Ювелир. Тень Серафима

Чувствуя небывалую горечь, Себастьян развернулся и поплелся обратно к выходу. Что он мог поделать? Помочь Моник невозможно, ничто нельзя изменить. Ноги едва слушались ювелира, когда он ступил на порог. Стражи молчаливо, но неотступно следовали за ним.

В дверях Себастьян застыл, разглядывая сияющие в рассветных лучах цветы сливы. Они были так же прекрасны, так же свежи, как будто ничего и не произошло. Дерево казалось воплощением умиротворения и красоты, в противовес царящему в душе ювелира хаосу. Единственным желанием сейчас было сесть на ступенях и созерцать. Созерцать парящие, плывущие в воздухе невесомые лепестки, похожие на белый дым. Наполняться гармонией и блаженной пустотой, когда созерцающий и созерцаемое сливаются и становятся единым. Когда все посторонние, тревожащие мысли оставлены где-то за пределами разума и тела.

Себастьян поддался этому порыву и некоторое время молча любовался открывшимся видом. Стражи безмолвно стояли у него за спиной, в некотором отдалении, но всё же смертельно близко. Ювелир знал, что они не тронут его, просиди он здесь хоть до следующего появления лорда. Данный им приказ был таков, что сильфу нельзя возвращаться. Если развернуться и попытаться пойти назад, стражи кинутся на него и почти наверняка убьют на месте. Значит, нужно всего лишь покинуть это злосчастное место, неважно с какой скоростью он будет передвигаться. И тогда он останется жив и здоров. Всё просто.

Просто - да не просто.

Что-то мешало ювелиру, будто держало на привязи. Он честно попытался уйти, - но вот незримый поводок оказался натянут, и дальше пути не было. Совсем не было. Слова дракона саркастически звучали в голове, и вот уже первая часть загадки перестала быть таковой. Забери то, что принадлежит тебе - это несомненно означало Моник. Душа возлюбленной, похищенная драконом, должна наконец обрести свободу!

– Прости меня, Моник, - тихо произнес Себастьян, не оборачиваясь. Глаза её были слишком страшны, чтобы смотреть в них - мертвые, бессмысленные и чужие.
– Я сделаю то, что должен. Я знаю, тебе уже не будет больно. Никогда.

Наверняка он будет горько сожалеть об этом позднее. Но в эту секунду выбор, продиктованный представлениями о долге, был сделан. Сомнения, раскаяние… острое, жестокое чувство вины… горькие вопросы и ненависть к самому себе - всё это придет, конечно придет, но после. А сейчас душа его не запятнана и не отравлена никакими деструктивными эмоциями, а значит, пришло время действовать.

Глубоко вздохнув, ювелир открыл заветный кофр и окинул взглядом аккуратные ряды ячеек. Богатой коллекции Серафима мог позавидовать даже опытный маг. Собранные им камни были столь хороши, что даже пассивная работа их приносила множество преимуществ, хотя и не раскрывала в полной мере свойств камней.

Себастьян извлек пять небольших минералов и один за другим вставил их в рабочий медальон.

Первым встал на своё место гелиотроп - отменный образец звездчатого агата, имеющий блеклый луковый цвет с расплывчатыми красноватыми пятнами. За ним последовал бесцветный ахроит - совершенно лишенная окраски разновидность турмалина, встречающаяся чрезвычайно редко. Ювелир не торопился, тщательно закрепляя минералы. И вот уже на своем месте чистый пурпурово-красный гранат, по твердости сопоставимый с благородным рубином, - альмандин. Себастьян флегматично потянулся за следующим камнем, темно-зеленым изумрудом, который при повороте и смене угла зрения менял оттенок от желтоватого до синего. И наконец, последний - великолепный золотисто-зеленый хризоберилл с эффектом кошачьего глаза. Это был вариант с сильно заметной полоской света, расположенной вдоль длинной оси минерала. Радужные переливы камня напоминали оболочку кошачьего глаза, а полоса света - вытянутый кошачий зрачок… Готово. Ювелир с щелчком закрыл крышку.

Именно такое сочетание минералов давало всё, что только необходимо во время боя: быстроту, скрытность, силу и выносливость. Помимо этого камни охлаждали рассудок, улучшали зрение, замедляли действие ядов, а также даровали терпимость к боли и повышенную свертываемость крови, что помогало избежать обильной кровопотери.

Продолжая стоять на месте, Себастьян вытащил шпагу с дагой и аккуратно, выверенно принял боевую стойку. Пламеневидный клинок опасно сверкнул на солнце, а в кинжальных ножнах привычно остались ждать своего часа три метательных ножа. Ювелир был готов к бою, если не морально, то физически.

Лицо Серафима осталось спокойным, когда, совершив обманный маневр, он напал на стоящего по левую сторону стража-мужчину. Похоже, подсознательно ювелир все же избегал встречи с Моник, по крайней мере, пока имелся выбор. Конечно, второй страж также заслуживал сожаления, поскольку и его жизнь имела трагичный конец, и не по своей воле он находился здесь… Но если не отгородиться сейчас от всех чувств, боя могло не получиться.

Движение было совершено с головокружительной стремительностью и силой, - но всё же недостаточными, чтобы вывести из строя хотя бы одного противника. Себастьян был неприятно удивлен, когда стражу удалось частично парировать удар, и тот пришелся вскользь, что совершенно не годилось для боя с существами, не ощущающими усталости или боли. Поединки со стражами обязаны были быть скоротечными: затягивать их не имело смысла, ведь поднятые драконами мертвецы черпали энергию из каких-то неведомых смертным источников. Они могли даже не дышать. Их невозможно измотать или принудить совершить ошибку - и через час движения стражей будут так же быстры и точны, как в самую первую минуту боя.

Моник и при жизни была хорошим бойцом - именно она начала обучение Себастьяна профессиональному владению оружием. Но теперь от её индивидуального стиля не осталось и следа: все стражи дрались одинаково: расчетливо и бесстрастно. По мнению Себастьяна, так холодно должны были владеть оружием математики, когда каждый удар - лишь выбор наиболее оптимального решения из множества возможных вариантов. Это была успешная, хотя и довольно предсказуемая техника, и ювелиру в ней отчаянно не хватало полета. Душа его искала в клинке нечто большее, чем просто средство красивого умерщвления плоти.

Царящая вокруг тишина наполнилась непрерывным пением металла. Казалось, клинки непрестанно сталкиваются друг с другом, рождая чистый протяжный звон. Окажись свидетелем этого невероятного поединка случайный человек, он и задним числом не сумел бы восстановить длинную цепочку событий. Танцующие смертельный танец фигуры просто расплывались бы перед глазами, а движения мечей выглядели бы серебряными линиями, сверкающими в воздухе, стальными нитями, сплетающимися в острый клубок. Лишь изредка в сияющее чудо втекала алая струйка крови, увлекаемая инерцией движущегося меча.

Однако Себастьян очевидно проигрывал в этой непростой схватке, всё глубже отступая внутрь комнаты. Численное преимущество и моральное состояние ювелира играло на руку врагам. Стражи теснили его в угол, грамотно отрезая пути к бегству и ограничивая возможности для маневра. Держать их на одной линии и сражаться только с одним противником не удавалось, как и пробиться к более выгодной позиции - лестнице.

Ювелир чертыхнулся, постепенно начиная выходить из себя. Всё же нельзя было вступать в бой с подобным настроем. Он прямо-таки чувствует собственную неуверенность! Она так осязаема и зрима, что её можно резать ножом. Это плачевно. Как можно победить, не веря в самую возможность победы? Вопрос риторический, ибо ответ очевиден.

Меж тем, никогда прежде его не подводил клинок. Пластичная, текущая манера ведения боя ювелира погубила не одного хорошего бойца, включая и стражей. В отличие от многих профессионалов, неизменно использовавших излюбленные стили, Серафим предпочитал комбинировать различные изученные им техники, приемы и двигательные принципы. Не останавливаясь на достигнутом, он совершенствовался, неустанно совершенствовался, с удовольствием оттачивая своё мастерство. Неуемная натура сильфа требовала зрелищности и артистизма, поэтому в проводимых им схватках было много акробатики и оригинальных трюков, неизменно застающих противников врасплох. И если стражи, к примеру, всегда двигались по классическим треугольным траекториям, Себастьян выбирал необычные тактики, используя специфичную систему скоростных передвижений. Всё это в целом делало манеру ювелира непредсказуемой и гибкой, что неизменно обеспечивало успех.