Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
– Нет, милорд, - к удивлению мага, канцлер не торопился убраться вон, на что ему так недвусмысленно намекали.
– Позвольте отнять у вас еще немного времени. Я запросил определенные данные у городской стражи, и они полностью подтвердили мои подозрения. За минувшие трое суток в разных частях Ледума были найдены восемь человек, убитых особо жестоким способом. Больше всего это напоминает то, как если бы их разорвал дикий зверь. Трупы, или то, что от них осталось, позволяют установить, что это были молодые мужчины. Разумеется, это не цепь случайных совпадений - случаи определенно связаны между
Лорд Эдвард помрачнел. Естественно, этого следовало ожидать. Естественно, Карл снова должен был начать убивать. Возможно, в глубине души ему и самому отвратительны эти убийства, но иначе он уже не может. Однако нельзя позволить ему делать это в городе. Никто не смеет охотиться на территории Ледума. И какого черта волк выбирает в качестве жертв отдаленно напоминающих его людей? Это случайная прихоть или незамысловатое сообщение о том, что его ждет?
– Надеюсь, это не было предано огласке?
– Конечно же, нет. После Ламиума оборотни - особенно животрепещущая тема. Никому не нужны паника и пересуды о том, как нелюдь оказался в городской черте. Ведь мало кто знает, сколько их тут на самом деле.
Заклинатель невесело усмехнулся. Это правда - оборотней, а по большей части полукровок, в Ледуме было немало. Но эти не убивали - по крайней мере, не так нахально и явно, - не чаще, чем обычные люди. Нужно и изгоям куда-то деваться, и эти всеми отвергнутые создания готовы были есть у него с руки за безопасное небо над головой.
– Однако… Восемь здоровых мужчин, находящихся в самом расцвете сил. Столько жертв за такое короткое время. Очевидно, оборотень долгое время был лишен питания. Как могло случиться такое, что кто-то удерживал волка в заточении столь продолжительный срок?
От ярости правитель едва не заскрежетал зубами. Канцлер что, совсем страх потерял? Впрочем, этому механическому человеку, видимо, чужды любые эмоции. Любой нормальный человек, увидев ночью мертвеца в зеркале, который к тому же пытается его убить, еще прежде умер бы от разрыва сердца. А Винсенту вон - хоть бы что. Он после этого еще полночи состыковывал факты, а потом явился к своему лорду требовать объяснений. В некотором роде это даже восхищало.
– Как смеешь ты задавать мне все эти вопросы, Винсент? Кажется, это твоя работа, выполненная из рук вон плохо. Кажется, это я должен спрашивать у тебя, как же получилось так, что заговорщик, особо опасный государственный преступник, до сих пор гуляет на свободе, угрожает режиму и сеет смерть среди мирного населения?
Лорд Эдвард оглядел комнату, только сейчас заметив, что Альварх исчез. Это одновременно и радовало, и тревожило. Почему-то правителю казалось, что близки времена, когда ему очень понадобилась бы помощь дракона.
– Вы совершенно правы, милорд. Я завершил расследование и закрыл дело, не увидев своими глазами тело фигуранта. Это непростительное упущение. Но, прежде чем я уйду, позвольте мне задать еще один бестактный вопрос. Честный ответ на него поможет мне избежать бесполезной траты времени, размышляя над тем, что уже известно
доподлинно. Для анализа требуется как можно более полная информация. Скажите, должен ли я включать Карла в список подозреваемых по новому заговору или же вы имеете основания полагать, что он непричастен?Некоторое время лорд Эдвард молчал.
– Он непричастен, - сухо ответил он наконец.
– По крайней мере, до сей поры совершенно точно был непричастен. Однако у меня нет сомнений, что он не останется в стороне.
Глава особой службы кивнул.
– Мне всё ясно. Разрешите откланяться.
– Послушай, Винсент… - продолжил заклинатель.
– Я знаю, что может помочь тебе довести до конца это старое дело - и просто поднимет настроение. У меня есть для тебя еще один подарок из прошлого. И помни - мы ищем не просто свихнувшегося от голода оборотня. Мы ищем одного из сильнейших магов Бреонии, обладающего, к тому же, звериной жестокостью и изворотливостью.
Канцлер поклонился и уже собирался уходить, как вдруг взгляд правителя вновь скользнул по его форменному платью. Черт побери! Ведь это не просто грязь. Ткань прожжена, но кое-где на границах остались частицы засохшей крови. Жгучей крови оборотня! Её совсем немного, но ему будет довольно и одной капли. В глазах мага промелькнуло странное задумчивое выражение, не предвещавшее ничего хорошего.
– Постой, - живо окликнул он.
– Оставь мне это.
С этими словами маг почти сорвал с изумленного канцлера сюртук и скоро выпроводил его за дверь.
***
Закончив с утомительным выяснением принципов работы “Камелии”, оказавшихся весьма непростыми, правитель Ледума поднялся из-за стола и молча направился к выходу. Профессор Мелтон торопливо последовал за ним, с нетерпением ожидая момента, когда сможет наконец остаться в одиночестве. Ножевые раны воспоминаний кровоточили особенно сильно после непредвиденной встречи с оборотнем. Смотреть в лицо лорду было невыносимо сегодня, смущение и боль терзали глупое старое сердце, которое, к тому же, не желало подчиняться уговорам здравого смысла и неистово, где-то у самого горла колотилось от страха разоблачения.
– Когда он приходил к вам, профессор?
– вдруг, не оборачиваясь, спокойно осведомился заклинатель.
Хотя в вопросе и не прозвучало имя, Мелтон сделался смертельно бледен, немедленно догадавшись, о ком именно идет речь. Отпираться или разыгрывать непонимание было бессмысленно: откуда-то лорду уже стало известно о недавнем ночном визите Карла. Подсознательно Мелтон безусловно знал, что это произойдет, но разум отказывался верить в неизбежность катастрофы, до этой самой минуты продолжая надеяться на лучшее.
Теперь эти надежды разбились о жесткие, острые края реальности.
– Три дня назад, - чуть слышно ответил старый ученый, чувствуя, что ноги и голова его становятся ватными.
– Почему вы предали меня?
– так же тихо спросил лорд Эдвард.
– Почему вы снова предали меня, когда я простил вам столь многое?
Повисло молчание, пару минут которого Мелтон с пользой употребил на то, чтобы собрать воедино все свои душевные силы и сглотнуть засевший в горле неведомый комок, который всё не хотел растворяться.