Ювента

– Хех – усмехнулся сосед, приняв слова Мака за шутку. – А мы, представляешь, только перед самым ужином закончили с ними эти наши мини-мероприятия. Я и не думал, что дети смогут столько высидеть. Хотя под конец мы уже просто общались, но даже это было здорово…

– Да-да, молодцы. Поздравляю. Очень интересно… – буркнул Мак, потирая слипшиеся глаза. – Я чё – реально ужин пропустил?

– Да. А тебя разве Зоря не будила?

– Как видишь – грубо ответил Макар, хоть и понимал, что в сложившейся ситуации он всецело виноват сам.

– Так ты еще можешь успеть в столовую. Ваш отряд не пришел еще.

Ничего не отвечая, Макар залез в сланцы и покинул вожатскую, не желая еще раз наблюдать за тем, как Валера воркует со своими муравьями. Оказалось, что седьмой отряд действительно еще не вернулся в корпус, однако и бежать в столовую, чтобы наскоро набить живот, вожатый не имел никакого желания.

Глаз Мака зацепился за кипу рисунков, разложенных на столе для поделок. Подойдя поближе, он различил цветные образы зданий, фигуры пионеров и их вожатых. Рисунки были разной степени качества – от аккуратных и красивых, до нелепых и кривых. Пионеры изображали в основном себя и свой отряд, но разглядев почти каждый рисунок, Макар понял, что ни на одном из них не присутствует его собственная персона. Зоря красовалась почти на каждом листе изрисованной бумаги, а вот ее напарника, казалось, словно и не существовало в природе.

Но почему?

Макар терпеть не мог это идиотское чувство обиды, которое сейчас принялось заполнять его сонную голову. Ему было откровенно плевать на детей и Зорю, “Ювенту” и всё, что связано с этим лагерем. Какая вообще разница, намалевал ли Макара кто-то из пионеров на своих рисунках, или нет? Тем более это должно было быть неважно для человека, который ежедневно хотел уехать из лагеря, желая навсегда забыть это треклятое место.

Но тогда с какой стати ему было так обидно? С чего вдруг? Ответов на возникшие у вожатого вопросы не находилось, а подыскивать мозгоправа для этого дела было как-то не с руки.

“И чё мне с этим делать?” – вертелся неуютный вопрос в мыслях у Мака. – “Этого мне еще не хватало… Идиот ты вонючий, Макар. Ты ж и так весь, как на иголках. А тут нашел из-за чего париться. Не страдай херней – яйца в кулак и будь мужиком!”.

Однако, несмотря на все внутренние мудрые и здравые рассуждения, его рука сама потянулась сначала к одному из фломастеров, брошенных на столе, а затем и к ближайшему рисунку, на котором не нашлось место Макару. За несколько секунд он нацарапал на бумаге свое кривое изображение, состоящее их кружочка и палочек, после чего демонстративно прилепил “исправленный” рисунок в отрядный уголок, на который пристально смотрел еще несколько секунд. Потом, не совсем удовлетворенный результатом, вожатый решил дописать над рисованным уродцем еще и свое имя, чтобы спутать его с кем-то другим было уже невозможно.

Зачем всё это было сделано, Макару и самому было не ясно. Но чем бы сейчас не руководствовался его мозг, сделал он это спонтанно и совсем неосознанно, от чего вожатому становилось не по себе.

– По комнатам! – донесся звучный голос Зори из предбанника, за которым послышались и шумные звуки шагов пионеров. – Обувь ставим сушиться. Дождевики, зонтики – всё оставляем в коридоре. Полчаса передышки, а потом готовимся смотреть фильм!

Оба вожатых столкнулись лицом к лицу прямо в коридоре. Вид у Макара был враждебный, что подтвердил и вопрос Зори:

– Проснулся уже? Сорян – я тебя хотела разбудить, но не смогла. Ты только отвернулся на другой бок и опять заснул.

– Не суть – буркнул Мак, который не особо верил в историю своей напарницы. – Вы собрались фильм смотреть?

– Да, у меня на ноуте есть несколько мультиков. Сами выберут, что захотят.

– Ясно – безучастно ответил Мак и более не стал докучать напарнице.

Снова вожатская. Снова сон.

И снова дождь, уютно выстукивающий свою колыбельную.

Его дрёма была тревожной, а картина нечеткой и обрывчатой. Макар и не спал толком – он слышал всё, что происходило вокруг, и одновременно не слышал ничего.

Мир превратился в обычную декорацию.

Реальность перестала быть собой, но обратилась в череду наспех измалеванных страниц. Это были рисунки, ни на одном из которых не было Макара.

“Я умер?” – спросил бредовый голос в голове.

Он очнулся.

В комнате было темно, лишь из крохотной щели под дверью была видна прожилка теплого света, сочившегося из коридора. Мак сел на кровати и еще какое-то время не спешил покидать вожатскую. В голове всё вертелся этот дурацкий сон.

Или он и вовсе не спал, а просто копался в своих мыслях? С ним это случалось довольно часто… Может быть и этот случай был одним из таких?

Из-за двери разносился топот и шум. Макар решился покинуть свою темницу и выйти наружу, чтобы показаться своим питомцам, которые наверняка уже и забыли о его существовании.

Коридор был пуст и только из женской вожатской тянулась очередь из двух отрядов, восьмого и седьмого. По всей видимости, сейчас как раз шла раздача второго ужина, а это значило, что не за горами уже был огонек и сонный час. В животе у Мака урчало – у него появилось желание самому встать в очередь и выклянчить свою порцию ужина, чтобы хоть как-то утолить грызущий его голод. Разумеется, эту мысль пришлось отогнать, в надежде на то, что кто-то из пионеров сам откажется от своей порции и Мак с чистой совестью сможет присвоить ее себе.

“И почему так гадко?” – проскочила подлая мысль в голове вожатого.

Макар искренне не понимал, что с ним происходит. А когда он чего-то не понимал, то его чувства стекались в банальное раздражение и злобу. В данном случае – злобу на самого себя, что было еще более абсурдно, ведь пока что всё шло по его изначально задуманному плану.

Мак, спустя всего несколько дней, смог почти полностью абстрагироваться от отряда и своей напарницы. Зоря, как казалось со стороны, уже бросила все попытки наладить с Макаром хоть какой-то внятный контакт, о чём говорило ее безразличное с ним общение, нежелание будить напарника на ужин, и, не посовещавшись, строить планы отрядного досуга. Акция эта могла быть временной, но и прогресс, которого достиг Мак, учитывая Зорину доставучесть, был на лицо. Оставалось приложить еще немного усилий, а точнее – бездействия с его стороны, и вскоре он совсем перестанет представлять для Зори хоть какой-то интерес в роли хорошего напарника.

Сами дети тоже перестали воспринимать Мака, как вожатого. С каждым днем пионеры всё меньше обращались к нему с вопросами, предпочитая задавать их отзывчивой Зарине. Помимо прочего, дети почти перестали стучаться в его комнату и вообще старались не попадаться Макару на глаза. Сегодняшняя неаккуратно спровоцированная трепка стала, скорее, исключением, а сами дети почти что случайно угодили под горячую руку Макара, когда им стоило хоть ненамного забыться.

Всё шло, как надо, и у Макара уже почти были развязаны руки. Теперь он мог спокойно посвятить себя тому, ради чего он и приехал в “Ювенту” – переждать время и успеть найти работу. В общем и целом, картина пока что складывалась довольно комфортная.

“Тогда какого хера мне так гадко?!” – думалось Макару, пока он, как дурак, стоял в коридоре и смотрел на уменьшающуюся очередь в вожатскую. Дети из обоих отрядов постепенно расходились по комнатам, неся в руках шоколад, сок и печенье. Живот Мака при виде еды заскулил сильнее прежнего.

Вожатый решил умыться, чтобы хоть немного взбодрить только что проснувшийся мозг и привести себя в чувства. Во время этого Мак продолжал гонять мысли и искать оправдания для своего состояния. Это привело его к выводу, что трезвый образ жизни, чувство неопределенности, постоянное напряжение и стресс, от которого он уже успел отвыкнуть, вызвали у вожатого застой как физический, так и, черт побери, ментальный. Жизнь круто поменялась, и сейчас ему нужно было лишь следовать намеченному курсу и привыкнуть к этим вынужденным переменам. Ничего более…