-весеннему солнечным, теплым. Буйствовала молодая зелень, изумрудным ковром покрыв степные просторы. Покачивали головой отцветающие подснежники, радовали глаз синие, красные, белые, желтые цветы, возле небольших водоемов роились несчетные стаи птиц, воздух гудел от шума крыльев, гогота, кряканья, посвиста. Высоко в небе трепетал жаворонок.
– Как я люблю степь! – говорил восторженно Юрий, оглядываясь вокруг. – Когда видишь вокруг себя такой неоглядный простор, то сердце поет от счастья! Кажется, взмахнул бы руками и полетел, как птица!
– Разве можно ее не любить? – удивился Иван. – Я думаю, не найдется ни одного человека, кому бы не пришлась по душе такая красота, такое великолепие!
– Не скажи! Мой друг, новгород-северский князь Святослав, любит леса, а степь ему кажется скучной и унылой.
– Видно, где в каких краях человек вырос, где его родина, те места ему и нравятся, к ним он и прикипел душой, – рассудительно проговорил Иван, а потом насторожился: – Видишь вдали всадников? Уж не половцы ли?
– Какие половцы? Их и след простыл. Мы их загнали далеко за Дон, а некоторые орды откочевали за Железные ворота (в Прикаспий, за Дербент). Такого страха на них нагнали, что они на Руси нос боятся показать!
– Видишь, и народ стал возвращаться в селения. Я уже несколько селищ возрожденных насчитал.
– Но все равно много брошенных. Отец жалуется, что все меньше и меньше поступает дани от земледельцев. Народ так напуган набегами степняков, что не верит в нашу окончательную победу. Думает, что они могут еще вернуться.