Ювенилия Дюбуа

Всё слежу,

но не думаю,

но живу,

каждый раз

умирая.

Иду в ванную комнату. Зеркало смотрится в зеркало. Нельзя. Лучше не пытаться быть собой. Есть, знаете, такая особенность у людей — ловить скуку. В основном этим страдают дети. Взрослые разбаловали их вниманием, поэтому, когда те остаются наедине — их начинает одолевать гнетущее чувство.

Кризис самоидентификации, помноженный на самовнушенную пустоту, создаёт приблизительно похожее чувство, как и у избалованных детей. Кажется невыносимым находиться наедине с собой, особенно когда так плохо. Но и чьё-то общество неспособно решить проблему.

Возникают мысли о более радикальных решениях из сложившейся ситуации, но врождённое чувство воспевать жизнь куда выше, поэтому остаётся одно: изучать собственное страдание, наблюдая за ссохшимся телом и таким же разумом.

Очень хорошо мою ванну с порошком. Затыкаю слив резиновой пробкой. Открываю горячий напор воды. Из-под дивана достаю бутылку крепкого.

Прошу читателя понять простую вещь. Тогда всякий виски пился действительно не по причине вкусовых особенностей, а из желания придать себе картинного веса. Скрывать такую смехотворность глупо, ещё бы. Каждый глоток отдаётся в горле болью и тошнотой. Содержимое желудка хочет обратиться рвотой, обжигающей слизью, но глотательный рефлекс срабатывает уверенно и надёжно.

Капкан делает «щёлк!»

Вообще, смотреть на себя со стороны — это ведь не столько художественный приём, сколько синдром, который обозвали «деперсонализация». Я не знаю такого слова и понятия, но сейчас, будучи «паршивой овцой», действительно наблюдаю за своими поступками со стороны, не чувствуя единства.

Осуществляемые манипуляции, заставляющие делать себе плохо — выглядят смешно. Даже тогда из-за «угла» я лицезрел смехотворность собственного поведения, продолжая врать, потому как другой я хотел этого!

Личность, отдававшая отчёт своим поступкам, оказалась не у руля. Она как раз находилась в состоянии озвученной «деперсонализации». Честное слово. Обиженный же на весь мир подросток (который ещё и выбрал себе самый романтичный штампованный образ) встал во главе тела, почувствовав свободу к безнаказанным действиям.

Когда же станет слишком поздно что-либо исправлять, ребёнок бросит осквернённое тело, оставив жить с последствиями свою постаревшую копию, до этого с ужасом наблюдающую за апокалипсисом. Виноваты в такой ситуации оба.

В полном раздрае забираюсь в наполненную ванну. Горячая вода ужасно обжигает ягодицы и гениталии. Спина покрывается мурашками, которые начинают чесаться. Дыхание становится тяжелым. Взгляд заворожено смотрит в одну обусловленную точку.

По ту сторону реальности (дверь в данном случае играет роль границы) слышится возня. Домой вернулась мама. Ещё слышится голос сестры. Чья-то рука стучится.

«Простите, я не могу впустить вас помыть руки, сейчас тут происходит чёрте что!»

Жду, когда вода немного остынет, чтобы можно было нырнуть с головой. Самое время познать тишину другого толка.

Незабываемое чувство быть с закрытыми глазами под водой. Тело… да что оно значит сейчас? Это момент, где для разума перестала существовать действительность. Но в то же время, я не смог бы с уверенностью сказать, что нахожусь в собственной голове. Некая среда временного пребывания стала третьей платформой с отсутствием внешних и внутренних проблем.

Даже при желании не получилось бы задуматься о чём-то плохом или хорошем. Лёгкие медленно выпускают оставшийся кислород из своих пылесборных тонких стенок. Попытка представить собственное лицо ничем не заканчивается, оно никак не хочет отпечатываться, скрываясь в теле. Оно поджидает на поверхности. Долго ли я смогу прятаться? Разумеется, нет. Воздух на исходе. Ещё немного, и случится лёгкий приступ паники. Нужно всплывать, но только… чтобы, отдышавшись, вновь погрузиться в потерянное пространство.

Знаете ли вы, почему среди творческих людей, да и среди тех, кто позволяет себе такую роскошь как «думать», очень много злоупотребляющих? И наименование употребляемого не играет здесь роли.

Главный тезис в таких историях — причиняемый вред. На мой взгляд, основная причина кроется в парадоксальной невозможности сознания ужиться с математически расчётливым мозгом. Две стороны одной медали.

Сознание старается отогнать мысли о смерти. Из-за чего, собственно, родилось много легенд, культов, внеземной жизни и так далее. Но мозг, являясь процессором, подчиняется выведенным, бог знает кем, формулам, от чего его конструктивность (и наше мнимое открытие математики) является неоспоримой и непоколебимой. То есть, внутреннее устройство «физического» процесса мышления невозможно улучшить, по крайней мере, самому примату.

Всё бы ничего, только вот сознание позволяет себе много фривольностей, из-за которых впоследствии мы и страдаем. Оно задаёт много вопросов, параллельно озвучивая много правды мозгу, который до капризности нуждается в конкретике. И когда «программа» сталкивается с такой пошлостью, как мысль о смерти, мозг как бы подвисает.

Не в состоянии решить задачу, «желейный» начинает сбоить, причём делает это с присущей математической точностью, только на сей раз применяя абсурдные решения, зачастую расположенные, как бы в отражении.

Проще говоря: страх смерти и невозможность познать такое явление, заставляют человека заниматься саморазрушением, ища ответ в косвенно схожих вещах. Такие они (на уровне ассоциаций) и являются ложными, но мозгу не прикажешь. Я легко могу ошибаться, это ведь просто догадка подростка, но я свято верю в собственную выдумку, потому как она — моя.

Как бы хорошо ни было под водой, а стоит возвращаться к реальности. Пока ополаскиваюсь, думаю о том, что самое время брать свою жизнь в руки. Да. Точно. Самое время взяться за себя. Мы ненароком выяснили, что я просто боюсь жизни. И теперь, когда есть знание — есть и приблизительный путь, способный вывести, если и не к полному решению проблемы, то хотя бы к подсказке, которая станет отправной точкой к чему-то большему, чем дешевое самолюбование наигранной жертвенностью.

Сестра надолго не задержалась, ретировавшись к подруге с ночёвкой. Комната в распоряжении диковатого брата. Я ни на что не намекаю, но оставаться одному мне очень нравится.

В 21:00 желаю родителям добрых снов. Закрываюсь в пустой спальне. Выключаю свет. Спать, разумеется, никто не собирается.

Из тайника достаётся бутылка, только уже не крепкого, а красного. Вино мне действительно нравится. По крайней мере, из всех алкогольных напитков, вино умудрилось удержать свои характеристики в усреднённых значениях, благодаря чему им можно напиться со вкусом без рвотных позывов.

Я точно знаю, никто не посмеет войти в комнату, поэтому смело раздеваюсь. Тело устаёт от одежды. Тело человека всегда устаёт.

Первый этап принятия состоит из «быстрого старта». На одном дыхании осушаю треть объёма, как бы сразу набирая нужный градус для дальнейшего предполагаемого транса. Сегодняшняя ночь будет посвящена просвещению.

За кадром, в неупомянутое на бумаге время, я успел подготовиться. Вот перечень инструментария: набор дешевых акриловых красок, плоская дощечка для смешения сложных цветов, одна кисть, стакан воды и холст.