Ювенилия Дюбуа

Словно чужие голоса в голове, наперебой выкрикивающие набор букв с разной тональностью. Стоны любви. Крики обид. Волны ненависти.

Моя (может и надуманная) эмпатия никогда не спит. Я постоянно думаю о людях. Смотрю на лица прохожих, и в каждой морщинке вижу боль и непонимание. Хотя скорее да, больше растерянность из-за времени. Как оно так пролетело?

Все эти мы оплакиваем себя, стараясь забыться. Кто мы без выдуманных правил и мнимых проблем? Моя мама сказала бы, что человек без правил станет животным, но не таким чистым, как настоящая природная фауна. Они-то существуют по законам природы, не отклоняясь от инстинктов, но люди, вот они-то, то есть, мы-то и превратимся без правил во что-то ужасающе разрушающее. Я не согласен.

Разумеется, если бы так случилось, что после правил пришла полная анархия, то первое десятилетие безумцы и моральные калеки наслаждались бы свободой, а затем сформировавшиеся общины начали бы вводить новые правила. Тогда стоп.

Другой путь.

Если бы человек не стал создавать общин, то последующие поколения начали бы терять общепринятый облик. А если ещё и воспитанные грамотные люди отказались от нравоучения потомства, то да, мы бы потихоньку вернули земле-матушке равновесие. Избавились бы от сознания, как от воспалённого аппендицита, став, наконец, теми, кем и должны были оставаться. Мне думается, именно так бы всё и произошло, но вот мысль о том, что мы уничтожили друг друга — нет. Потому как уничтожаем мы ближних уже сейчас, будучи цивилизованными людьми с правилами.

Мы уничтожаем их чувства собственными обидами. Нас уничтожает машина бюрократии законами, которые не всегда могут грамотно ответить на частные вопросы. Нас уничтожает тяга к удовольствию, где мозг, словно помешанный, постоянно пытается обойти сложности, не вспотев. Сама природа запрограммирована убивать нас. Так задумано.

Настоящий «я» чувствует тотальную нейтральность. Я могу говорить, что мне нравится тот или иной сорт вина. Цвет. Запах. Форма женского тела или конкретная форма общения.

Тысяча оценочных моментов, где я постоянно делаю выбор — всего лишь притворство, которое каждый раз с надрывом выдавливается из меня. Какая-то внутренняя часть меня действительно боится принимать правду, поэтому изо дня в день я ищу любимую музыку, писателей, знакомых. Постоянно пытаюсь найти новые блюда, которые стали бы моими любимыми. Я слушаю много шуток, чтобы какая-то рассмешила до панической атаки. Я живу человеком, но моё сознание, мой храм, в котором я молюсь (пока никто не видит) постоянно молчаливо напоминает мне, кто я есть.

Мой главный порок в этой жизни не допинги, не телесное помешательство, не десять заповедей бога, которые я могу нарушить или уже нарушал. И даже не мои, порою, очень страшные мысли, которые бывают преступны и аморальны. Мой главный порок — безразличие к предоставленному дару.

Кто-то из вас обязательно узрит в заключении фальшь или элементарные зачатки усталости вперемешку с депрессивными эпизодами. Кто-то же начнёт ссылаться на мой юный возраст, и что я просто драматизирую. Конечно, если приставить к моей голове пистолет — я буду дрожать, бояться. Возможно, я даже вспомню молитву и начну рьяно нашептывать её. А если заболею чем-то смертельным, то буду до самого конца сожалеть о потере материального.

Дайте мне просто так мешок денег, и я на ваших глазах обрадуюсь, потому как откроются возможности. Или, скажем, если мои родные проживут до ста лет, я точно буду благодарить, как и многие из вас, судьбу за её доброту. Но что же во всём этом будет внутри меня? Почему зародыш останется без впечатления? Почему его беспристрастие расстроит, когда я посмотрю на его лицо в кромешной тьме?

Я очень хочу, чтобы скептический зритель оказался прав. Я хочу проснуться в один из обычных дней и понять, что я люблю эту жизнь; что я хочу искренне смеяться. Искренне желать продвижения по службе. Искренне мечтать о бессмертии для всех достойных людей. Искренне… быть. Возможно, так оно и будет. И я забуду о себе вот таком, какой я сейчас. Тот человек уйдёт, оставив тело моё и дух в радости и покое. Всё это покажет время, но сейчас я искренне улыбаюсь только тому, что жизнь не длится вечно. И эта конечность меня успокаивает, только иногда пугая загробным продолжением.

Сейчас я иду по самым людным улицами и ухмыляюсь. Да. Ироничная лёгкая улыбочка, никто и не заметит. Все эти попытки объяснить себя — смешны. Но почему? Может виною тому исключительное сосредоточение на темах, которые кажутся чем-то выходящими за норму поведения, но разве сама норма не говорит о коллективном безумии? Каждый раз я буду заходить в тупик, ведь каждая дорога только и ведёт к этому самому тупику.

Что же остаётся? Что я получил, проделав такой долгий путь в надежде объясниться? Целая череда предложений — одна лишь маленькая неуклюжая попытка, но что я получил?! Я спрашиваю.

Сказать «облегчение» — значит соврать. Лишний раз напомнить себе «кто ты?» — уже ближе к условной правде. Моя бесконечность. Мой век. Моё истерзанное тело. Моя душа.

Кто во всей этой нескладной истории «вы» и эти постыдные воспоминания? Можно без преувеличения сказать, я набрался наглости сделать вас соучастниками.

Я хотел. Даже точнее: я желал, чтобы вы вскрыли собственный замок, посмотрев на себя теми самыми незаспанными глазами, которые поначалу ужаснулись собственному отражению, и только со временем научились бы чуть более снисходительно относиться к естественному уродству. Не пытайтесь сказать мне, будто вы не такие. Не врите хотя бы себе.

Опыт познания реальности — тот самый аргумент, позволяющий мне со всей наглостью тянуть вас за собой. Простите, но вы люди. А даже те единицы, которые умудрились не запятнать себя поисками, вы ещё страшнее нас, вечно неспокойно ищущих ответы. Статуи, которых выковал «неизвестный» для декора богатых господ.

Грязный асфальт под ногами. Сотни и тысячи оттенков разной ткани. Формы обуви отличаются. Причёски. Шапки. Кепки. Разные походки. Где-то идут парами. Где-то толпой, что и не сосчитать… Да. И шум. Постоянные комбинации.

Вот в голову влетают звуки деревянного соловья. Отдельные слова с обсуждениями. Проблемы. Новинки моды. Пятничные планы. Смешки. Нескрываемая агрессия. Вопросы.

Поворот направо приносит долгий светофор. Мы ждём, когда же можно будет перейти в другую параллель. Девушка на другой стороне будто бы с интересом посмотрела в мою сторону, но затем пропала. Толпа съедает её. Мы все идём. Глазами ищу лицо, но тщетно. Кофе по скидке после четырех дня или вечера?

Гнилостный запах у люков. Калеки попрошайничают на узком проходе, с хитрецой посматривая прямо в глаза. Задумчивые листья скользят по ветру, попадая прямо в объектив. И каждый здесь чувствует себя особенным. Да. Это правда, но это ложь. Не сложно вот так сорваться с урбанистической мантры.

Редкие деревья. Они успели покрыться той самой безжизненной коркой для сна. Падающие люди где-то рядом, от переизбытка внутренних страданий. Счастливые дети. Школьники. Влюблённые подростки, которые пока сами стесняются первых чувств после жаркого и беззаботного лета. Деловые маленькие собачки. Постоянная рекламная пауза, что вызывает мигрень, а у некоторых и душевную эпилепсию. Допустим меня… осталось только вспомнить, кто этот «меня». А, нет, пока помню. Безразличие вокруг съедает. Но если и есть кому-то дело, то это тоже своего рода перекус. Пищевая цепочка, как любое другое понятие всегда пронизывает насквозь аспекты существования. Вот да, ещё одна тема, на которой можно сфокусироваться.