Ювелир. Тень Серафима
Шрифт:
Услышав последние слова, Луцилла поднялась на ноги и кивнула, выражая понимание возложенной на неё задачи и готовность не мешкая приступить к действию.
Впереди правительницу ждала долгая и тяжелая работа по переустройству города и взятию кардинально нового политического курса. Как капитан корабля, попавшего в бурю, Луцилла должна была удержать рвущийся штурвал, принуждая судно совершить резкий разворот и двигаться в практически обратном направлении.
Рука её была достаточно тверда для этого.
***
Едва вернувшись во дворец в Ледуме, лорд Эдвард почувствовал присутствие чужака. Минувшая длинная ночь утомила правителя, и он хотел бы немного восстановить силы. Однако наличие постороннего в его Северной спальне, предназначенной
– Ничего не меняется в Ледуме, - чуть укоризненно раздалось в спальне, едва маг переступил порог.
– Те же дожди, те же сырые холодные ветры… И ты всё так же гнусно развлекаешься, Эдвард.
Голос звучал словно бы отовсюду, и истинный источник его сложно было определить. Он накрывал с головою, как большая волна накрывает пловца - и тянет на дно обмякшее тело.
– Никто не говорил тебе, что твои забавы, мягко говоря, бесчеловечны?
– Голос с легкостью мог принадлежать ребенку, но в то же время слова и манера речи были чересчур серьезны даже для взрослого.
– Или правитель Ледума перестал относить себя к смертным? Люди, люди… Достаточно какой-то пары-тройки сотен лет жизни, как вас уже поражает гордыня… впрочем, в твоем случае, она поразила плод еще в утробе матери. Однако твой азарт завораживает меня, как движения умелого факира завораживают кобру. С какой легкостью лорд покидает город, почти на десять часов оставив его без защиты! Дерзкий план, но вполне в твоем духе. Это совершенно безрассудно - и бесподобно.
– Какого черта тебе нужно?
Правитель плотно закрыл за собой дверь, с растущим раздражением оглядывая комнату. Интерьер спальни, как и всего Северного крыла его дворца, был решен с использованием разнообразных оттенков белого цвета и небольшими вкраплениями голубого и серого. Более изысканного сочетания цветов, подчеркивающего благородство, утонченность и высокое положение владельца, просто не существовало. Идеально-белое пространство играло и переливалось самыми различными нюансами: от оттенка натурального хлопка и снега до цвета слоновой кости и сливок. Редкие цветные детали резко выделялись на общем нейтральном фоне, и особенное значение приобретала игра света, в зависимости от которого интерьер становился теплым или холодным.
Комната казалась пустой. Не сразу лорд Эдвард перевел взгляд на расположенное в уютном углублении алькова ложе. От посторонних глаз его укрывала специальная ширма, сотканная словно бы из тонкого ломкого льда.
За ширмой смеялись. Смех был похож на прозрачный звон колокольцев, плывущий в раскаленном полуденном небе.
– Выражаться так надменно и грубо способен только истинный аристократ, - неторопливо отозвался неизвестный, перекатывая слова на языке, словно они были сварены из карамели, - тягучей, густой и приторно сладкой.
– Но не лучше ли тщательнее подбирать обороты, дабы не оказаться понятым неверно? Не расстраивай меня понапрасну, Эдвард. Разве это рассчитывал я услышать, не видя тебя почти двадцать лет? Или ты и в самом деле не рад визиту?
– Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, - маг несколько сбавил тон, угадав в последних словах гостя укор, мягкий, как прикосновение кошачьей лапки. Обманчиво мягкий.
– Что касается моего отсутствия, я счел вероятность нападения извне или каких-то опасных событий внутри города, ничтожно малой чтобы принимать её в расчет… Так зачем ты здесь?
– Ответ на этот вопрос также известен нам обоим, - остро парировал пришелец, продолжая улыбаться - так ласково, так сладко, как если только что перерезал кому-то горло. И получил от этого удовольствие.
– Я сам иногда пугаюсь нашему с тобой всезнанию, Эдвард. Не следует ли иногда забыть о нем, оставить себе возможность для удивления? Сладостное чувство, когда всё бывает впервые… Но нет - ты слишком прямолинеен, чтобы притворяться, не так ли? И слишком азартен в игре. Скажи мне, мой проницательный лорд, как
– Не равняй меня с Домиником, этим глупцом, - сухо отрезал правитель.
– Я создал Ледум, в том виде, в каком он существует теперь. Я вылепил его из глины безвременья и придал чеканные формы будущего. Каждый вдох этого города происходит с моего ведома и дозволения. Ничто здесь не может остаться сокрытым. Ничто.
– Вот как? Значит, это с твоего разрешения был убит твой сын?
– Снова смех. Оскорбительный, невыносимый смех, впивающийся в разум сотнями раскаленных добела иголочек, сотнями сияющих осколков горного хрусталя.
– Или думаешь, раз ты обеспечил тотальное слежение за подданными, те в благодарность не захотят тебя предать?
– Ни то, ни другое, - угрюмо процедил лорд. Он хотел было сказать что-то еще, но удержался и только плотно сжал губы, демонстративно отвернувшись от гостя.
– Ну хорошо, Эдвард, - примиряюще протянул тот.
– Я вижу, ты утомлен и не настроен на беседу. Это я виноват - выбрал не лучшее время для визита. Тебе действительно лучше отдохнуть, набраться сил перед новым днем. Я вижу, он будет нелегким и столь темным, как ночь… мы даже не заметим его прихода. Нити судьбы сплетаются в причудливые и страшные узоры.
– Не нужно пугать меня туманными пророчествами, Альварх, - с досадой поморщился правитель.
– Я готов выполнять обязательства, но избавь меня от этих игр. Должно быть, ты скучаешь, очнувшись ото сна. Если пожелаешь, я…
– Всё в порядке, - кротко оборвал гость, и лорд Эдвард осекся, едва не прикусив язык.
– Поверь, я найду, чем заняться, дитя. Но игра будет продолжаться. Игра будет продолжаться, пока существует этот смешной мир.
Названный Альвархом соскользнул с высокой кровати на пол и наконец-то вышел из-за ширмы. На вид ему казалось не более пятнадцати лет: кожа его была нежна, как бархат, а губы свежи, как лепестки утренних роз. Особо чувствительные особы при виде этакой неземной чистоты и совершенства даже расплакались бы от умиления. Мальчик был белокур и очарователен, словно нежный ангел. И только в темном меде глаз зловеще шевелились сразу три зернышка зрачков.
Глава 18
Если в Ледуме давно уже не осталось табуированных тем, а традиции и церемониальный этикет сохранились лишь в среде аристократов, да и то - в значительно облегченном для исполнения варианте, то в Аманите каждое событие в жизни человека, от момента рождения и до самой смерти, строжайшим образом контролировалось различными правилами и предписаниями. По большей части, их диктовала Церковь, а также законы светской общественной морали. Регламентировалось всё: поведение в обществе и в семье, жизненные сценарии, даже цвета одежды, ношение которых дозволялось в зависимости от статуса и положения. Нарушение же формальностей неминуемо каралось, в зависимости от тяжести проступка - от всеобщего порицания до публичной смертной казни.
Лорд Октавин был молод, и косность этих правил в значительной степени удручала его. Однако в то же время он понимал, что соблюдение их держит общество в порядке и делает его более управляемым, хотя и медлительным. И уж конечно, открыто выступать против древних, устоявшихся веками законов не стоило, по крайней мере, сейчас, когда власть его так непродолжительна. Один человек не может сломать систему, будь он даже правителем города. Всякое действие рождает противодействие, и люди обязательно будут сопротивляться новшествам, даже если те облегчают и упрощают им жизнь.